С этими словами он обрушил на мага сильнейшее пламя и сжег его вместе с заклятьями, которыми тот защищался. Ибо есть огонь, пожирающий дерево, а есть огонь, пожирающий заклинания.
После того Глаанест и Тайнианим взошли на ступени муниципалитета и обратились к горожанам, сказав:
– Мы не отнимаем свободу. У вас есть выбор, и этот выбор прост: жизнь или смерть. Скажите же нам, что вы выбираете, и поскорее покончим с этим. Этот город будет нашим, вопрос лишь в том, будете ли вы жить здесь или же переселитесь в Страну Мертвых. Можете бежать прочь, но тем скорее вы достигните подземного мира – потому что за то, что вы посмели напасть на нас, мы наложим на вас проклятие: куда бы вы не пошли, какое бы питье не приблизили к губам – воду, молоко или вино – оно превратиться в ваших руках в студень. Завтра мы вернемся и послушаем, что вы решили.
Сказав так, они ушли, а горожане в сильном смятении не знали, что им делать. Но когда умерло несколько грудных детей от того, что молоко кормилиц, попадая им в рот, переставало быть молоком, обитатели города, наконец, осознали, что им грозит. На следующий день они изъявили свою покорность Глаанесту и Тайнианим.
…В то время Эну Ауг и Лорд Полоз, которые отправились на юго-запад, взяли под свою руку тамошние земли. Там не было больших городов и сильных магов. Ауг подчинил себе души мелких князей и старейшин. Обитатели тех мест и змеелюди, которых привел Лорд Полоз, стали возводить цитадели и укрепления. Чтобы избежать возможного бунта со стороны местных жителей Ауг стал незаметно менять их сердца и души, подчиняя своей воле, создавая из каждого обитателя тех земель нечто, бывшее человеком лишь по форме, но не по сути.
…О том, что было с Лордом Гюрзой и Леди Каскавеллой, которые отправились в пустыню на западе, будет рассказано в другом месте, ибо история их длинна.
…Что до Хозяина Безумной Рощи, то он, как и собирался, отправился к Медному Замку. Мирэн и дроу сопровождали его.
А следует сказать, что тот замок принадлежал Лорду Имрадиму, брату Лорда Архайна, Хозяина Железной Башни. Оба брата были искусными волшебниками, но до прихода в Эссенлер никто из них обладал собственной Силой. Из них двоих Архайн был более искусен и талантлив, он сумел воспользоваться природным волшебством Рассветных Земель и обрести Силу; Имрадиму повезло меньше. Когда стало ясно, что могущество, к которому стремились оба, сумеет обрести только один, Архайн из любви к брату отделил от своей Силы часть и отдал ему в ленное владение. Обычно, совершая подобный шаг, Обладающий только приобретает себе вассала, и в некотором смысле так было и между Архайном и Имрадимом, но это был странный вассалитет, ибо ни одним обязательством Архайн не связал своего брата, так как любил его.
В тот день, на свое несчастье, жена Архайна, Данира, и их сын, Комет, гостили в Медном Замке Лорда Имрадима. Вот, увидели они, как потемнело небо и подул резкий злой ветер. Почувствовал Имрадим, как дрогнула волшебная паутина заклятий, окружающих его башню. Сказал хозяин, поспешно поднимаясь из-за стола:
– Нечто темное приближается к нам, и недоброе предчувствие сжимает мне сердце, когда я пытаюсь посредством своей Силы ощутить и понять, что же это. То, что приближается к нам, сильнее меня.
Но Комет, сын Архайна, рассмеялся и вытащил из ножен клинок, подаренный отцом.
– Чтобы это не было, – сказал юноша, – я желаю непременно встретиться с этим в поединке, ибо ты, мой дядя, и мой отец, и другие Лорды слишком хорошо постарались задолго до моего рождения, уничтожая чудовищ, демонов и Лордов-разбойников, и я уже опасался, что на мою долю не осталось каких-либо свершений.
Ничего не ответил Имрадим племяннику, лишь покачал головой, дивясь безрассудству юности. Комет же молчал, улыбаясь и поглаживая меч. Не простым был этот меч. Изготовленный руками Хозяина Железной Башни, с легкостью разрубал он железо и камень. По желанию владельца он мог превращаться в тысячу клинков, и во мгновение ока наносить тысячу ударов с тысячи различных направлений. Воистину, могущественным стал бы любой, овладевший подобным оружием!
