проститутку, это сходит ему с рук безнаказанно, даже если жена узнает об этом. Но если жена когда-нибудь уйдет из дома без ведома мужа, это сейчас же может послужить ему поводом для жалобы и расторжения брака. Пусть бы был один закон для мужа и жены! Честной женщине достаточно одного мужа; почему же и мужу недостаточно одной жены? Клянусь, если бы мужей, бросающихся в объятия проституток за спинами жен, наказывали так же, как жен, которых выгоняют из дома, когда они в чем-нибудь провинятся, мы увидали бы гораздо больше разведенных мужей, чем жен!» В свете этой морали проституция обнаруживает двойственное лицо, которое метко характеризуется выражением «необходимое зло». С одной стороны, нельзя отрицать целесообразность блудниц для социального урегулирования половой жизни. С другой стороны, они стоят на низшей ступени общественной лестницы, их клеймят печатью позора и бесчестья...
– Что за чушь! Может, кто и клеймит, да только не я! – расхохотался Гай. – Хватит болтать, пошли в лупа-нарий! Послушай меня, Иуда, – предупредил примипул по дороге, – прими меры предосторожности. Не заходи в клетушку сразу, отдай ценные вещи и кошельки сопровождающим нас рабам легата. И еще! Когда ты переступаешь порог каморки, над которой прибита дощечка, все равно, привлекает ли тебя туда мальчик или девушка, тебе будет недостаточно ни дверей, ни занавески и задвижки. Закупоривай даже мельчайшую щель, которая кажется тебе подозрительной, а также дырочки, пробуравленные, быть может, сладострастными иглами. Такие дырочки часто делаются в борделях, чтобы дать посторонним возможность за плату наблюдать любовные сцены.
– Что вы за люди! – покачал головой Гавлонит. – Мало вам самим творить разврат, так еще интересно следить за тем, как это делают другие!
– Почему только другие?! – захохотал Гай. – За собой тоже интересно наблюдать! Во многих борделях устроены комнаты с зеркалами на стенах и потолке. Это прекрасный инструмент возбуждения! Мой клиент Тоетой Квадра постоянно устраивает в таких палатах забавы с «лупами» и мальчиками. В обычных комнатах он, бедняга, возбудиться не способен, помоги ему Приап!
На Востоке, а уж тем более в сравнительно целомудренной Иудее, шлюхи обычно прячутся по укромным углам, как вши, и вылезают на свет Божий только на светские и религиозные празднества, спортивные игры, паломничества, судебные заседания, ярмарки, театральные и цирковые представления и тому подобные действа, когда в одном месте собирается много мужчин, за счет которых они живут. Для самопродажниц и особенно для их сводников это поистине золотые дни.
Но обычному посетителю женщин легкого поведения в Италии, при высоко развитой уличной жизни римских городов, решительно нет надобности выжидать такого удобного случая для неограниченного удовлетворения своей похоти. Ему достаточно для этой цели просто выйти погулять.
Уже тогда существовал так называемый «отлет» блудниц и галантных женщин, который простирался главным образом на наиболее оживленные улицы.
В Риме ночные гуляки – мужчины и женщины – толпами направлялись при свете фонарей на кутежи. Посещение публичных домов начиналось только к вечеру, так как до трех-четырех пополудни (в девятом часу по римскому времени) запрещено было их открывать. Зато они работали для посетителей всю ночь напролет, до раннего утра.
В злачных домах попойки служили частым поводом для встреч с «лупами», так как на всяком званом обеде или ужине и без того должна была присутствовать флейтистка, чтобы играть во время жертвенного возлияния. Обыкновенно пирушка сопровождалась также музыкой, которую исполняли девушки, игравшие на цитре, и эротическими танцами, причем, кроме обычных шлюх, в ней принимали участие специально обученные гетеры.
По мере опустошения теряющего в весе с каждым днем кошелька легата его веселая компания проходила лупанарии сверху вниз в переносном смысле слова. То есть начали они свой десятидневный поход с самых фешенебельных, потом перешли в более дешевые и убогие, далее – в кабаки и трактиры, а закончили и вовсе на улице...
Дорогие дома терпимости располагались в центре, недалеко от Храма Мира. В них имелись внутренние дворики и бассейны, мозаичные панно с эротическими изображениями. Картины амурного содержания, написанные на стенах, изображали священные сцены: боги и богини приносят жертвы любви. Обстановка отличалась большим комфортом, а распутники всегда могли найти здесь высокообученный персонал, готовый к их услугам – и не только сексуальным.
«Анциллы орнатрисы» – так назывались служанки, на обязанности которых лежала забота о туалете девушек; они должны были одевать и раздевать их, наряжать, румянить, белить. «Аквариоли» приносили посетителям прохладительные напитки и вино; «бакарио» – воду, необходимую для всякого рода гигиенических обмываний, к которым прибегали мужчина и женщина до и после коитуса; «виллики» выступали в качестве доверенных лиц «лено» или «лены» (сводника, сводницы) или содержателя дома терпимости; именно «вилликам» вручалась сумма, указанная на ярлыке. «Адмиссарии» – титул женщин или мужчин, обязанность которых заключалась в том, чтобы зазывать клиентов на улицах и приводить в лупанарии, поэтому их еще называли «аддукторы» (или «кондукторы»).
Комнаты для свиданий в аристократических лупанариях выходили не на улицу, как в простонародных, а внутрь двора или патио, посреди которого находился фонтан с бассейном. В некоторых имелся даже балкон, где собирались все обитательницы в кричащих туалетах или без них, с венками из цветов на голове и с миртовой ветвью в руке.
Из-за проводимой Гаем экономической политики, которую можно было сформулировать так: «Гулять по средствам», через три дня компания легата сменила маршруты своих походов: вместо центра стала посещать окраинные кварталы – знаменитый Субурра у Целийского моста рядом с казармами, не менее скандально известный Эсквилинский квартал, а также окрестности Большого цирка.
Народные лупанарии, которые отец церкви Тертуллиан позднее заклеймил как «консистории общественного разврата», представляли собой целый ряд темных клетушек, заполненных совершенно нагими людьми обоего пола. Налог, положенный за проституцию, взимался властями предварительно. Калсдая такая каморка имела входную и выходную дверь на две улицы.
Меблировка келейки ограничивалась тростниковой циновкой или плохой кроватью – «пульвинар», покрытой «центо» – грязным, испещренным заплатами покрывалом, лампой, наполненной зловонным маслом, которая пропитывала запахом своего дыма одежду и, таким образом, легко выдавала посетителей домов разврата.
На стенах висели грубо сделанные картины священно-сексуального содержания. У двери лупанария был прикреплен указатель в виде Приапа или фаллоса, который красноречиво свидетельствовал о назначении этого заведения. Ночью он заменялся красным фонарем, которому придавали ту же форму. Наконец, над каждой клетушкой пришивался ярлычок с надписью «нуда», когда в келейке не было никого, или «оккупата», когда она бывала занята. Тут же обозначалась и такса за ласки обитательницы келейки, что делало излишним торг.
