видели на марше, были одеты в поношенные платья с длинными юбками мрачных расцветок. Волосы локонами падают на одно плечо. На правом пальце большое золотое кольцо с печаткой.
Выглядела она так, словно это место принадлежит ей. И, очевидно, привыкла всегда поступать по- своему.
— Надеюсь, вы ищете нас, — сказал Дин.
— Так и есть.
«У нее очень приятная улыбка. Дорогая улыбка», — решил я.
— Что ж, у вас хороший вкус, — сказал Дин.
Не знаю, как у него это получается. Наверно, какая-то телепатия. Он не говорит девушкам ничего особенно умного. Я это знаю, потому что изучал его технику еще в Академии. Мне казалось, этому можно научиться, как можно научиться тактике, но ничего подобного. Неважно, что говорит Дин, и вроде бы неважно, как он это говорит. Он может болтать, молчать или даже вести себя оскорбительно. А в следующий миг вы видите, что девушка уходит с ним. Если ей приходится отменить свидание — так бывало, — она его отменяет.
Будь я проклят, если позволю, чтобы так получилось и на этот раз. Но у меня было неприятное ощущение, будто я заранее обречен на поражение и ничего не добьюсь. Вдобавок я не мог придумать, что ей сказать.
— Меня зовут Дин Ноулз. А это лейтенант Слейтер, — сказал Дин.
«Вот свинья», — подумал я и постарался улыбнуться, когда она протянула руку.
— А я Ирина Суэйл.
— Значит, вы дочь губернатора, — сказал Дин.
— Совершенно верно. Я могу сесть?
— Прошу. — Дин придержал ее стул, прежде чем я сумел подойти к нему. Это еще больше смутило меня. Мы сели, и к нам подошел рядовой Доннелли.
— Мне «Иерихон», — сказала Ирина. Доннелли не понимая смотрел на нее.
— Он прилетел с нами, — пояснил я, — и не понимает, что вы заказали.
— Это вино, — объяснила она. — Я уверена, что здесь есть еще несколько бутылок. Обычно его не охлаждают.
— Да, мэм, — сказал Доннелли. Он отошел к бару и принялся разглядывать бутылки.
— Мы как раз думали, чем бы заняться, — сказал Дин. — Вы спасли нас от вечной скуки.
Она улыбнулась, но за этой улыбкой крылась какая-то тень. Ей не показалось, что мы ее оскорбляем, но в то же время ей было не до забав. Мне стало интересно, что ей нужно.
Доннелли принес бутылку и рюмки.
— Это оно, мэм?
— Да. Спасибо.
Он поставил рюмки на стол и налил.
— Разрешите оставить вас, лейтенант Ноулз?
— Конечно, Доннелли. Но не уходи надолго, иначе мы разграбим весь твой бар.
— Да, сэр. — Доннелли вышел в коридор.
— Ваше здоровье, — сказал Дин. — Расскажите нам о ночной жизни на Арарате.
— Она не очень приятна, — ответила Ирина.
— Значит, скучно. Что ж, мы этого ожидали…
— Не столько скучно, сколько ужасно, — поправила Ирина. — Простите. Просто… Я чувствую себя виноватой, когда думаю о своих проблемах. Они такие мелкие. Скажите, а когда прилетят остальные?
Мы с Дином переглянулись. Я собрался что-то сказать, но первым заговорил Дин..
— Вы знаете, нам немногое рассказывают.
— Значит, это правда. Прилетели только вы, — сказала она.
— Ну, я этого не говорил, — возразил Дин. — Я сказал, что не знаю…
— Не нужно обманывать, — сказала она. — Вряд ли я шпионка. Прислали только вас, верно? Никаких боевых кораблей и никакого полка. Несколько сотен солдат и младших офицеров.
— Мне казалось, вы должны знать больше нас, — сказал я.
— Просто я не так быстро отказываюсь от надежды, как мой отец.
— Ничего не понимаю, — сказал я. — Губернатор запросил полк, но нам никто не говорил, для чего он здесь нужен.
— Разобраться в хаосе, который мы здесь создали, — ответила Ирина. — Мне казалось, они что- нибудь попытаются сделать. Совладение превратило Арарат в настоящий ад, и мне казалось, что у них хватит… чего? Гордости? Стыда? Элементарного приличия, чтобы навести порядок раньше, чем мы вынуждены будем покинуть планету. Вижу, я ошибалась.
— Значит, положение за стенами плохое, — заметил Дин.
— Плохое? Ужасное! — ответила Ирина. — Вы даже представить себе не можете, что там происходит. Банды преступников утверждаются как правительства. И мой отец признает их! Мы заключаем с ними договоры. А колонистов рвут на части. Убийство — самое меньшее, что может с ними случиться. Вся планета впадает в варварство, и мы даже не пытаемся им помочь.
— Но ведь ваша милиция может что-нибудь сделать? — спросил Дин.
— Нет. — Она медленно покачала головой и уставилась на свою пустую рюмку. — Прежде всего, милиция не выходит за стены. И я не могу их винить. Ведь это не солдаты. По большей части хозяева магазинов. Иногда они добираются до поворота большой реки или до ближайших ферм, но ничего хорошего это не приносит. Мы пытались создать что-нибудь более постоянное, но ничего не выходит. Мы не можем защитить колонистов от банд преступников. А теперь нам приходится признавать эти банды как законные правительства!
Вернулся Доннелли и встал за стойку. Дин сделал ему знак повторить.
— Я заметил, что нас приветствовали, когда мы проходили по городу, — сказал я.
Ирина горько улыбнулась.
— Да, горожане считали, что вы сделаете безопасной торговлю с внутренними землями, освободите там их родственников. Как я хотела бы, чтобы вы могли это сделать!
Прежде чем мы смогли ответить, вошел капитан Фалькенберг.
— Добрый день, — сказал он. — Могу я к вам присоединиться?
— Конечно, сэр, — ответил Дин. — Это капитан Фалькенберг. Ирина Суэйл, капитан, дочь губернатора.
— Понятно. Добрый день. Пожалуйста, бренди, Доннелли. Составите мне компанию? Прекрасно. Доннелли, налей всем. Кстати, меня зовут Джон. В офицерской столовой только по именам, Дин… разумеется, за исключением полковника.
— Да, сэр. Прошу прощения. Джон. Мисс Суэйл как раз рассказывала нам о положении за стенами. Положение очень тяжелое.
— Да, знаю. Я половину дня провел с полковником. Может, мы сумеем что-нибудь сделать, мисс Суэйл.
— Ирина. В офицерской столовой только по именам. — Она рассмеялась. Очень приятный смех. — Я бы хотела, чтобы вы что-нибудь сделали для этих людей, но… ведь у вас всего тысяча солдат.
— Тысяча линейных морских пехотинцев, — ответил Фалькенберг. — Это не совсем одно и то же.
У нас даже и тысячи нет, сказал я себе. И большинство — новобранцы. Интересно, что имел в виду Фалькенберг. Может, просто старается произвести впечатление на дочь губернатора. Я надеялся, что это не так, потому что тон, которым он сказал это, заставил меня ощутить гордость.
— Вижу, вы сочувствуете тамошним фермерам, — продолжал Фалькенберг.
— Я ведь должна им сочувствовать? — ответила Ирина. — Даже если Хьюго — мой отец — сказал, что не может им помочь. И я пыталась что-нибудь сделать для детей. Вы на самом деле думаете… — она замолчала. Фалькенберг пожал плечами.
— Несомненно, мы попытаемся. Можем разместить части в самых горячих точках. Но как вы говорите, нас только тысяча человек, хотя это и тысяча морских пехотинцев.