продолжала петь – в то время как в душе Повелителя Оборотней злоба зверя боролась с разумом человека. И тогда он подхватил свою дочь на руки, выпрыгнул в окно, поднялся в небо и улетел на запад. Мъяонеля он не тронул.
Когда утром действие пыльцы сонной бабочки подошло к концу, вчерашний герой, проснувшись, увидел, что его возлюбленная похищена. Обнаружив дыру в колдовском пологе, он узнал, как было осуществлено похищение, а увидев на полу следы когтей – догадался, кем. Не мешкая, он собрал вещи, свернул свой волшебный плащ и попрощался с хозяевами дворца. Его уговаривали остаться, но он, поблагодарив, отказался. Еще он расспросил придворных о том, как добраться до пещеры прорицательницы Гветхинг. Ему подробно описали дорогу, ибо многие из вельмож Инор Такледа посещали Гветхинг и задавали ей свои вопросы.
И вот, спустя некоторое время, Мъяонель добрался до пещеры прорицательницы. Войдя внутрь, он встретил облезлую собаку и огромную старую крысу, кормившихся из одной кормушки. И когда он вошел, собака оторвалась от еды и зарычала на него. Из пасти у нее вырвалось пламя, а глаза плакали ледяными слезами.
– Я не желаю тебе зла, – миролюбиво сказал Мъяонель. – Я тебя не трону. Я пришел к твоей хозяйке.
– Проходите, проходите, милорд! – Тотчас закричала крыса. – Не обращайте внимания на Тирка. Он вас не укусит. Проходите, милорд, не бойтесь!
И Мъяонель, за долгую жизнь привыкший к разного рода чудесам, спокойно прошел мимо говорящей крысы и демонической собаки, по достоинству оценив чувство юмора старой Гветхинг.
В следующей пещере он увидел Гветхинг. Прорицательница была стара и уродлива, и выглядела как бездомная плешивая нищенка. Все же Мъяонель с почтением поклонился ей и поздоровался, обращаясь словно к знатной леди.
– Лесть, – улыбнулась в ответ прорицательница. – Сколько я слышала на своем веку лести – и что я молода, и красива, и обворожительна, и добра – а все равно на сердце делается теплее, когда какой-нибудь молодой врун вроде тебя приходит и плетет свои враки. Ну, говори, зачем пожаловал?
– Госпожа, – промолвил Мъяонель, – слава о твоей мудрости гремит во всех землях. Я пришел просить совета.
– Совета… – Потянула провидица. – Я должна предупредить тебя, небожитель: цена моих советов всегда выше, чем польза, которую извлекают из них.
– Что ты имеешь в виду, мудрая женщина?
– Что имею – то все мое, неборожденный. О чем бы ты не спросил меня – я все равно не скажу тебе ничего нового, а раз так, то чем бы ты не заплатил мне и чем бы не стал расплачиваться потом, это все равно ведь будет больше, чем ничего, не так ли?
– Темны твои слова, мудрая Гветхинг. Скажи лучше прямо, какую цену ты потребуешь за свой совет?
– Обычно я не требую высокой цены, но раз уж ты так добр, Мъяонель – отдай мне свой плащ, который делает всякого, кто носит его, невидимым, невесомым и неуязвимым – ибо мне надоело отвечать на глупые вопросы, которые задают мне безмозглые люди и ленивые небожители, и я желаю скрыться от них.
И Мъяонель без споров снял с плеч свой волшебный плащ, и свернув его, положил на камень. Однако, складывая плащ, он незаметно зажал одну из разорванных нитей между большим и указательным пальцем.
– Как мне обрести собственную Силу? – Спросил он затем.
– Будто ты сам этого не знаешь, – насмешливо оборонила ведьма, жадно пожирая глазами подарок.
– Кермалю, истребителю чудовищ, ты дала такой же ответ?
– Глупому мальчишке Кермалю я дала такой ответ, который он смог понять.
– Неужели я хуже его, раз ты мне не даешь даже такого?
