Он включил прибор, и стрелка, тотчас подскочив вверх, задрожала на середине циферблата.
— Потрясающе! — сказала миссис Бад. — Меня даже не кольнуло.
— О, не беспокойтесь, миссис Бад, ток очень слабый. А теперь, леди и джентльмены, не пора ли нам занять свои места вокруг стола?
Стулья придвинули, и спириты вместе с гостями постарались более или менее удобно, насколько позволяла теснота, расположиться вокруг стола. Фредерик сел слева от миссис Бад, поставив перед собой электродермограф; Джим, не успев улизнуть, был схвачен сильными пальцами, унизанными кольцами, и решительно усажен справа от нее.
— Свет, если можно, миссис Уилкокс, — сказал мистер Фримен Хамфриз.
Хозяйка завернула один за другим газовые рожки, после чего села сама. Лишь слабое мерцание догоравшего в камине угля тускло освещало комнату. Воцарилось молчание.
— Видите ли вы ваш аппарат, мистер Семпл? — вопросил президент каким-то нездешним голосом.
— Прекрасно вижу, благодарю вас. Стрелка покрыта люминесцентной краской. Если вы готовы, миссис Бад, то я тоже.
— Спасибо, мой милый, — сказала она безмятежным тоном. — Соедините руки, леди и джентльмены.
Все на ощупь отыскали руки друг друга и, ладонь в ладонь, положили их по краю стола. Круг замкнулся. Фредерик устремил глаза на коробку, его правая рука была зажата в теплой, потной руке миссис Бад, в левую вцепились костлявые пальцы мертвенно-бледной девицы, сидевшей с другой стороны.
Стояла полная тишина.
Прошла минута; миссис Бад издала долгий прерывистый вздох. Ее голова упала вперед, казалось, она задремала. Но вдруг проснулась и заговорила… мужским голосом.
— Элла? — спросила она. — Элла, дорогая?
Голос был богатый, сочный, и многие из сидящих вокруг стола почувствовали, как волосы на затылке встают дыбом. Миссис Джеймисон затрепетала и проговорила чуть слышно:
— О! Чарльз!.. Чарльз! Это ты?
— Конечно, я, дорогая! — отозвался голос; это и вправду был голос мужчины, женщина имитировать такой голос не может, он напоен был шестидесятисемилетним общением с портвейном, сыром и изюмом.
— Элла, дорогая моя, хотя мой уход и разлучил нас, наша любовь не должна охладеть…
— О, никогда, Чарльз! Никогда!
— Я с тобой постоянно, днем и ночью, моя милая. Скажи Филкинсу в лавке, чтобы он позаботился о сыре.
— Позаботился о сыре… да-да…
— И будь внимательнее с нашим мальчиком, Виктором. Боюсь, приятели оказывают на него дурное влияние.
— О, Чарльз, дорогой, что я могу…
— Не бойся, Элла. Благословенный свет сияет, блаженный мир призывает меня, я должен возвращаться… не забудь про сыр, Элла. Филкинс недостаточно аккуратен с салфетками. Я ухожу… Я отправляюсь…
— О, Чарльз! О, Чарльз! Прощай, любовь моя!
Послышался вздох, и дух бакалейщика удалился. Миссис Бад потрясла головой, словно желая прочистить ее; миссис Джеймисон Уилкокс тихо плакала в носовой платочек с черной каймой, затем круг снова сомкнулся.
Фредерик оглядел собравшихся. В полутьме было невозможно разглядеть лица, но атмосфера изменилась: все были возбуждены, все напряженно ожидали чего-то, готовые верить всему. Эта женщина была великолепна. Фредерик не сомневался, что она плутует, но он пришел сюда не для того, чтобы слушать наказы покойного бакалейщика по поводу сыра.
И тут
Миссис Бад вдруг конвульсивно содрогнулась и заговорила низким голосом — на сей раз своим голосом, но дрожащим от ужаса.
