воинов, помельче. Они ведь набраны с бору по сосенке, из всех племен, кроме миктонских. И живут у герцога на готовеньком… как хряки перед ярмаркой, да!
Корабль подошел к берегу, и несколько рыбаков выпрыгнули на причал — швартовать шхуну к тяжелому кольцу, вделанному в набережную. В это время мимо гигантов-стражников просеменил молодой, изысканно одетый мужчина: башмаки на нем были темно-фиолетового бархата, такой же бархат виднелся в прорезях желтого камзола. Он шел с непокрытой головой, черные волосы были гладко напомажены и завиты по концам. Левой рукой он придерживал тончайшей работы кинжал; с запястья свешивался шарик благовоний.
Заметив Эйрара, он отвесил ему глубокий поклон.
— Я — принц Урданецца… а ты, должно быть, высокочтимый господин Эйрар? — проговорил он тонким, жеманным голосом, протягивая руку для пожатия и бросая взгляд знатока на оружие на поясе Эйрара: — О, подобный кинжал поистине может носить лишь человек благородных кровей… прошу принять тысячу извинений за мерзостный запах, царящий на этих причалах! — Он поднял свой шарик и изящно понюхал. — Умоляю, отправимся же скорей во дворец: его светлость сгорает от нетерпения скорее услышать своими ушами, как это ты заставил негнущихся трескоедов Джентебби признать тебя своим повелителем. И госпожа Мелина тоже хотела бы послушать…
Он подхватил Эйрара под руку — тот едва успел пробормотать несколько слов в ответ и только надеялся, что они были в достаточной мере учтивы, — и продолжал неостановимо болтать:
— Скажу больше: его светлость склонен заранее благоволить тебе. Вот видишь, тебе выслали эскорт из двадцати одного Столпа Салмонессы — такой чести не удостоился даже епископ Морангский в его последний визит… прикажи своим людям, чтобы следовали за нами!
Он провел Эйрара мимо великанов-алебардщиков к изящно разукрашенным носилкам с роскошными драпировками, волочившимися прямо по уличной грязи. Восемь лоснящихся чернокожих — здоровенных, но все же не чета Бритоголовым
— немедля подняли носилки на плечи. Эйрар поспешно высунул голову наружу: позвать Эрба, — и гиганты-стражники, разделившись по двое, зашагали с обеих сторон носилок, оглашая улицу размеренным криком: «Эй-я! Эй-я!..»
Прохожие оборачивались, провожая взглядами шествие. Эйрар пригляделся к ним сквозь занавески и подумал, что выглядели они далеко не столь горделиво, как он ожидал, насмотревшись на выстроенные ими твердыни. Между тем носилки плыли вперед, покачиваясь в такт мерным возгласам Бритоголовых, а принц Урданецца знай себе говорил:
— …заговор, несомненно. Подумай только: этот Вальк, наглец, требует руки принцессы Аурии на том основании, что давние связи Императорского Дома с Мариолой подразумевают сюзеренитет старшей дочери его величества в этих местах. И это при том, что рука принцессы вот уже семь лет, со дня подписания капитуляции Лектиса, обещана его светлости! Случись что — и Вальк не преминет отстранить принца Аурария или попросту послать ему «черного вина», а себя провозгласить императором Вальком Первым. И будет править нами этот ужасный Бриельский Совет с его бесконечными голосованиями и законами о том, кто и сколько драгоценных камней имеет право надеть… — Он зевнул. — Однако что я тебе рассказываю? Это ведь давным-давно у всех на устах…
Эйрар не ответил, и принц Урданецца улыбнулся с таким немыслимым очарованием, что оно ощущалось подобно прикосновению:
— Скажи лучше, есть ли теперь на Вагее где провести время? Я был там однажды, проездом в Стассию, ко двору… Ах, эта рыбная вонь, стаи летучих мышей и ни одного дома, который стоило бы посетить — кроме разве что виллы, куда рыцарь Бреммери любил ездить на воды…
— Не знаю, — сказал Эйрар честно. — Я сам там пробыл всего неделю и больше имел дело с Рудром… Загребным рыбаков.
