Как дитя невинное, радовался Сын Божий, когда в промежутках между убийствами, мародерством и поборами, отдав дань потребностям тела, правоверные уделяли силы и время спасению души: благоговейно слушали проповеди своего главаря, воспевавшего Осанну Господу и предвещавшего скорое пришествие царства Мессии.
Иуда свято верил в его приближение, и в этом мнение Галилеянина укрепил старый знакомец Иешуа бар Ионафан, вновь прибывший из Иерусалима с известиями.
...Проконсул Публий Квинтилий Вар, наместник провинции Сирия, в которую входили Иудея и Галилея, предвидел скорую смерть Ирода и возможные волнения, так как было ясно, что народ не останется в покое, когда избавится от тирана. Поэтому он специально посетил Иерусалим, расквартировал там один из взятых в Сирии трех легионов и возвратился обратно в Антиохию.
Произвол легата Сабина, оставленного им у кормила власти в Иудее, вызвал взрыв недовольства и дал аборигенам повод к восстанию даже раньше, чем рассчитывал предусмотрительный проконсул. Сабин с беспощадной суровостью требовал от населения столицы выдачи царских сокровищ. При этом он опирался не только на оставленных Варом легионеров, но и на многочисленную толпу собственных рабов, которых вооружил и превратил в орудие своей алчности.
Так как приближался праздник пятидесятницы, несметные массы людей устремились в столицу из Галилеи, Идумеи, Иерихона и Переи Заиорданской.
В числе и решительности жители собственно Иудеи превосходили всех других. Они разделились на три части и разбили тройной стан: один на северной стороне храма, другой на южной, у ипподрома, и третий на западе, близ царского дворца. Таким образом они полностью окружили римлян и держали их в осадном положении.
Сабин, устрашенный многочисленностью и грозной решимостью восставших, посылал в Антиохию одного гонца за другим с просьбой о скорейшей помощи. Если проконсул промедлит, говорили послы, весь гарнизон Иерусалима будет истреблен.
Поборов нерешительность, легат взошел на высочайшую башню крепости Антония, где квартировал римский гарнизон, – Фазаелеву, названную по имени погибшего в парфянской войне брата Ирода, и оттуда дал знак легиону к наступлению; испытывая сильный страх, Сабин побоялся сойти к своим.
Солдаты, повинуясь его приказу, протеснились к храму и дали иудеям жаркое сражение, в котором благодаря своей воинской опытности сперва получили перевес над необученной толпой.
Когда же многие иудеи взобрались на галереи и направили свои стрелы на головы римлян, те стали гибнуть массами, ибо защищаться против нападавших сверху они так легко не могли. Да и против тех, которые бились с ними грудь в грудь, они с трудом могли дальше держаться.
Стесненные с двух сторон римские солдаты подожгли колоннады храма. Многие из находившихся наверху были тотчас же охвачены огнем и погибли. Другие падали от рук неприятеля, когда соскакивали вниз. Некоторые бросались со стены в противоположную сторону, а иные, приведенные в отчаяние, своими собственными мечами предупреждали смерть от огня. Те же, наконец, которые слезали со стены и схватывались с римлянами, находились в таком состоянии, что их легко было победить.
После того как одна часть повстанцев погибла, а другая от страха рассеялась, легионеры набросились на неохраняемую храмовую казну и похитили оттуда около 400 талантов. Все, что не было украдено ими, забрал для себя Сабин.
Гибель колоннад и огромного числа соплеменников вместе с ограблением святилища до такой степени возмутили иудеев, что они противопоставили римлянам еще более многочисленное и храброе войско. Повстанцы окружили дворец и пригрозили латинянам поголовным истреблением, если те тотчас не отступят. Если Сабин уйдет с легионом, они обещали ему безопасность.
Большинство царских солдат перешло на сторону восставших, но к италикам примкнула храбрейшая часть войска числом 3000 человек, так называемые себастийцы. Во главе их стояли Руф и Грат; один – предводитель всадников, другой – царской пехоты. Оба благодаря своей энергии и осмотрительности оказали большое влияние на исход войны.
Иудеи усердно продолжали осаду, вместе с тем нападая на стены цитадели и приглашая людей Сабина удалиться и не мешать им, когда они после долгого терпения хотят, наконец, возвратить себе свободу. Охотно бы легат отступил втихомолку, но не верил их обещаниям и боялся, что подобное великодушие только заманит его в западню. Вместе с тем он надеялся на скорую помощь Вара. Римский предводитель решился поэтому выдержать осаду...
Гонцы со всех концов страны все прибывали и прибывали к Иуде с обнадеживающими вестями.
В Идумее взялись за оружие две тысячи царских ветеранов и открыли войну с приверженцами Ирода. Ахиаб, двоюродный брат покойного царя, боролся с ними, скрываясь в сильнейших крепостях, но избегая столкновения в открытом поле.
В Перее нашелся некто Симон, один из царских рабов, который, надеясь на свою красоту и высокий рост и, видимо, вообразив себя вторым Саулом, напялил на себя корону. Собрав разбойников, он рыскал по открытым дорогам, сжег царский дворец в Иерихоне, многие великолепные виллы и сильно нажился на этих пожарах.
В другом восстании, вспыхнувшем в Перее, были обращены в пепел царские дворцы возле Вифарамата, у Иордана.
Простой пастух по имени Афронг тоже дерзнул посягнуть на корону. Его телесная сила, отчаянная храбрость, презрение к смерти и поддержка четырех братьев внушали ему надежду на успех. Каждому из братьев он дал вооруженную толпу, и теперь они служили ему как бы полководцами и сатрапами во время его набегов.
Надев на себя диадему, Афронг вместе с братьями опустошал страну. Преимущественно убивал римлян и царских солдат, но не щадил и иудеев, если те попадались к ним в руки с добычей. Раз, возле города Еммауса, они даже осмелились окружить когорту римлян, подвозивших легиону провиант и оружие. Центурион Арий и сорок наиболее храбрых солдат пали под стрелами. Та же участь угрожала остальным, но тут появился Грат с себастийцами и спас их.
Предводитель Ревностных, который в годину войны благодаря своим победам превзошел авторитетом самого Гавриила, не сомневался, что все до единого восставшие евреи признают его вторым Иудой Маккавеем, встанут под его водительство и повергнут в грязь орлов римского легиона и знаки воинской доблести полчищ Архелая. Десятки раз его пересохшие губы шептали слова Шаддая:
