базирована на нескольких ясных положениях, выраженных в форме решительных лозунгов.
Вести пропаганду подробную и разностороннюю – значит провалить дело.
Совершенно неполезна и скорее даже вредна бывает пропаганда неумелая.
Так, например, вредна пропаганда юмористического характера. В период войны австрийские и германские журналы пестрели карикатурами и куплетами на неприятеля, что создавало неверное представление об этом неприятеле.
При первой же встрече с неприятелем германскому солдату приходилось резко менять мнение о его боеспособности и возмущаться против тех, кто вводил его в заблуждение.
Английская и американская военная пропаганда были психологически гораздо правильнее. Выставляя германца варваром, чуть ли не гуннского типа, английские и американские газеты подготовляли своих солдат заранее ко всем ужасам войны, а также развивали в нем чувство злобы к неприятелю и стремление как можно скорее сокрушить последнего.
Таким образом английский солдат никогда не чувствовал, что информация, получаемая им с родины, была неверна, тогда как германский постоянно чувствовал себя обманутым.
Ошибочно было также признавать, что часть вины за Великую Войну лежала на самой Германии. Если это даже было и так, нужно было во что бы то ни стало свалить эту вину на неприятеля.
Нельзя никогда забывать, что массы наделены «женским характером».
Их действия в большинстве случаев происходят от чувств, а не от рассудка, и притом от чувств не сложных, а совершенно цельных. Чувства эти могут быть позитивны или негативны, как например, любовь или ненависть, но никогда не бывают смешанны.
Основываясь на этом, английская пропаганда была также вполне цельной, строясь на чистой правде или чистой лжи, но никогда не на смеси этих двух элементов.
8. Германская рабочая партия
Однажды я получил приказ из штаба ознакомиться с одним политическим обществом, которое называлось «Германской рабочей партией». В скором времени должно было состояться собрание этой партии, на котором должен был выступать Годфрид Федер.
Мне было поручено присутствовать на этом собрании и сделать о нем доклад.
Интерес, который высказывала армия к политическим партиям, был вполне понятен. Революция дала солдатам право участвовать в политике. И до тех пор, пока Центр и социал-демократы не убедились к великому своему огорчению, что симпатии солдат обращаются в сторону национального движения, они не видели причин отнимать у солдат это право.
Нечего и говорить, что я с огромным удовольствием отправился на этот митинг.
После длинной речи Федера я собрался было уйти, т.к. направление партии для меня было ясно, как вдруг было объявлено, что каждый желающий может выступить.
Тогда встал один профессор и начал доказывать, что новое движение посеет рознь между Баварией и Пруссией и приведет Баварию к слиянию с германской Австрией.
Тогда встал я, и так горячо ответил этому оратору, что он, как облитый водой пудель, выскочил из зала.
Неделю спустя, к великому моему изумлению, я получил карточку удостоверяющую мое вступление в состав «Германской рабочей партии» и приглашение на митинг, назначенный на ближайшую среду.
Меня тогда очень поразил такой способ вербования членов и я не зиал злиться ли мне или смеяться. Я никогда не представлял себе, что могу войти в «готовую» партию.
Мне всегда казалось, что я должен создать таковую сам.
Наступила среда. Как мне сообщили, на митинге должен был присутствовать председатель всегерманской рабочей партии.
Председателем партии оказался тот самый господин, который открыл предыдущее собрание.
Мне сообщили все имена лидеров. Председателем всегерманской партии был Харер, а председателем мюнхенского отдела – Антон Дрекслер.
На этом собрании, где мне была предоставлена возможность говорить, я задал несколько вопросов. И я был сразу же подкуплен системой организации.
У партии не было никакой напечатанной программы, ничего печатного вообще, но все что говорилось, было проникнуто твердой верой.
Мне уже больше не хотелось улыбаться. Чувства этих людей передались мне.
Передо мной встал решительный вопрос – присоединяться к ним или нет.
Чем больше я думал над этим вопросом, тем больше приходил к заключению, что маленькая группа, еще не разросшаяся в настоящую организацию, вполне жизнеспособна и, пожалуй, может привести к национальному возрождению, на что, по-моему, были абсолютно неспособны большие партии.
Два дня спустя я принял окончательное решение войти в партию. Это решение сделалось поворотным пунктом в моей жизни.
Мне был выдан временный членский билет за номером 7.
9. Признаки распада
Теперь, когда мы далеко отошли от прошлого, небезынтересно вспомнить, как постепенно шла разрушительная работа внутри государственного организма, приведшая к развалу империи.
Многие германцы до сих пор ошибочно считают, что причиной падения империи явилось общее экономическое истощение.
Это мнение совершенно ошибочно...
Причины экономические всегда стоят на втором, а то и на третьем плане. На первом же плане стоит духовная мощь страны.
Точно также неверно объяснение развала потерей войны.
Особенно смехотворно это заявление в устах тех, которые заявляли, что потеря войны была наоборот выгодна для Германии, т.к. поставила конец милитаризму.
Потеря войны вовсе не явилась причиной развала страны. Она сама была следствием целого ряда причин, о которых мы сейчас не задумываемся.
Потеря войны не может разрушить нацию – если только война проиграна не из-за лености, трусости и эгоизма народа.
Проигрыш войны был для Германии не незаслуженной катастрофой, а заслуженным наказанием за целый ряд проступков против нашей родины.
Если бы разруха, которая началась в стране, имела причиной только проигранную войну, то германцы приняли бы ее совершенно иначе. Они бы смирились, подчинились обстоятельствам, а не сжали зубы и не стали бороться за свое будущее. Потеря войны была, конечно, только следствием ряда причин.
Сильное увеличение германского населения перед Великой Войной привело к проблеме, как прокормить излишек населения. Отказ от расширения территории привел страну к индустриализации. Это ослабило земледельческий класс. Население стало отливать в города, которые росли и, наконец, город задавил деревню.
Жестокий контраст между богатыми и бедными стал еще заметнее. Безработица и бедность озлобляли народ, на глазах у которого немногие счастливцы купались в роскоши. Деньги сделались кумиром, которому в жертву приносилось все. И народ начал постепенно разлагаться.
Тем временем промышленность Германии стала принимать интернациональный оттенок. Часть германских промышленников делали все возможное для того, чтобы спасти страну от нашествия иностранного капитала, но попытки их были тщетными – жадные дельцы делали свое дело.
