Огибаем здание депо. Шафран тянет меня в широкие ворота. И без заминки — к двери. В коридорчике сворачивает налево. Еще одна дверь. Поблескивающая свежей краской, с табличкой «Такелажники». Притормаживаю Шафрана, уже царапающего дверь. Жду, пока вваливается наш «хвост» — два опера, следователь и Вера.
Распахиваю дверь и впускаю Шафрана. В просторном помещении не менее двадцати рабочих. Вытаращенные глаза устремляются на СРС и меня в милицейской форме. Сейчас я могу на секунду поставить себя на их место. Первое, что приходит в голову: доблестный пограничник с верным Джульбарсом выследил нарушителя, укрывшегося в депо…
Но Шафран пока только возбужденно нюхает воздух. Верхним чутьем ищет единственный запах. Наконец все сошлось. И он резко устремляется вперед. Обегает большой деревянный стол с тремя железными кружками и чайником. Обнюхивает двух оцепеневших работяг и кидается на стоящего у окна здоровенного парня с рыжими усиками. Хватает его моментально и жестко. В зубах СРС остается солидный кусок его черной спецовки. А парень с испуга валится на подоконник, едва аде разбив стекло.
Придерживая разгоряченного успехом Шафрана, краем глаза вижу, как Анна Петровна удивленно качает головой. Похоже, она впервые при задержании преступника, которое проводит СРС.
Напряжение спадает. Оперативники закуривают, улыбаются. Они явно довольны четкой работой Шафрана. Анна Петровна тоже достала из кармана плаща «Беломор». Вера, широко раскрыв глаза, смотрит на своего обидчика, только что вычисленного Шафраном.
— Кто здесь старший? — громко спрашиваю я. К нам подходит лысеющий мужчина лет пятидесяти — бригадир грузчиков. Один из оперов записывает с его слов первичные данные на задержанного: фамилия — Протасов, имя — Иван.
— Я — следователь из прокуратуры, — говорит бригадиру Анна Петровна. — Где бы мы могли побеседовать?
Он ведет ее в свою каптерку. Там — столик, табуретки, шкаф, по стенам какая-то документация. Анна Петровна плюхается на табурет и просит бригадира закрыть дверь.
Минут через пять они выходят. Анна Петровна направляется ко мне.
— Надо сделать выборку с трусиков потерпевшей, — сухо произносит она. — Для закрепления факта опознания.
Шепчу ей на ухо: «Насильник в расколе, надо все документировать». Но она неумолима, а она сегодня — руководитель группы.
— Уважаемый старший следователь, — говорю я тогда. — Ваше слово — закон. И мы с Шафраном с огромным удовольствием исполним вашу просьбу. Пусть только товарищи грузчики построятся…
По команде бригадира трудовой коллектив вытянулся в одну шеренгу. Я предложил Ивану Протасову занять любое место. Потом попросил всех убрать руки за спину. Некоторые не без ехидства улыбались. Достав из кармана злополучный вещдок, я поднял его над головой и объявил:
— Прошу добровольно выйти из строя того, кто порвал эту тонкую материю! Служебно-розыскная собака Ленинградского уголовного розыска будет применяться с запаха этих розовых трусиков без намордника. Поэтому порвавший их может остаться на всю жизнь не мужчиной. Всем понятно?
Минуты три я держал паузу при мертвой тишине. Потом снова поднял светло-розовый «флаг»:
— Вся наша оперативная группа ждет! — это прозвучало как последнее предупреждение.
Затем, промедлив еще минуту, начал, не торопясь, подносить интимнейшую часть Вериного туалета к носу Шафрана. Тот от нетерпения подрагивал и лязгал зубами.
— Это я порвал их! Это — я, я! — раздался сдавленный крик. Втянув шею чуть ли не в грудную клетку и подняв руки, Протасов выскочил из шеренги.
В принципе, выборка была блажью Анны Петровны. Проверено десятки раз — Шафран не ошибается. Но следователь не могла в это поверить. Поэтому и пришлось нам с Шафраном поучаствовать в маленьком представлении.
