велиты отныне будете в распоряжении проконсула Германии. На сборы в дорогу – один день, отправляться завтра утром.
– А мои и ликторов пожитки в Цезарее?
– Их привезет на корабль челядь легата Гая. Да, кстати, об Иуде по дороге рассказывать только то, что известно всему войску: врач сей вылечил Лонгина, усыновлен, подрядился целить Вара. Исполняй приказ!
– А что будет со мной, великодушный господин? – осведомился Иоханан.
Колоний выпалил ему в лицо любимую фразу Августа, которой тот обычно отвечал на мольбы о пощаде людей, попавших в проскрипционные списки:
– Ты должен умереть!
У бывшего телохранителя подкосились ноги.
– Как?
– На кресте! Серторий, возьми и распни его! Предварительно вырви ему язык, чтобы не сболтнул лишнего.
Иоханан упал на колени перед Гаем:
– Милостивый легат, ты же обещал...
– Я обещал не давать приказа о твоей казни. И сдержал слово – на смерть тебя посылает мой командир, не я. Запомни, еврей, предательство оправдывает себя лишь ненадолго...
– Ты сулил мне особую милость, прокуратор, – поднялся с колен приговоренный изменник. – Убей меня иным способом, людям моей веры позорно висеть на дереве...
– Даже не проси. Как я объясню легиону, почему отдал тебе предпочтение перед другими мятежниками? Я намерен распять несколько тысяч зелотов. Не меньше, чем Вар десять лет назад, и ты станешь первым...
С осознанием неминуемой гибели Иоханан из жалкого труса переродился в смелого воина, которого не так давно знал и уважал Иуда.
– Где же твое слово, лживый римский пес?!
– А где была твоя клятва верности, когда ты предавал своего главаря?! Нашему великому оратору Цицерону доводилось в таких случаях говорить: «Я клялся языком, ум мой не клялся». Впрочем, я сдержу обещание и окажу тебе даже две милости. Вот первая: твоя смерть будет легче, чем у других распятых. Тебе дадут вина с маковым настоем и сразу перебьют голени. Помучаешься часок – и отойдешь в мир иной. Вторую милость проси сам – любую, кроме пощады.
– Пусть меня похоронят в родовом склепе. Не снимайте меня с креста и сообщите родственникам, как найти место казни. Они уложат мое тело вместе с костями предков...
– Наконец-то ты сказал нечто достойное солдата! Ликтор Марк! До того, как еврею вырвут язык, подробно расспроси его о том, где живут его родственники. Поедешь с легатом Гаем в Цезарею, оттуда пошлешь к ним гонца. Проследи, чтобы уважили последнюю волю осужденного на смерть! А теперь, Гай и Иуда, останьтесь у меня, остальные – готовьте казнь. Серторий, перед началом зрелища позовешь нас. Гавлонит, – обратился по-гречески прокуратор к вождю «ганна'им», когда они снова оказались втроем, – дай мне клятву, что отныне никогда не будешь воевать против Рима...
«...Я дам вам слово и сдержу его так же, как вы – свое обещание злосчастному Иоханану, хотя он и заслужил сполна позорную гибель. Не одни римляне мастера клясться так, чтобы клятву можно было легко обойти и в то же время не нарушить ее формально. Фарисеи – куда большие искусники в этом деле, их науку я сейчас и применю. Для начала – простейшая ловушка, которую легко заметить сразу».
– Клянусь больше никогда не обнажать меч против Рима!
– Про таких, как ты, квириты сложили пословицу: «Угорь: он выскользнет». Но только не у меня! Не лукавь, иудей! Можно ведь сражаться и копьем, и секирой. Можно вообще не обнажать оружие самому, а просто руководить войсками! Скажи в точности так, как я сказал.
– Клянусь Богом отцов моих, что больше никогда не стану воевать против римлян и их союзников, – громким и ясным голосом обещал Иуда и мысленно добавил: «...но буду вредить им всеми другими способами».
Вождь Ревностных не клятвопреступничал – он просто произнес вторую часть клятвы про себя, как советовали делать в подобных случаях фарисеи. За нарушение обещаний Адонаи обязательно накажет – но ведь Он знает, что именно обещал ты на самом деле.
...Через час остатки легиона собрались у небольшого холмика, находившегося на таком расстоянии от лагеря, с какого до него не добросили бы ядер и стрел даже самые мощные катапульты и баллисты. На макушке возвышения легионеры вкопали довольно массивный, но невысокий, всего в человеческий рост, крест, совершенно непохожий на длинные пыточные столбы, на которых латиняне обычно распинали мятежников, дабы их было видно издалека.
– Дерева маловато в походных условиях, – пояснил Серторий, видя недоумение Иуды. – Но кое в чем такой крест даже удобнее...
– А где палачи? Почему казнь устраивают простые легионеры?
– У нас все солдаты – палачи, когда наказывают взбунтовавшихся рабов или жителей покоренных провинций. Квиритам отрубают головы ликторы или центурионы. Да ты не переживай, развлечение все равно получится интересное – даже без специально обученных катов. При такой казни никакого искусства или особого умения не требуется...
Зрелище действительно оказалось квинтэссенцией жестокой простоты, во всем присущей римлянам. Захлебывающегося кровью от вырванного языка Иоханана поставили вплотную к кресту, раскинули руки и прибили гвоздями запястья. Затем подтянули ноги. Иуда стоял близко и видел, как головки гвоздей, приняв на себя вес тела, рванулись сквозь живую плоть вверх, пока не застряли в запястьях. Жертва издала хрип-мычание, которое потомки Ромула восприняли с восторгом. Далее длинным, в треть локтя, гвоздем сквозь деревянную дощечку, чтоб не выскочил, приколотили ноги зелота через стопу одной конечности и
