Когда-то, еще во дни войн с язычниками, за ним выстроили частокол. Салмонесцам велели вычистить ров и пообещали награду, а когда Рогей привел скогалангцев — лучших плотников Дейларны, — Эйрар тотчас отправил их чинить древнюю деревянную стену. Он собирался поставить здесь Микалегона с его тяжеловооруженной пехотой и очень боялся, не смяли бы терциарии немногочисленных секироносцев. Сам большак он велел перегородить — но так, чтобы преграду можно было мигом убрать и выпустить карренских латников для ответной атаки.
Совсем рядом со рвом, у дороги, стоял высокий каменный дом. Его верхний этаж удобно выдавался вперед, и Эйрар решил устроить здесь крепость. В верхнем этаже прорубили пол и приготовили изрядный запас оружия и смолы: смолу станут кипятить в котлах и передавать наверх…
Восточный фланг доставил всего больше забот. Здесь расстилались луга, покрывавшие обширный, пологий склон длиной в несколько сотен шагов, и лишь потом начинались деревья и высился каменистый откос. Пращуры, некогда основавшие Торгстед, с этой стороны также ограничились частоколом и рвом. Эйрару это не годилось. Он знал: валькинги попытаются проникнуть в город именно отсюда, чтобы обойти его войско и сбросить его в быстрый Наар, а потом двинуться дальше на юг. Старый ров заплыл совершенно, и Эйрар понимал, что им уже не успеть выкопать новый; Альсандер с ним согласился. Все-таки они сделали, что могли — завалили весь луг срубленными деревьями. Заостренные сучья переплетались, обращенные в ту сторону, откуда должен был подойти враг…
За завалом встанут пешие дейлкарлы-копейщики: вольные рыбаки, привыкшие метать гарпуны, и с ними белореченцы и мариоланцы с их длинными копьями для рукопашного боя, а вот лучники сосредоточатся на другом крыле — за. Нааром. Врагу будет не так-то просто добраться до них, зато сами они смогут целиться терциариям как раз в правый бок, не заслоненный щитами. Одним словом, валькингам предстояло пройти между лучниками и копейщиками и попасть прямо в объятия Микалегону с его тяжелой пехотой, укрытой за частоколом. А за спиной Микалегона будут ждать своей очереди всадники, закованные в броню — целый тагой конных карренцев («Только бы он вовремя подоспел!..»), готовый тотчас ринуться вперед, буде валькинги дрогнут, — или прикрыть отход, если все рухнет… А впереди всех, под самым носом врага, не давая до времени раскусить приготовленную хитрость, станут гарцевать стремительные всадники Хестинги: они без труда увернутся от прямого удара и уйдут через город или за Наар по наведенным мостам.
— Хороший план, — похвалил Альсандер. — Ничего другого, кажется, и не придумать.
Люди прибывали и прибывали — дюжинами, двадцатками. Маленький Торгстед, отродясь не видевший столько войск, преисполнялся нетерпения и надежды. С утра до вечера Эйрар не знал ни минуты покоя: назначал командиров в отряды вновь подошедших ополченцев, заглядывал к стрельникам, спешно готовившим стрелы. Зато по ночам, оставаясь один, он всякий раз подолгу лежал без сна, с мукой сердечной думая об Аргире, — вот уже две недели от нее не было весточки. А еще он думал о том, долго ли он сможет продержать здесь свое войско — еда оскудевала, хотя Эвименес бесперебойно присылал груженые повозки из Наароса; и еще о том, как все опять-таки рухнет, вздумай Вальк идти к югу через Шелланд и скогалангское побережье…
— На этот счет не очень волнуйся, — успокоил его Альсандер. И не ошибся.
Стоял прекрасный солнечный день, когда вернулись разведчики-хестингарцы и привезли подобранного ими человека из Норби. Он шел с валькинговскими «союзниками» и был одет и снаряжен, как они, однако сумел доказать, что Железное Кольцо его родной провинции внедрило его в их ряды как шпиона.