В машине на обратном пути всегда — то подведение итогов, то исповедь. И Анна Петровна оттаяла, призналась: если бы не мы с Шафраном, везла бы она сейчас в свою прокуратуру не раскрытое дело, а голый протокол. И добавила: «Сколько людей прошло по этой тропинке. Так легко было вашему помощнику ошибиться…».
Однако Шафран не ошибся. Это подтвердил вскоре и опытный судмедэксперт Николай Живодеров.
— Я взял мазки с шаловливо-агрессивного отростка насильника, — весело сообщил он мне. — И с экстравагантного вещдока. И у прелестной потерпевшей. И что же? Они идентичны по флоре и фауне!..
Роковая развязка
Осенью 1962 года мне пришлось перейти оперуполномоченным в Управление уголовного розыска Ленинграда. Моего Шафрана передали тосненскому кинологу Василию Развязкину. У него по неизвестной причине недавно погибла собака Спартак.
Мне и раньше не нравился этот человек. Злой, хитроватый. Если для собаки злость — достоинство, то для человека — недостаток. Грубый и говорливый… Не мне одному казалось: типичный сельский куркуль, пришедший в милицию ради какой-то корысти.
Гибель Спартака так и осталась загадкой Невелика даль это Тосно — сорок минут на машине. Но труп Спартака не был доставлен в питомник для ветэкспертизы. которую обычно проводил Кирилл Иванович. В акте же районного ветпункта говорилось: причина гибели — кровоизлияние. Развязкин сам и зарыл где-то Спартака. Акт вызывал сильные сомнения у Кирилла Ивановича, но он ничего не мог сделать. Спартак был «на балансе» в области.
Прошло полгода или чуть больше после коего ухода из питомника. И тут Развязкин привозит Шафрана к Мелузову — заболел, мол…
Кирилл Иванович, увидев Шафрана, остолбенел. А осмотрев его, понял: собака потеряла зрение и обоняние. «Как же ты, свинья страхорылая, искалечил лучшую розыскную собаку! — и Мелузов, схватив Развязкина за гимнастерку, крепко встряхнул. — Так тебе это не сойдет! Куда только смотрит тосненский кадровик? Во время войны я расстрелял бы тебя на месте как вредителя!».
По словам свидетеля этой сцены Владимира Богданова, таким он Кирилла Ивановича еще не видел.
Позднее я попытался выяснить все, что можно было, об этом горе-кинологе. Поступив в милицию, он поначалу как-то старался, хотел удержаться. В Тосненском РОМ вспоминали, как Развязкин со Спартаком раскрыл кражу меда с пасеки. Спартак при работе по следу отыскал бидон, припрятанный злоумышленником. На месте находки устроили засаду. Любитель сладкого явился за добычей. Ему дали взять, бидон. А затем Развязкин пустил Спартака на задержание. Вор был опытный, уже отсидел раз в колонии. Он знал: собаки иногда остаются на кинутой вещи — и сбросил на бегу пиджак. Спартак действительно остановился. Поднял пиджак, встряхнул его и, отшвырнув, вновь погнался за его хозяином. И догнал…
Но это, пожалуй, и все. Единственный случай, когда Развязкина не ругали. Все остальное — никуда не годилось. Пьянка. Главный метод «работы» со служебно-розыскной собакой — удар сапогом. Так было и с Шафраном. И тот несколько раз покусал его за это, А что еще мог Шафран? Проводить с ним воспитательные беседы? Заставить открыть хотя бы элементарный учебник? Или пролаять ему номер моего служебного телефона?
Соединил заключение Кирилла Ивановича с тем, что удалось выяснить мне, — картина получилась немудреная и гнусная. Тосненский могильщик сначала отбил Шафрану почки. Мало того, колотил и по голове. Собака совсем захирела, шерсть поблекла, ослабло зрение. Наверняка, и Спартака постигла подобная участь. Только Шафран по документам был питерским, числился за питомником, и убийца привез его умирать в Ленинград…
Четвероногий ас сыска, в которого я вложил столько сил, энергии и ласки, Шафран был признан негодным даже для сторожевой службы, И списан. И сдан, как госимущество, на утильзавод на Митрофаньевском шоссе, 29, где с него равнодушно содрали шкуру.