— Вспышка… — проговорила она. — Там проволока… и счетчик, он кружит — сто один, сто два, сто… о, нет, нет, нет… Колокол. Колокола. Мужчина… колокол. Какой красивый пароход, и маленькая девочка, мертвая… Это не Хопкинсон, но они не должны знать. Нет. Пусть это скроется в тени. Шпага в лесу — о, кровь на снегу, и лед — он все еще там, всё в стеклянном гробу… Регулятор. Триста фунтов… четыреста… Полярная звезда! Тень на севере… мгла, все в огне… пар — пар несет смерть… смерть в трубах… в них пар… под Полярной звездой — о, какой ужас…
Ее исполненный бесконечной печали голос слабел, удалялся и, наконец, замолк совсем.
Фредерик пришел сюда именно ради этого, и, хотя он ничего не понимал, от ее голоса по спине бежали мурашки: то был голос человека, терзаемого ночным кошмаром.
Остальные спириты сидели, исполненные почтительного внимания. Никто не шевельнулся. Но тут миссис Бад громко вздохнула, просыпаясь, и опять взялась за дело.
От фортепьяно послышался громкий аккорд. Все подскочили, и три фотографии в серебряных рамках на крышке завибрировали в знак солидарности.
Из центра стола раздался яростный стук. Все головы судорожно дернулись от неожиданности, спириты смотрели теперь вверх, где разливалось бледное трепещущее сияние, материализовавшееся на потолке. Миссис Бад с закрытыми глазами, казалось, была в центре невидимой бури. Фредерик понимал, что она контролирует происходящее, но все же это производило впечатление: хлопали шторы, струны фортепьяно яростно рокотали — и тут тяжелый стол под камчатной скатертью приподнялся и закачался, словно лодка в бурном море. Бубен на каминной доске звякнул и, дребезжа, рухнул в камин.
— Физическое проявление! — воскликнул мистер Хамфриз. — Прошу всех соблюдать спокойствие! Наблюдайте за редчайшим феноменом. Духи не причинят нам зла…
Однако же в отношении электродермографа у духов явно были иные намерения: из него вдруг выплеснулась ослепительная вспышка, раздался треск и запахло гарью. Миссис Бад испуганно вскрикнула, и Фредерик поспешно вскочил на ноги.
— Свет! Миссис Уилкокс, пожалуйста, свет!
Как только хозяйка дома, в поднявшейся суматохе, отвернула краник ближайшего к ней газового рожка, Фредерик наклонился к медиуму и быстро убрал проволочки с ее запястий и лодыжек.
— Потрясающий результат! — говорил он. — Миссис Бад, вы превзошли все ожидания! Беспримерная запись… вы не пострадали? Нет, конечно же, нет. Машина испорчена, но это неважно. Она не справилась с записью! Ее зашкалило! Великолепно!
Сияя и торжествуя, он кивал ошеломленным спиритам, моргавшим отвыкшими от света глазами. Джим отцепил проволочку от аккумулятора. Миссис Бад потирала запястья.
— Прошу прощения за все, миссис Уилкокс, — продолжал Фредерик. — Я не хотел испортить вам сеанс, но, видите ли, это же научное доказательство! Когда я опубликую свою статью, сегодняшнее собрание Лиги спиритов Стритхема будет признано поворотным пунктом в истории психологических исследований. О, меня это отнюдь не удивило бы. Потрясающий результат!
Вознагражденный этим кружок спиритов распался, а миссис Джеймисон Уилкокс, чья природа в кризисные моменты автоматически обращалась к поддержанию жизненных сил, предложила всем по чашке чая. Вскоре чай принесли; миссис Бад окружила небольшая кучка поклонников, а Фредерик и мистер Хамфриз углубились в серьезную беседу у камина, пока Джим упаковывал электродермограф с помощью самой хорошенькой из присутствовавших девиц.
Кое-кто из гостей собрался уходить, и Фредерик встал вместе с ними. Он обошел всех, пожимая руки, оторвал Джима от его девицы и, прежде чем покинуть собрание, отдал особую дань восхищения миссис Бад.
Худощавый нервный мужчина средних лет покинул дом одновременно с ними, будто бы случайно, и все трое направились к станции. Как только они повернули за угол, Фредерик остановился и снял очки.
— Вот теперь лучше, — сказал он, протирая глаза. — Итак, мистер Прайс, это то, что вы ожидали? Ее обычная программа?
