– Не это ли и есть евреи?
В Линце евреи выглядели совершенно иначе.
Я стал внимательно оглядывать этого человека и чем больше я его осматривал, тем больше убеждался, что он ни в коем случае не может быть германцем.
Как всегда в таких случаях я старался рассеять свои сомнения при помощи книг. Впервые в жизни в мои руки попали антисемитские брошюры. К сожалению, они не разъяснили мне сущности еврейского вопроса, т.к. были рассчитаны на совершенно невежественного читателя и базировались на нелепейших утверждениях.
Еврейский вопрос снова встал предо мной во всей грандиозности и я, мучимый опасениями впасть в ошибку, снова стал «искать».
Я, однако, уже не сомневался, что тайна кроется не в религиозной, а в чисто расовой розни.
С тех пор, как я стал увлекаться еврейским вопросом, Вена встала предо мной в совершенно ином освещении.
Всюду, куда бы я ни шел, я неизменно наталкивался на евреев и чем больше я их наблюдал, тем больше они поражали меня своим отличием от других людей.
Вся внутренняя часть города и районы, расположенные к северу от Дунайского канала, были населены людьми, не имевшими ничего общего с германцами.
В то время, как я ломал себе голову над вопросом – что же именно представляют собой эти люди – началось движение, отклики которого громко раздались и в Вене. Это был сионизм, выявляющий национальный характер еврейства.
С внешней стороны казалось, что идеи сионизма разделялись далеко не всеми евреями и что большая часть евреев осуждала, а то и прямо отвергала принципы этого движения.
Но посторонний наблюдатель, желавший близко ознакомиться с этой проблемой, мог только запутаться в тумане теорий лживых и нарочно измышленных для «чужого».
Так, например, «евреи либералы» осуждали сионистов за «непрактичность» их доктрины, которая по их мнению могла со временем оказаться даже «опасной» для всего еврейства.
Но внутренняя связь между всеми этими группами оставалась по-прежнему крепкой.
Приглядываясь к разногласию между сионистами и либералами, я вскоре убедился в том, что это только фикция.
Когда я уже узнал о работе, которую ведут евреи в прессе, в искусстве и в литературе – иудаизм получил в моих глазах совершенно определенную окраску.
Нужно было только взглянуть на афиши театров и кинематографов, на которых стояли имена авторов разлагающих общество драм и трагедий, чтобы проникнуться антипатией к евреям.
Духовная зараза, которую они распространяли, была хуже чумы.
Я стал внимательно просматривать иностранные газеты. Либеральные тенденции в прессе приняли для меня теперь тоже новое освещение.
Спокойный сдержанный тон при ответах на нападки, а то и полное игнорирование их, казались мне теперь просто хитроумным трюком.
Блестящие театральные критики расхваливали авторов-евреев и, наоборот, резко осуждали авторов-германцев.
Шпильки в адрес кайзера Вильгельма и восхваления французской культуры еще больше настраивали меня против прессы, находившейся под влиянием евреев.
Теперь, когда я узнал, что евреи являются вдохновителями социал-демократической партии, моя длительная духовная борьба закончилась. Завеса спала с моих глаз.
В конце-концов я убедился в том, что социал-демократическая пресса находится всецело в руках евреев.
Более того, – я убедился в том, что вообще ни одна газета, к которой имели какое-нибудь отношение евреи, не могла называться действительно националистической в том смысле, в каком я привык понимать.
Что же касается чисто марксистской прессы, то в ней все, начиная с редакторов и кончая самыми младшими сотрудниками были евреи.
Авторы всех социал-демократических брошюр были евреями. Статьи социал-демократических газет почти всегда имели подписи журналистов-евреев.
Чем больше я заинтересовывался в деятельности еврейства, тем больше убеждался в том, что не ошибаюсь.
Евреи доминировали в рейхсрате, в рабочих союзах, председательствовали в различных организациях, выступали уличными агитаторами.
Все это в конце-концов убедило меня в том, что евреи никогда не будут немцами.
И привело меня к мысли, что они являются элементом, разлагающим нашу нацию.
Чем более интересовался я евреями, тем более узнавал их особенности.
Так, например, в диспутах они всегда полагались на глупость оппонентов, а если этот способ терпел неудачу, они сами прикидывались дурачками. Если же и здесь следовала неудача, они просто «переводили стрелку» на другой предмет. Встречая неодобрение слушателей, они на другой день с неподражаемой легкостью отрекались от своих слов и даже возмущались теми мыслями, которые сами высказывали накануне.
Их ловкость, изворотливость, лживость сделали в конце-концов то, что я их возненавидел.
Эта ненависть имела однако и свою хорошую сторону, т.к. чем более ненавидел я их, тем более проникался любовью к собственному народу.
Итак, из равнодушного наблюдателя я сделался фанатиком-антисемитом.
Еврейская доктрина марксизма отвергает принцип аристократизма в природе и вместо вечной привилегии силы индивидуумов выдвигает мертвый вес масс. Иными словами, марксизм отрицает ценность индивидуальности, лишая всякого значения тех, кто вел и ведет человечество к высшей культуре. Его стремление навязать миру свои законы может привести только к хаосу.
Если еврейство с помощью марксизма победит все нации мира, его корона будет погребальным венком для человечества и наша планета станет снова безлюдной, как миллионы лет назад.
Природа должна будет отомстить за всякую узурпацию своих прав.
И теперь я верю в то. что действую так, как угодно Всемогущему. Борясь с евреями, я делаю Божье дело!
3. Австрия и немцы
Политическая мысль работала в старом дунайском государстве гораздо ярче и сильнее, чем в Германии, исключая конечно Пруссию, Гамбург и северное побережье.
Австрияк-немец, живший в границах Австрийской империи, никогда не терял сознания своего расового долга. Несмотря на то, что судьба оторвала его от общегерманского отечества, он всегда мечтал о разрешении огромной задачи – об объединении Германии, разодранной политическими смутами.
Кругозор австрийских немцев шире границ их государства. Они играли в стране первенствующую роль, занимая ответственные посты в правительстве. Они сосредоточили в своих руках внешнюю торговлю, вопреки проискам евреев, также занимавшихся торговлей. Они составляли, главным образом, кадр офицерства. Науку и искусство двигали также они.
В музыке, архитектуре, скульптуре Вена могла гордиться именами германцев.
И, наконец, внешней политикой ведали немцы, хотя в министерство иностранных дел и проникали еще иногда венгры.
И все-таки попытки сохранить австрийскую монархию были тщетны: империя расползалась и это видел сам император.
Венгерский Будапешт начинал превращаться в настоящую столицу и рост ею становился угрожающим для старой Вены. За Будапештом стала поднимать голову чешская Прага. Львов и Лайбах
