– Чичикова парафинит, – серьезно произнес директор рынка.
Мотузко посоветовал пойти послушать, а потом рассказать товарищам.
Тут дверь парилки распахнулась. Паляницын энергично опрокинул на себя ушат ледяной воды, что стояла тут же, под стенкой, в большой деревянной бадье, лед плавал в ней крупными глыбами. Нехорошим хмурым взглядом окинул приятелей и мысленно выругался. Будь его воля, он бы их всех пересажал. Знают слишком много, гонора, что у президента, только и того, что его, Паляницына, боятся. Что боятся, то хорошо, на каждого отдельная папочка заведена: что, с кем, сколько. Но слишком много знают, собаки. А за каждым не углядишь. Теперь о Чичикове прознали, в то время как знать о нем должен только он, Паляницын. Вот взять бы их прямо здесь, да к Харлампиевичу в тюрягу, чтоб передохли. И тогда спокойно и вдумчиво заняться Чичиковым, потому что здесь перспектива. Перспектива избавления Вячеслава Тихоновича от упырей Института прогрессивной кибернетики.
Упыри эти уже так измучили Паляницына, видавшего разные виды чекиста, что не рад он был тем деньгам, которые наваривали они с директором, главным упырем, ласковым до озноба Нестором Анатольевичем. Очень часто думал Паляницын, как избавиться ему от этого ярма, часто воображал, как своими руками, из своего табельного «макарова» аккуратно проделывает дырки в их вурдалакских черепах.
Вместо этого приходилось пить чаи, ходить на их жутковатые эксперименты и нагло врать начальству, что ничего такого, чертовского, потустороннего, в институте не происходит. Это здесь, в парилке он был всеведущим Лаврентием, а там, прости, Господи, мокрой курицей.
Непонятно, каким боком этот Чичиков касается института, зачем интересуется. Надо пробить по всем каналам. Хорошо бы познакомиться лично. В общем, надо работать. Паляницын бы прямо сейчас, сию же минуту и взялся за дело, но эти придурки… нечего показывать перед ними лишний интерес.
– Утер Шкуре сопли. – Паляницын принял кружку пива из рук расторопного банщика и с деланой неторопливостью отхлебнул. – Так-то.
Мотузко понимающе усмехнулся.
– Ты, Славик, еще не выяснял, он не из Москвы? А то номера какие-то странные…
– Пойду, массаж возьму, – как бы и не слыша его, сообщил Паляницын. – Что-то суставы крутит.
– Да-а, видно жирный гусь этот Чичиков, – мечтательно пропел ему вслед деляга Зуб. – Много сдерет с него Лаврентий.
– С такого сдерешь. – Вывалившийся из парилки Шкурченков расслышал последнюю фразу Зуба. – Такой сам сдерет…
В воскресенье, с утра Чичиков пребывал в крайней досаде. Он бездарно терял второй уже день кряду. И так он задержался в этом городишке.
Употребив на завтрак омлет с гренками, а затем парную осетрину в грибном соусе, а затем, на этот раз в качестве средства от расстройства духа, мясо по-французски, он несколько воспрянул и совсем было решился ехать на квартиру директора института, адреса которой он пока, впрочем, не знал. Чичиков собирался узнать его у Паляницына, чего проще. Что в институте есть мертвые души, он ведал, учуял, когда смотрел на рекламный щит.
Вчера Чичиков целый день пытался дозвониться до Мотузко, чтобы через него добраться до Паляницына. Но Мотузко по субботам выключал мобильник: во-первых, баня, во-вторых, амурные дела, – и Чичиков так и не дозвонился. Справочное бюро ни Паляницына, ни Мотузко не знало. Это Чичиков понимал – за умеренную плату оно не знало бы, в каком городе работает. Конечно, вдумчивый читатель может сказать – а что бы Чичикову не подождать до понедельника, не поехать прямо в институт, там и телефоны на стенде, и словоохотливая вахтерша, чего же проще? Но не таков порядок дел у Чичикова. Оказаться раньше времени в месте предполагаемой сделки – очень плохая примета. Не то даже, что можно столкнуться с самими «мертвяками», как их называл Чичиков, Чичикова «мертвяки» вовсе не замечали, даже если смотрели на него в упор – не видели. Разве у самых изощренных могло возникнуть видение некоего облака.