– Нет, Мъяонель, не хуже и не лучше. Мне казалось, что ты умнее.
– Отвечай, – гневно процедил волшебник. – Перестань оскорблять меня и отвечай понятно – или не получишь плаща.
– Что же ты хочешь узнать? – Горько вздохнула старая пророчица.
– Как обрести Силу? Как принести в мир новое волшебство? Как научиться творить невозможное?
– Сотворить невозможное.
– Говори! – Приказал Мъяонель, едва сдерживая ярость.
– Что же мне еще сказать, если ты не хочешь слушать? Как я могу научить тебя
И вдруг Мъяонелю показалось, что он и в самом деле что-то понял – или вот-вот поймет. Гнев покинул его, он низко поклонился Гветхинг и вышел из пещеры. Переступая порог, он едва не наткнулся на крысу и собаку, и понял, что они подслушивали разговор. Собака зарычала, капая на пол пещеры огненной слюной, а крыса, низко поклонившись, закричала:
– Сразу видно, милорд, что вы – воспитанный и терпеливый человек. Некоторых – вы не поверите! – силой приходится от нее оттаскивать. Ее б задушили давно, сердешную, если бы не мы с Тирком. Но, проходите, милорд, проходите. Чую я, что сюда еще один посетитель идет.
– Пускай идет, – пожал плечами Мъяонель. – Ваша хозяйка собирается на покой и больше не станет принимать посетителей.
– И я говорю: пускай идет! – Пробормотала крыса. – Потому что все равно это вы, милорд, и нечего вам во второй раз…
Но Мъяонель уже вышел из пещеры и не слышал последних слов крысы. И еще семь лет он бродил по свету, беседуя с различными мудрецами, отыскивая древние свитки, и разговаривая с демонами, занимавшими тела маленьких детей, когда души детей уходили во время сна и забывали вернуться обратно. И узнал Мъяонель, что мир стал совсем иным, чем во времена его молодости, и то, что прежде казалось незыблемым и неоспоримым, ныне превращалось в легенду и небыль, а то, чего никогда не могло случиться, случалось и прочно занимало свое место в новом миропорядке. Откуда бралось это новое? Очевидно, оно приходило извне. И тогда Мъяонель решил отправиться к пределам реального мира. Однако ему было известно только одно место, где реальное соприкасалось с нереальным, где размывались границы между ними, где таилась тайна и куда вел страх, место, где нельзя было найти ни смысла, ни бытия, но которое служило источником как первого, так и второго. Это было Царство Безумия, Земля Бреда и Хаоса. Туда он и отправился.
Его путь был долог, однако, одолев все препятствия, он достиг неописуемого Царства Безумия, где небо плевалось горами из огня и кустами роз, а зеркальная земля пенилась и расходилась кругами при каждом шаге. Он достиг области, где облака состояли из миллионов глаз, и миновал поле, где сражались между собой кисти рук, передвигавшиеся на пальцах, как на маленьких ножках. Тут он заметил, что идет по дороге, выложенной из свитков и глиняных табличек с непонятными надписями, и счел это неблагоприятным предзнаменованием. На обочине громоздились добродушные механизмы, зазывавшие Мъяонеля сойти с пути и завернуть к ним, но он не поддался на искушение. Оставив за спиной механизмы и миновав холмы, где умирают забытые сновидения, он достиг меняющейся долины. Рассказывать о долине особенно нечего, так как каждый новый миг она превращалась во что-то новое, но глаз не успевал увидеть во что именно, поскольку долина уже менялась вновь. Там Мъяонель вынул из своей груди тускло сияющее сердце и посадил его в прозрачную, как море, землю безумия. И стал ждать.
Через некоторое время небо над ним потемнело, а между землей и небом появилось дерево – призрачное, словно свитое из теней и снов, тьмы и древесной гнили – червоточина без внешней оболочки, паутина и плесень, рана, сочащаяся сукровицей. И Мъяонель подумал, что следует рассмеяться, потому что
