Не спрашивайте меня ни о чем

природы, а какая-то ерунда.

— Интересно, сколько метров от верхней площадки вышки до воды? — ни с того ни с сего спросил вдруг Эдгар.

— Метров десять, должно быть, — сказал Яко.

— Да, пожалуй, — добавил я. — Навряд ли больше.

И тут вдруг я почувствовал, что дело дрянь. В памяти мелькнул миг игры в карты в тот раз дома у Фреда. Но я промолчал. Зато заговорил Эдгар:

— Ну вот и лето. Вода теплая.

— На море люди купальный сезон начинают, — рассуждал вслух наивный Яко. — В лесном озере температура воды должна быть еще выше. Может, искупаемся?

— Не знаю, — сказал Эдгар негромко. — Но Иво мог бы попробовать. Показать свое умение нырять с десятиметровой вышки.

Вот оно: сказано! Еще хорошо, что он не стал рассусоливать и играть, как удав с кроликом.

— Тебе что — не терпится увидеть? — удивился я. — Что ли в кино не видал, как прыгают люди с трамплина?

— Видал. Но не видал, как это делаешь ты.

— И тебе очень хотелось бы увидеть?

— Очень, — сказал он.

— А может, и правда доставить такое удовольствие малышу Эдгарику? Может, и правда продемонстрировать, как Иво Берг ныряет с десятиметровки?

— Было бы здорово, — моргнул длинными ресницами Эдгар. Он и впрямь сейчас походил на тщедушного, капризного мальчугана.

— Ах, это тот спор за картами, — вспомнил наконец Яко.

— Нет, проигрыш в карты, — поправил его Эдгар.

Это рассмешило Яко. То, что нельзя прыгать в воду весной, он понимал. Но что означало прыгнуть с десятиметровки даже летом, до него не дошло. Наверно, он считал: раз многие прыгают, то, наверно, и для меня это не проблема.

— Яко, ты когда-нибудь прыгал с такой высоты?

— Нет, — сказал он, — не приходилось.

— Так я и предполагал, — заключил я.

Эдгар молчал. Взглянул на часы, но так, чтобы и мне было заметно его движение.

Я докурил сигарету и бросил окурок в воду. Вокруг него засуетилась стайка глупых мальков.

— Эдгар, как по-твоему, рыб можно научить курить? Собак вроде бы, говорят, можно.

— Тебе, возможно, это и удалось бы. Другим навряд ли.

Я закурил новую сигарету и хлопнул Яко по плечу.

— Пошли со мной. Одежду подержишь.

А что, почему бы и нет. Раз мне захотелось прыгнуть, он с удовольствием. Только надо это сделать по-быстрому, пока Тейхмане не вернулась. Вообще-то ведь это вода, ничего страшного, полагал Яко, но Тейхмане, конечно, возмутится…

Мы поднимались на вышку. Эдгар тащился позади, губы у него были поджаты.

— А ты чего сюда лезешь?! — рявкнул я на него. — Мотай отсюда вниз. А то может случиться, и ты тоже ненароком полетишь в озеро.

Он не ответил, но и спускаться не стал.

Я подошел к краю площадки и поглядел вниз. Нет, тут наверняка было больше чем десять метров. Но кому мне было сейчас это доказывать?

Я быстренько разделся и сунул одежду в руки Яко.

— Постой впереди меня, чтобы они снизу не увидали, что тут готовится, — выдохнул я.

Но мои дорогие одноклассники уже заметили, и я слышал их любопытствующие голоса и смешки.

Посмотрел на небо, закусив в зубах сигарету. По солнцу проплыло пушистое облачко, и поверхность воды взблеснула серебряной чешуей. Темный еловый лес обступил озеро, лежавшее подо мной, подобно блестящему глазу сказочного зверя.

Поглядел прямо вниз, и это было единственное место на всем озере, в котором чернела бездонная глубь. Вышка, казалось, выросла еще выше.

Я знал, что запросто доплыву до мостков купальни, я знал, что доплыву и гораздо дальше, но думал о том, что предстоит нырнуть в холодное темное небытие. Тут, наверху, была жизнь, там, внизу — смерть. Я всегда боялся высоты. Не счесть, сколько раз во сне я лез куда-то высоко-высоко, и всегда у меня соскальзывала нога, либо слабела рука, либо кто-то сталкивал, и я, обмирая от ужаса, камнем летел вниз. Правда, всегда просыпался раньше, чем достигал земли.

Верхняя площадка была открыта ветру, и меня начало познабливать. Зубы стучали, но рука уже взялась за перилину. В тот миг я отдал бы год жизни за то, чтобы уже плыть к берегу. Все вокруг стало меленьким, существовали только я и черная бездна. «Ну вот, — подбадривал я себя, — еще секундочка, полсекунды, секунда, и я уже отпускаю руки, я уже лечу», — но пальцы только крепче сжимали деревянный брус.

Эдгар что-то произнес, он даже прикоснулся, взял меня за плечо, но это уже не имело ко мне отношения. Я медленно клонился вперед, словно меня тянула вниз незримая тяжесть. Рука выпрямилась и приостановила это движение. Я чувствовал, как разжимаются пальцы, гладкий поручень выскальзывает из них, и рука мгновенно сжимается в кулак, но ловит лишь ветер. Я вскрикнул и ухватился было за перилину, но потерял равновесие — и полетел вниз.

Меня поглотила черная ночь.

Сердце почти остановилось.

Ночь лишила дыхания, душила, сдавливала грудь, лезла в нос, в уши, в рот, и мне показалось, я схожу с ума. Наверно, я завопил от страха, потому что, пока всплыл на поверхность, я здорово нахлебался воды, и меня всего выворачивало от кашля.

Я отчаянно дрыгал руками и ногами. Скорей к берегу, только бы бездна не затянула меня обратно!

К мосткам подплыл неподалеку от рыболовов. Обеими руками вцепился в доски. Вылезти на них сил у меня не было.

Подбежали ребята. Ко мне протянулись четыре руки и вырвали меня из воды… Я не видел, чьи это были руки. Я только схватился за них. Если бы я соображал нормально, я не взял бы руку Эдгара ни в коем случае. Лучше отсиделся бы в воде, пока возвратились бы силы.

— Ну как, Иво? — затараторил Яко. — Ты весь дрожишь. Надевай скорей рубашку. Не надо было прыгать. Эдгар ведь сказал, что берет свои слова обратно.

Я надел рубаху и кинул на плечо джинсы. Пошел на берег. Доски качались, и у меня дрожали ноги.

У подножия вышки натянул джинсы и зашнуровал кеды. Приплелся Эдгар и протянул таким тоном, будто ничего особенного не произошло:

— Не надо было тебе прыгать.

— Ты же хотел этого, и это было твое право: в карты я проиграл, — вытолкнул я на одном дыхании.

— Перед тем как ты прыгнул, я же сказал, что беру свои слова назад.

— Неужели? — удивился я. — А тогда, у Фреда, такой вой поднял, что сдохнуть было можно; сегодня тоже начал ту же песню, и, когда я раздетый стою на краю трамплина, ты объявляешь мне амнистию. Вот он где наконец, наш добренький Эдгар. Гуманист! Друг человека!

— И тем не менее зря ты меня не послушал. Глупо! В действительности я же вовсе этого не хотел.

— Ах вон оно что?! Ты этого вовсе не хотел, но все-таки зашел так далеко, что мне пришлось это сделать.

— Но ведь я тебе сказал…

— Ты думаешь, я что-нибудь слышал?! — вырвалось у меня против воли, и я уже не мог