Глава двенадцатая
Фантасмагории жизни
— Итак, что мы имеем? — сказал Фредерик, беря себе джем. Это было утро после их посещения мюзик-холла; Фредерик, Джим и Салли завтракали в отеле «Тэвисток» в Ковент-Гардене — Макиннон утверждает, что он сын Нелли Бад и лорда Уитхема. Что ж, возможно.
— Эту байку он рассказал и мисс Мередит, — заметил Джим. — Правда, ей он не назвал ни отца, ни матери, но история точно та же. Только это не объясняет, почему Беллман охотится за ним. Если только он не представил себе, что Макиннон его шурин. Не осуждайте его за это.
— Наследство, — сказала Салли. — Может, тут собака зарыта, верно? Но он незаконнорожденный, так что, скорей всего, это пустой номер. Что он может наследовать от Уитхема?
— Меньше малого, по-моему. Уитхем банкрот или, по крайней мере, на грани банкротства, — сказал Фредерик. — Все его имущество заложено и перезаложено. А теперь его еще и из кабинета министров вышибли… Словом, не знаю. Он эдакий Бестолочь-Джонни. Я предпочитаю Нелли Бад. Ничего удивительного, что она оторопела, когда я упомянул о Макинноне.
— А что об этой компании «Полярная звезда»? — спросил Джим.
— Литейные заводы «Полярная звезда», — сказала Салли. — Железо, сталь, так? На Фондовой бирже не зарегистрирована. Завтра съезжу к миссис Седдон на Масуэлл-Хилл, сегодня же собираюсь повидать мистера Гёрни и расспросить его о психометрии. Есть у меня и еще дело, помимо всего прочего…
— Ну, что ж, а я покручусь вокруг Уайтхолла, — объявил Фредерик. — Попробую разузнать что-нибудь об Уитхеме. А потом нанесу еще один визит Нелли Бад. Что же до бизнеса, то мне бы сейчас самое время получить кое-какие деньги; до сих пор вся история не дала мне ни пенни; напротив, я потерял на этом свои часы.
— Тебе-то еще хорошо, приятель, — едко проговорил Джим, ощупывая разбитые губы. — За тридцать шиллингов можешь купить другие. А вот зуб… тут так легко не отделаешься. И у вас еще хватает бессердечия, жестокости дразнить человека копченой селедкой и тостами, когда все, что ему доступно, — овсянка да яичница-болтунья. Ну, ничего, по крайней мере, тот мерзавец еще помучится со своей сопелкой… пустячок, а приятно.
С мистером Гёрни Салли познакомилась в Кембридже. Их представил друг другу мистер Сидгуик, философ, сделавший очень много для дальнейшего обучения женщин; он интересовался также исследованиями по психологии. Мистер Гёрни проводил несколько собственных исследований в этой области, а поскольку он жил в Хэмпстеде, не слишком далеко, Салли решила отправиться к нему.
Он встретил ее в кабинете своей весьма приятной виллы; на письменном столе лежали нотная бумага и скрипка в открытом футляре. Он был энергичный мужчина лет тридцати, с открытым взглядом и шелковистой бородкой.
— Простите, что помешала вам музицировать, — сказала Салли. — Но мне необходимо кое в чем разобраться, а спросить мне больше не у кого…
— Музицировать? Мне никогда не быть музыкантом, мисс Локхарт. Боюсь, эта маленькая сонатина — вершина моих притязаний, как и моих способностей. Теперь я выбрал другое направление; медицина — вот мое поприще. Но чем я могу быть вам полезен?
Это был состоятельный человек, дилетант во всем, пробовавший себя в преподавании, юриспруденции, так же как и в музыке, и Салли весьма сомневалась, что с медициной дело пойдет у него хоть сколько- нибудь лучше. Но он был умен и обладал широкими познаниями в смежных областях психологии и философии, и, когда она коротко рассказала ему всю предысторию и то, что произошло во время сеанса Нелли Бад в Стритхеме, он сразу заинтересовался, оживился.
— Телепатия, — сказал он. — Вот чем занимается, в сущности, ваша миссис Бад, судя по вашему рассказу.
— Теле… — это из греческого. Как телеграф. Что же это значит?
