author>Что войны, что чума? – конец им виден скорый,Им приговор почти произнесен.Но кто нас защитит от ужаса, которыйБыл бегом времени когда-то наречен?Бедствие это не знает предела…Ты, не имея ни духа, ни тела,Коршуном злобным на мир налетела,Все исказила и всем овладелаИ ничего не взяла.8 августа 1959, утроКомарово* * *Пространство выгнулось и пошатнулось время,Дух скорости ногой ступил на темяВеликих гор и повернул поток.Отравленным в земле прозябло семя,И знали все, что наступает срок.##1959* * *…И кто бы поверил, что я задумана так надолго, и почему я этого не знала. Память обострилась невероятно. Прошлое обступает меня и требует чего-то. Чего? Милые тени отдаленного прошлого почти говорят со мной. Может быть, это для них последний случай, когда блаженство, которое люди зовут забвеньем, может миновать их. Откуда-то выплывают слова, сказанные полвека тому назад и о которых я все пятьдесят лет ни разу не вспомнила. Странно было бы объяснить все это только моим летним одиночеством и близостью к природе, которая давно напоминает мне только о смерти.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»* * *И будешь ты из тех старух,Что всех переживут,Теряя зренье, память, слух…1958В прошлое давно пути закрыты,И на что мне прошлое теперь? Что там? – окровавленные плитыИли замурованная дверь,Или эхо, что еще не можетЗамолчать, хотя я так прошу…С этим эхом приключилось то же,Что и с тем, что в сердце я ношу.25 сентября 1960Комарово* * *Так не зря мы вместе бедовали,Даже без надежды раз вздохнуть.Присягнули – проголосовалиИ спокойно продолжали путь.Не за то, что чистой я осталась,Словно перед Господом свеча,Вместе с вами я в ногах валяласьУ кровавой куклы палача.Нет! и не под чуждым небосводом,И не под защитой чуждых крыл —Я была тогда с моим народом,Там, где мой народ, к несчастью, был.1961* * *Хозяйка румяна, и ужин готов,И царствует где-то Борис Годунов…1960-е годы* * *Не в таинственную беседкуПоведет этот пламенный мост:Одного в золоченую клетку,А другую на красный помост.5 августа 1965* * *Начинать совершенно все равно с чего: с середины, с конца или с начала. Я вот, например, хочу сейчас начать с того, что эти зеленые домики с застекленными террасами (в одном из них я живу) непрерывно стояли перед моими (закрытыми) глазами в 1951 г. в Пятой Советской больнице (Москва), когда я лежала после инфаркта и, вероятно, находилась под действием пантопона. Дома эти тогда еще не существовали – их построили в 1955 г., но когда я их увидела, я тотчас припомнила, где видела их раньше. Оттого я и написала в «Эпилоге»:
Живу как в чужом мне приснившемся доме,Где, может быть, я умерла… Анна Ахматова. Из «Записных книжек»* * *И по собственному домуЯ иду, как по чужому,И меня боятся зеркала.Что в них, Боже, Боже! —На меня похоже…Разве я такой была? 1960-е годыЭтот зеленый финский домик в дачном поселке Комарово – единственная отдельная квартира в жизни Ахматовой. Она очень любила ее и называла ласково «Будка». И потому, что домишко в самом деле немного похож на комфортабельную, у хорошего хозяина, собачью конуру, и потому, что это имя аукалось с «Бродячей Собакой». Умерла Анна Ахматова не в собственном доме, а в чужом, казенном месте – подмосковном кардиологическом санатории. А вот похоронили ее все-таки в Комарово. Рядышком с ее соснами.
* * *Пусть даже вылета мне нетИз стаи лебединой… Увы! лирический поэтОбязан быть мужчиной,Иначе все пойдет вверх дномДо часа расставанья —И сад – не сад, и дом – не дом,Свиданье – не свиданье.1960-е годы* * *Мне безмолвие стало домомИ столицею – немота.1960-е годы* * *Как слепоглухонемая,Которой остались на светеЛишь запахи, я вдыхаюСырость, прелость, ненастьеИ мимолетный дымок…1960(?)* * *И это б могла, и то бы могла,А сама, как береза в поле, легла,И кругом лишь седая мгла.1960* * *…Легкая метель. Спокойный, очень тихий вечер… я все время была одна, телефон безмолвствовал. Стихи идут все время, я, как всегда, их гоню, пока не услышу настоящую строку. Весь декабрь, несмотря на постоянную боль в сердце и частые приступы, был стихотворным, но «Мелхола» еще не поддается, т. е. мерещится что-то второстепенное. Но я ее все-таки одолею.
1961Анна Ахматова. Из «Записных книжек»Но Давида полюбила… дочь
Саула, Мелхола.
Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью.
Первая Книга ЦарствИ отрок играет безумцу царю,И ночь беспощадную рушит,И громко победную кличет зарю,И призраки ужаса душит.И царь благосклонно ему говорит:«Огонь в тебе, юноша, дивный горит,И я за такое лекарствоОтдам тебе дочку и царство».А царская дочка глядит на певца,Ей песен не нужно, не нужно венца,В душе ее скорбь и обида,Но хочет Мелхола – Давида.Бледнее, чем мертвая; рот ее сжат;В зеленых глазах исступленье;Сияют одежды, и стройно звенятЗапястья при каждом движенье.Как тайна, как сон, как праматерь Лилит…Не волей своею она говорит:«Наверно, с отравой мне дали питье,И мой помрачается дух.Бесстыдство мое! Униженье мое!Бродяга! Разбойник! Пастух!Зачем же никто из придворных вельмож,Увы, на него не похож?А солнца лучи… а звезды в ночи…А эта холодная дрожь…»1922–1961* * *Слушала стрекозиный вальс из балетной сюиты Шостаковича. Это чудо. Кажется, его танцует само изящество. Можно ли сделать такое со словом, что он делает с звуком?
Ноябрь 1961Анна Ахматова. Из «Записных книжек»Не теряйте отчаянья.
Н.П.Опять проходит полонез Шопена… О Боже мой! – как много вееровИ глаз потупленных, и нежных ртов…Но как близка, как шелестит измена.Тень музыки мелькнула по стене,Но прозелени лунной не задела.О, сколько раз вот здесь я холоделаИ кто-то страшный мне кивал в окне.. .И как ужасен взор безносых статуй,Но уходи и за меня не ратуйИ не молись так горько обо мне. . .И голос из тринадцатого годаОпять кричит: «Я здесь, я снова твой!..Мне ни к чему ни слава, ни свобода,Я слишком знаю», – но молчит природаИ сыростью пахнуло гробовой.##20 июля 1958Комарово* * *Больничные молитвенные дниИ где-то близко за стеною – мореСеребряное – страшное, как смерть.1 декабря 1961