Однако недаром говорится, что на ловца и зверь бежит. Не успел Чичиков улечься для усвоения завтрака на кушетку, не успел взять в руки сотовый телефон, чтобы позвонить Мотузко, как в комнату сунулся Бычок и сообщил, что за дверями номера дожидается какой-то Паляницын.
Чичиков живо вскочил. Быстро облачился в пиджак, придирчиво посмотрел на себя в зеркало, пригладил волосы, поправил перстень на пальце и сказал:
– Зови.
Паляницын уже знал, что фирма «Гадес», действительно возглавляемая неким Чичиковым, существует и зарегистрирована в республике Ингушетия, в свободой экономической зоне «город Назрань». Это внушало некоторое спокойствие – раз человеку есть, что терять, значит, с ним можно разговаривать. А то, понимаешь, Шкура напустил дыму… Мол, и Чичиков не Чичиков, а колдун Лукьян, и квартиры у него, понимаешь, ободранные. Не московская, правда, фирма «Гадес», по крайней мере офиса у нее в Москве не было, и Чичиков в Москве не проживал, ну и ладно. Кроме того, сделал запрос в ментовке – такой в розыске не числится, никогда не сидел, даже не привлекался.
В трагедии Шкурченкова Паляницына забавляло, что получил тот от Чичикова сущие гроши, а Паляницыну отстегнет двадцать тысяч, чтоб не дергали его охранительные органы за четырех пропавших сотрудников. Поэтому в номер к Чичикову Паляницын зашел в прекрасном настроении.
– Ба! Вячеслав Тихонович! – широко распахнув руки для тесных объятий, просиял Чичиков. – Не поверите, с утра о вас думаю. Думаю, где ж он прячется, полковник Паляницын? Ни телефона, ни адреса нет, полная конспирация. А он – вот он, сам пожаловал! Вот так сюрприз!
С этими словами Чичиков заключил-таки Паляницына в объятия. Тот сопротивлялся, напряг мускулы, стараясь разжать чичиковскую хватку, но Чичиков был плотного сложения и, пока не завершил приветственную речь, полковника не выпустил.
– Ну, рассказывайте, что за беда привела вас ко мне? Так сказать, к ничтожному, мелкому коммерсанту. Право слово, не нахожу причины. Загадка, да и только.
Паляницын обалдел. Не того он ожидал. Запанибрата его даже высокое губернское начальство не держало, с чекистами так разговаривать ничей язык не повернется. «Инициативу перехватывает, гад, – смекнул Паляницын. – Умен». На мгновение ему показалось, что они с Чичиковым коллеги, но он отмел это, как наваждение, и, наконец, заговорил:
– Служба такая. К кому только ходить не приходится. Вами, Чичиков, в городе очень даже интересуются.
– Пусть их интересуются, – небрежно махнул рукой Чичиков. – А мы с вами сейчас по коньячку. Степан! Пулей сгоняй…
– Ну что вы, Сергей Павлович! Мы же солидные люди. – Паляницын положил на стол дипломат и вытащил из него коробку с «Метаксой». – Я из коньяков только «Метаксу» пью, настоящую. Мне наша таможня предоставляет. А больше здесь нигде ее не взять. Как, Сергей Павлович, надругаемся над ней?
Паляницын пытался перехватить в разговоре инициативу и приготовить для себя благоприятную позицию. Удачей, как ему показалось, было то, что Чичиков первым выказал интерес в области коньяка. Клиента, как учит чекистская теория, надо ловить на его же интересе. Но поди вот так сразу нащупай интерес этот. Свой же интерес – как бы ущучить директора ИПК, – надо было ни в коем случае не выказывать даже полунамеком.
– Степан, изобрази, – распорядился Чичиков.
Степан проворно поставил на стол две стопочки, порезал тонко лимон и бережно, как ребенка из колыбели, достал бутылку из коробки. Так же бережно, без лишнего звука открутил крышку. Нос защекотало от густого аромата. Раздалось упоительное бульканье: темно-коричневая жидкость до краев заполнила стопки. Чичиков поднял свою, одним глотком выпил, крякнул и закусил лимончиком. Паляницыну ничего не оставалось, как поддержать почин – везде этот Чичиков его опережал.
– Рассказывайте, – Чичиков с некоторой игривостью шевельнул бровью. И даже подмигнул.
– Я по просьбе Валентина Павловича Шкурченкова пришел. Беда, понимаешь, у человека.
Чичиков заломил бровь, на этот раз с удивлением.
– Выходит так, Сергей Павлович, что вы его обманули.