Вот вышли они на широкий балкон в верхней части башни. В тот же миг почувствовал Имрадим, как истлевает паутина заклятий под напором ужасной Силы, источника которой не мог он определить до сих пор. Тогда Имрадим стал быстро сплетать новый защитный барьер, пользуясь и собственным колдовством, и колдовством, источаемым Источником его замка – но тщетно. Заклятья, которые он творил, соприкасаясь с этой Силой, портились и переставали подчиняться Имрадиму. И вот наконец то, что желало войти в его дом, вошло.
На краю балкона появились четверо. Никого из них Имрадим не встречал никогда прежде и не знал, кто они, и почему вторглись в его владения, но облик их показался колдуну отвратительным. Ибо на лице Мирэна при виде этих полулюдей-полубессмертных отразилась самая неподдельная демоническая радость. О глазах Мъяонеля, приобретавших необыкновенный вид, когда с ним была его Сила, уже не раз было говорено прежде. Так же и облик Яскайлега и Кемерлина удивил Имрадима, потому как никогда прежде не встречался он ни с кем из народа дроу.
Легкое шипение исходило из горла Мирэна. Приглядевшись, Имрадим понял, что происходит оно от того, что тот лишь вдыхает воздух, но не выдыхает его – так, как будто бы легкие его безразмерны.
Сказал Имрадим:
– Что вам нужно?
Спросил Мъяонель, помня о сущности Силы, которой обладал один из его убийц:
– Ты – вассал Архайна?
Сказал Имрадим:
– Я – его брат.
– Превосходно, – кивнул Мъяонель. – Что ж, от тебя мне нужно немногое. Твою душу, твой разум, твой замок и твое волшебство.
Тогда вперед вышел Комет и сказал, обратившись к пришельцу:
– Боюсь, ничего из этого ты не получишь. Зато мы можем дать тебе кое-что другое, а именно – смерть.
– Глупец, – сказал ему Мъяонель, – раб не вправе предлагать подобный дар своему господину.
– Когда же, – спросил юноша, обратив против Владыки Бреда свой меч, – я успел стать твоим рабом?
– С тех пор прошла уже целая минута, – ответил Владыка Бреда.
И тогда увидели Имрадим и Данира, что Комет закричал и, схватившись за голову, упал перед Мъяонелем на колени. Обратили они против Мъяонеля и его спутников самые разрушительные заклятья, которые знали, но Мирэн вдруг выдохнул воздух, скопившийся в его легких за все это время, и Дыхание Порчи разрушило, развеяло, разъяло все заклинания матери Комета и его дяди.
Более ни Мъяонель, ни Мирэн не сделали ничего, но увидели Имрадим и Данира, как поднимается на ноги Комет, как берет в руки меч и оборачивается к ним. Лицо его было искажено бешенством, а в глазах притаилось безумие. И обратил он силу своего клинка против матери и дяди. И хотя щиты, выставленные ими, отразили большую часть той тысячи клинков, что направил на них Комет, некоторые клинки все-таки достигли цели. Данира, тяжело раненая, упала на руки Имрадиму, а Комет приготовился нанести новый удар. Тогда Имрадим бросил в него оглушающее заклятье. Комет, которым двигало безумие, и не подумал защититься. Заклятье подняло его в воздух и ударило о медные плиты балкона, и еще раз, но по несчастливой случайности в третий раз Комет оказался слишком близко к краю, и, не удержавшись, упал вниз.
Мельком глянув во внутренний двор замка, Мъяонель обратился к Имрадиму, и, усмехнувшись, сказал так:
– Я вижу, ты человек жестокий. Зачем ты убил его?
Закричал Имрадим, указуя на Владыку Бреда:
– Это ты – убийца!!!
Сказал Мъяонель:
– Достаточно слов на сегодня.
Он вытянул перед собой руку в черной перчатке и негромко сказал что-то. В тот же миг воздух между ним и хозяином замка сгустился и потемнел, и из того сгущения вышли тени, подобные расходящимся
