металась в воде рыба.
— Лом подайте! — приказал боцман. — Я ее ломом по голове!
В лодку спустили лом.
— Держи крепче, — приказал боцман матросу, — я ее сейчас!
Теперь рыба была под самым бортом. Она рвалась со страшной силой, словно понимая, что пришел ее конец.
На палубе притихли. Наступил решающий момент. Боцман замахнулся ломом.
— Э-эх!..
И лом опустился на голову рыбы. Но боцман вложил в удар слишком много силы и потерял равновесие. Всё это произошло мгновенно. Томушкин хотел было удержать его, но сам вместе с боцманом кувырнулся за борт.
Теперь два незадачливых рыбака и рыба, испускающая дух, барахтались воде.
— А что я говорил, — дрожащим голосом кричал из воды Томушкин, — надо было рассчитать направление удара!..
— Поздновато, Вася, — крикнули ему с палубы, — сейчас рассчитывай скорость погружения!
А боцман, будто нечаянно, ухватился за Томушкина и толкнул его с головой в воду.
— Всё равно, — вынырнув, завопил Томушкин, — неправильно! Кто так бьет?
Через несколько минут на палубу «Большевика» подняли Яшку, лодку и двухметрового палтуса.
Рыбу насилу поворачивали два человека. Она была с одной стороны совершенно белая, а с другой светлобурого цвета, и на этой стороне у нее находились оба глаза.
— О це карась! — заявил Самойленко.
На мостике звякнул машинный телеграф. Пароход двинулся дальше. И только теперь на палубе люди разглядели мальчишку. Раньше было не до него. Внимание всех поглотила охота на палтуса.
Мальчишка стоял перед командой «Большевика», смело смотря всем в глаза.
— Ты кто? — спросил его повар.
Яшка вместо ответа отмахнулся. Очень уж смешной колпак был на голове у повара. А вот рядом с поваром стоял человек в тужурке с золотыми пуговицами, в фуражке с золотой эмблемой и с золотыми галунами на рукавах. То был старший помощник капитана Борис Владимирович Матвеев.
— Пускай начальник спрашивает, а вам не скажу, — сердито буркнул Яшка повару.
Все расхохотались.
— Так кто же ты? — спросил тогда старпом.
— Рыбак, — с достоинством ответил мальчик. — Яшка Кубас.
— Из какого села?
— Из села Тихого. Колхоз наш называется «имени Первого Мая».
— Из Тихого? — удивился кто-то наверху.
Все подняли головы. Капитан с мостика следил за допросом.
— Голубчик, — не выдержал он, вмешиваясь в разговор, — село-то Тихое сколько миль отсюда?
— Ну и что, — невозмутимо сказал Яшка, — вот подует межзапад-побережник, — я мигом доберусь.
— А ну-ка, поднимись сюда.
Старпом стал подталкивать Яшку к трапу, но мальчик заупрямился. Он заметил, как повар отделился от толпы и присел над палтусом, что-то вымеряя ладонью.
— Не трожьте! — крикнул Яшка повару. — Не ваш палтус!
И только когда повар отошел от рыбы, он сказал старпому:
— Куда идти?
Многим хотелось подняться на мостик следом за старпомом и мальчиком, но без надобности входить туда запрещалось.
Разговор продолжался при закрытых дверях. Однако начался он не сразу. Яшка, как вошел в рубку, так и застыл от изумления. Сын рыбака, и сам рыбак, потомственный помор, в первый раз в жизни он стоял на мостике большого океанского парохода. Сколько здесь было разных диковинок! Одна стена сплошь обвешена всякими часами: большие, поменьше, какие-то четырехугольные — все они блестели так, что глаза разбегались. А стрелки? Одни щелкали, вздрагивали, другие тихо перескакивали с черточки на черточку. Дальше стояли ящики со стеклянными стенками, а в ящиках стрелки что-то рисовали по бумаге.
Наконец Яшка увидел старика, который сидел на диване и очень сердито смотрел на нового пассажира. Кто он такой, этот старик, и чего надулся? Яшке хорошо запомнилось, как говорил отец: «У которого человека губы толстые — у того сердце доброе, у которого тонкие — тот злой». Яшка после того и стал различать людей по губам. Старик, сидевший на диване, нисколько не пугал Яшку. Подходящие губы, сразу видать, что добрый.
— Кто выпустил тебя в море одного? — спросил капитан.
— Сам, — спокойно ответил Яшка.
— Родители у тебя есть?
— Маманя одна.
— Зачем ты в море вышел?
— По рыбу, — Яшка улыбнулся, — поди-ткось какого словил. Маманька с неделю жарила бы.
Капитан сердито хмыкнул и отвернулся к иллюминатору: он не мог сдержать улыбки.
— Товарищ Жук, — приказал Александр Петрович, — запишите всё в журнал, и пусть радист сообщит об этом в Архангельск, кроме того, пусть свяжется с ближними судами. Сдадим рыболова на встречный пароход.
Капитан вышел из рубки.
Жук немедленно взялся за журнал и по своему обыкновению тут же при Яшке записал всё очень коротко:
«В 15 час. 10 мин. подобрали в море лодку и рыжего мальчишку. Грубиян ужасный».
Яшка узнал про эту обидную для себя запись, едва капитан возвратился в рубку. Старик взглянул в журнал и нахмурился.
— Это что, юмористический журнал?!.. Разве это запись? «Подобрали рыжего мальчишку»… Журнал есть официальный документ! Для журнала этот молодой человек может быть хоть яркосиним. Кого подобрали? Имя?.. Фамилия?.. Возраст?.. А если с ним что-нибудь случится? Мы должны будем отвечать! Это же человек, гражданин Советского Союза!
— А то как же! — подтвердил Яшка.
— Позовите Савелия Илларионовича, пусть он всё запишет! — приказал капитан.
Старик опустился на табурет.
— Сами-то откуда? — осторожно спросил Яшка. Надо же было ему узнать, что это за пароход и куда он шел; может, попросить как следует, и на этом пароходе его подвезли бы до дому.
Но Александр Петрович молча показал на дверь.
Вскоре на мостик пришел третий помощник, Пиатровский. Очень довольный тем, что капитан вызвал именно его, он подробно расписал в журнале обстоятельства, при которых «Большевик» повстречался с яшкиной лодкой, а также самого мальчика описал с предельной точностью: «Возраст — одиннадцать лет и семь с половиной месяцев, глаза — серые, рост — 145 сантиметров, особые приметы — небольшое количество веснушек, цвет волос — золотистый».
Когда Савелий Илларионович вслух прочел свою запись, Яшке больше всего понравилось, как было написано про волосы.
Глава третья