— О, сочувствую тебе, досточтимый Эйрар! Сочувствую и надеюсь, что в Салмонессе тебе не придется скучать. Его светлость никогда не садится за стол без свиты в дюжину знатнейших вельмож и стольких же дам, хоть и надо признать, что иным из них он сам даровал дворянство. А теперь скажи мне…
— Он вдруг наклонился к Эйрару, явно желая сообщить тайну, и от его движения чуть накренились носилки: — Скажи, как ты думаешь, достойны ли эти карренские Воеводы места за высоким столом? Видишь ли, двор весьма обеспокоен этим вопросом, и мнение вастманстедского дворянина для нас ценно вдвойне, ибо в ваших краях столь мало знатных людей…
Громкий рев труб избавил Эйрара от необходимости отвечать. Носилки опустили наземь, принц Урданецца выскочил первым и подал Эйрару руку. Они стояли у подножия широкой каменной лестницы, великолепно вздымавшейся к сводчатой двери, на каждой ступени лестницы стояло по трубачу, и вымпел на каждой трубе был украшен дельфином и башней. Вот Эйрар ступил на землю, и трубы вновь прокричали все разом. Оглянувшись, он увидел, как подались в стороны Столпы Салмонессы и показались его вольные рыбаки: кое-кто посмеивался, большинство благоговело. Долговязый Эрб молча страдал, не зная, куда себя деть от смущения. Висто держался лучше всех: глядел вежливо, но и достоинства не терял.
— При дворе его светлости соблюдается полный этикет, — шепнул Эйрару на ухо принц Урданецца. — Не забудь поклониться трижды, как подобает!
Наверху обнаружился большой зал с мозаичным каменным полом, битком набитый кланяющимися придворными. Зал упирался в огромные двери, распахнувшиеся настежь по сигналу труб. У порога стояли на страже все те же исполинские алебардщики; тронный зал за их спинами, казалось, простирался в бесконечность. С потолка свешивались светильники пермандосского кружевного стекла, впрочем, не заправленные, ибо солнце щедро лилось в зал сквозь многоцветные витражи. Разодетые дамы и блестящие кавалеры двигались туда и сюда в этих цветных лучах, прикрываясь веерами и разговаривая о чем-то. Вдаль — к трону, должно быть — вела ковровая дорожка; принц Урданецца обратился в ту сторону и отвесил нижайший поклон, ткнув при этом зазевавшегося Эйрара локтем. Тот поспешно склонился — и, склонившись, заметил, что пол в зале был не особенно чист.
Третий поклон они совершили уже у самого подножия трона. На троне сидел, развалясь, крупный чернобородый мужчина и подле него — женщина в платье с глубоким вырезом, почти не скрывавшим груди. У нее были пухлые губы и, если верить лицу, она была любительницей посмеяться. У него на голове поблескивала герцогская корона с зубцами в форме земляничных листов. Роджер, Салмонесский Бастард, показался Эйрару грубым и вкрадчивым одновременно.
— Приветствуем тебя в наших владениях! — проговорил герцог голосом более тонким, чем можно было ожидать. — Приветствуем от души, ибо мы слышали о тебе такое, чему трудно поверить: ты, говорят, сумел поставить под наши знамена рыбаков Джентебби, чем и подтвердил старинную дружбу между Дейларной и Домом Салма. Наши книжники недавно поведали нам, что согласно закону и по всей справедливости мы являемся государем этих островов — мы, а вовсе не потомки императора Аргентария, чьей хартии они так долго вверялись… Однако мы будем к ним милосердны. Слушайте же все и будьте свидетелями: если ты, избранный ими бароном, принесешь нам клятву вассала, мы больше не будем в претензии за прошлое. Справедливо ли это, мои благородные господа?
Краем глаза Эйрар подметил, как двое-трое сановников, стоявших у самого возвышения, склонили головы как бы в немом восхищении. Потом раздались возгласы:
— О, непостижимо!..
— Благороднейшее деяние!.. — И так далее, и тому подобное, пока волна рукоплесканий не устремилась вдаль по стенам зала. Что же до Эйрара, он никак не мог придумать ответ, понятия не имея, как еще примут все это его пятьдесят отчаянных удальцов — и уж тем более не желая перечить столь могущественному государю.
— Я не барон, — выговорил он наконец. — Я просто вождь, избранный этими людьми, решившими драться под знаменем Салма против угнетателей-валькингов…
Герцог поудобнее устроился на троне.
— В данное время, — сказал он, — мы не воюем с Вальком Бриельским. И не собираемся воевать, покуда он будет блюсти свой долг согласно закону и нашему с ним договору… — И растянул губы в улыбке, поворачиваясь к какому-то человеку с тусклыми глазами и реденькими волосами у рта — судя по его месту справа от возвышения, имперскому посланцу. — Будем говорить лишь о службе, а не о войне. А что касается баронства — имей в виду, верных слуг мы обычно вознаграждаем. Итак, мы ждем присяги.