— Так называется явление, когда на того или иного человека оказывает прямое воздействие мозг другого человека. Ощущения, эмоции, чувственные впечатления воздействуют далеко не так, как сознательная мысль. Во всяком случае, пока…
— Но действительно ли такая способность существует? Мы все ею обладаем?
— Феномен этот существует. Зафиксированы сотни таких случаев. Но назвать это способностью?.. Мы не употребили бы этого слова в отношении человека, которого задавил экипаж; мы же не скажем, что он обладает способностью попасть под экипаж. Это, скорее, то, что случается с нами, а не то, что мы делаем.
— Я понимаю. Она могла получать какие-то сообщения, об этом не зная. Но тот, кто посылает их, действует сознательно? Или он может не знать, что он делает?
— Мы называем его перцепиентом. Думаю, во всем этом очень мало схем, правил, мисс Локхарт. Единственное обобщение, какое я могу сделать, состоит в том, что обычно это происходит между людьми, эмоционально друг другу близкими.
— Понимаю… Но в таком случае здесь есть еще нечто поразительное, мистер Гёрни. Связь есть, но какая, мне пока неизвестно.
Она рассказала ему о привидевшемся Макиннону убийстве на снегу и о том, что увидел он это, по его словам, когда взял в руки некий портсигар.
— Да, — сказал мистер Гёрни, — такие случаи известны, проверены и засвидетельствованы. Что за человек ваш перцепиент? Тот, кому являются подобные видения?
— Полного доверия он не вызывает. Он маг-фокусник — и очень хороший, — выступает на сцене, и, возможно, я просто чего-то не понимаю, но, мне кажется, невозможно определить, когда он говорит правду. И еще: когда подобный феномен имеет место, непременно ли перцепиент должен держать в руках вещь, которая в данный момент принадлежит другому лицу? И может ли такое произойти, если связь лишь отдаленная?
— Например?
— Например, статья в газете. Даже небольшая вырезка, которая может иметь какое-то отношение к видению, но в которой не упоминается ни одного имени. Могло это инициировать психометрическое восприятие? Или, может быть, так: предположим, перцепиенту было видение, а позднее он случайно увидел статью в газете, даже обрывок газеты, где этот инцидент не упоминается открыто, но, тем не менее, явно к нему относится. Может он сделать вывод, что эти два явления связаны между собой?
Мистер Гёрни взволнованно вскочил на ноги и достал с полки над письменным столом папку с заметками и вырезками.
— Потрясающе! — воскликнул он. — Вы в точности описали случай в Блекберне в тысяча восемьсот семьдесят первом году. Если мы имеем аналогичный случай, то это событие чрезвычайное. Вот, взгляните…
Она читала вырезки, каждая была снабжена датой и краткой аннотацией с чисто научной скрупулезностью. Случай был действительно близкий, хотя сам предмет видения, явившегося человеку из Блекберна, не содержал ничего особенно сенсационного: просто ему было видение, что его брат, попавший в крушение на железной дороге, остался жив.
— Как много материалов на эту тему вы собрали, мистер Гёрни? — спросила она.
— Тысячи. Рассортировать и проанализировать их — работа на всю жизнь…
— Может быть, вам следовало бы заняться этим, а не медициной. Но вот что я должна сказать вам, мистер Гёрни: похоже на то, что дело, которым я занимаюсь, в чем бы оно ни заключалось, весьма напоминает некий криминальный заговор. Могли бы вы — а я знаю, что вы захотите описать этот случай, — могли бы вы подождать с публикацией, пока не минет опасность? Прошу вас…
Он буквально вытаращил глаза.
— Криминальный заговор?
Она вкратце обрисовала то, что за всем этим стоит; он слушал в полном замешательстве.
— Так вот куда повернулось дело в Кембридже, — пробормотал он, наконец. — Женщины-детективы. Мне кажется, пионеры движения за университетское образование женщин представляли все это как-то иначе… О, конечно, я поступлю так, как вы говорите. В любом случае, публикуя наши сообщения, мы всегда используем псевдонимы. Не беспокойтесь! Мошенничество… Убийство… Пожалуй, в конечном счете, мне все