— Вальк наконец изготовился к походу, — сообщил житель Норби. — Он движется сюда по большаку с тремя терциями и некоторым количеством конницы. Терциарии говорят, что южная Дейларна восстала и собирает силы в Белоречье: граф намерен дать сражение и подавить бунт, прежде чем он как следует разрастется… Граф даже не потащил с собой осадные машины, установленные на тяжелых телегах: он рассчитывает взять Наарос без спешки, уже после того, как бунтовщики будут разогнаны. Зато набрал кавалерии, сняв всех, кого было можно, с охраны дорог. В Шелланд, дабы избежать беспорядков, отправили полутерцию. А еще одна — как только запасется провизией — двинется через Корсор и вокруг северных отрогов Драконова Хребта в Хестингу, жечь хутора. Поговаривают и о том, будто Империя объявила Вальку войну. Это известие очень всех обозлило, граф поспешно разослал во все стороны глашатаев с наказом опровергать столь злостные измышления на каждом углу, объявляя себя, как и прежде, законным императорским наместником. Однако ни от кого не укрылось, что два барона с весьма пышной свитой отправились из Ставорны прямиком в Лектис. Зачем бы это? В Стассию поплывут, не иначе…
Итак, битва близилась. Еще через день в Торгстед прискакал новый отряд хестингарцев: трое ехали привязанные к лошадям, бледные от потери крови. Им довелось схватиться с конницей валькингов прямо на дороге, совсем близко от города. Прежде, чем ранеными занялся лекарь, изобретательный Альсандер дал им проехать через весь лагерь, чтобы вид кровавых повязок вселил в души воинов ярость, вдохновляя их к битве… Зато Эйрар страшно переживал и готов был жалеть о том, что его выбрали предводителем. Ибо Эвименес и его карренцы все еще не появлялись — а ныне требовалось не просто поколотить валькингов, не просто нанести им поражение — надо было полностью разгромить их, раз и навсегда переломив хребет их державе. Без латников на это не приходилось рассчитывать…
А назавтра возвратились еще хестингарцы: они столкнулись с отрядом вражеской конницы и разогнали его, но потом напоролись на терциариев — всего в двух пеших переходах от города…
И все-таки Эйрар зря волновался. В тот же день, поздно вечером, когда он сидел без сна в тяжком раздумье, с улицы долетел многоголосый радостный крик, замелькали факелы и — ура, ура! — вошел Эвименес, верный Эвименес, приведший полных три тагоя карренцев, пятнадцать сотен пик. Покрытая пылью, громыхающая колонна растекалась по городку, заполняя улицы и переулки…
— В Наарос пришел карренский флот, — рассказывали латники. — И еще тьма кораблей на подходе, везут подкрепление!
— Твоя Аргира, — поведал Эйрару Эвименес, — в хлам рассорилась из-за чего-то с господином Ладомиром. Старик сел на корабль и уехал в Стассию — кажется, насовсем. Представляешь — не взглянула на него, когда он со всеми прощался!
По его словам, Аурарий держал в Нааросе роскошнейший двор, вне всякого сомнения полагая себя правителем и судией. Тем не менее, большинство горожан предпочитало обращаться за правосудием к Галлилю — или даже к его жене. В свою очередь Эйрар изложил ему свой план сражения, и Эвименес одобрил. А узнав, что ему предстояло возглавить решающий натиск, он в восторге извлек до половины свой меч и со стуком вдвинул его обратно в ножны:
— Ну, держитесь, ублюдки! Ужо, пощекочут вам задницы наши карренские зубочистки…
Еще день — и разведчики донесли: приближавшиеся валькинги встали лагерем вскоре после полудня, что у них было совсем не в обычае, — но, как всегда, обнесли лагерь на скорую руку частоколом. Судя по всему, они знали, где именно ожидало их войско Дейларны — и были исполнены решимости прорубить себе путь. Изрядно намучившись, они даже переправили часть конницы на левый берег Наара, и в сумерках та начала продвигаться сквозь чащу как раз туда, где устроились лучники. Пришлось Эйрару отправить к ним хестингарцев, хотя это до некоторой степени обнаруживало его хитрость в центре позиции и подставляло по удар скогалангцев, стоявших возле мостов. Он снова заволновался, решив было, что валькинги выискивают обходной путь, но Альсандер велел не придавать этому значения:
— Так всегда: тот, с кем дерешься, обязательно нащупает нечто, тобою упущенное. Вот, помнится, в Ураведу…
Но Эйрару — все называли его теперь Хозяином Дейларны, не иначе — было не до воспоминаний об Ураведу. Предстояла битва, победа или поражение, жизнь или смерть. Столь многое зависело от исхода сражения, что собственная судьба представлялась ему пустяком. Ему даже казалось порой, будто он наблюдал за всем происходившим словно бы со стороны, как когда-то, ребенком, когда у камина звучали рассказы о деяниях старины: узнать бы поскорее, чем кончится!..
«Аргира… — думалось ему. — Аргира! Как бы я ласкал и лелеял тебя, как бы мы любили друг друга!.. Поймешь ли ты когда-нибудь, что я иначе не мог
— что я должен был произнести заклятие и войти в комнату, где мертвым лежал мой отец… Чем же я провинился перед тобой? Тем, что отец когда-то преподал мне, мальчишке, азы колдовской науки? Или тем, что я взял в товарищи чернокнижника Мелибоэ той ночью в болоте, когда моя собственная судьба, да что там — судьба всей Дейларны висела на волоске? Что же все-таки я сделал не так? За что лишился той первой любви, — хоть она и была на самом деле лишь тенью настоящей, великой любви, наполнившей всю
