— Понятно. — Хартманн вернул документы и знаком пригласил Джона садиться. Потом повернулся к одному из гардемаринов. — А что касается вас, мистер Бейтс, то не понимаю вашего веселья. Что смешного в том, что один из ваших собратьев-офицеров заблудился среди колонистов? Вы сами никогда не бывали в таком положении?
Бейтс неловко заерзал. Голос у него оказался высоким, и Джон окончательно понял, что Бейтс ненамного его старше.
— А почему он не показал охране карточку налогоплательщика? — спросил он. — Его отвели бы к офицеру. Правда?
Хартманн пожал плечами.
— У меня нет карточки, — сказал Джон.
— Гм, — Хартманн, казалось, стал очень далеким, хотя не шевельнулся. — Что ж, — сказал он, — у нас обычно не бывает офицеров из семей граждан…
— Мы не из граждан, — быстро пояснил Джон. — Мой отец — профессор университета Совладения, и я родился в Риме.
— Ага, — сказал Хартманн, — и долго вы там жили?
— Нет, сэр. Отец предпочитал быть приглашенным профессором. Мы жили во многих университетских городах. — Ложь легко слетела с его уст, и он подумал, что профессор Фалькенберг и сам в нее верил: ведь он столько раз это говорил. Но Джон знал правду: отец отчаянно пытался получить постоянное место, но у него всегда оказывалось слишком много недругов.
Хартманн слегка расслабился.
— Ну, каковы бы ни были причины, мистер Фалькенберг, вам лучше было бы родиться налогоплательщиком Соединенных Штатов. Или членом Советской партии. К несчастью, вам, подобно мне, предстоит всю жизнь провести в низших эшелонах офицерского корпуса.
Хартманн говорил с легким акцентом, который Джон не мог точно определить. Несомненно, Германия: в боевых службах СВ много немцев. Но акцент не совсем немецкий: Джон достаточно долго прожил в Гейдельберге, чтобы различать немецкие диалекты. Восточная Германия? Возможно.
Он понял, что остальные ждут от него какого-то ответа.
— Мне казалось, сэр, что на службе СВ все равны. Хартманн пожал плечами.
— Теоретически — да. На практике — генералы и адмиралы, даже капитаны, командующие судами, почему-то всегда американцы или советские. Но это не решение офицерского корпуса, мистер. Между собой мы не различаем страну происхождения, и у нас нет политики. Никогда. Наша родина — Флот. Это наша единственная родина. — Он взглянул на свой стакан. — Мистер Бейтс, нам нужна еще выпивка и стакан для нового товарища. Принесите.
— Есть, сэр.
Коротышка гардемарин направился в угол, к стойке, за которой не было бармена. Немного погодя он вернулся с бутылкой американского виски и пустым стаканом.
Хартманн доверху наполнил стакан и толчком отправил его Джону.
— Флот научит вас многому, гардемарин Джон Кристиан Фалькенберг. В том числе и умению пить. Мы все слишком много пьем. И мы еще вам покажем почему, но прежде чем понять почему, вы должны научиться — как.
Он поднял стакан. Когда Джон лишь пригубил свою порцию, Хартманн нахмурился.
— Еще, — сказал он. Он произнес это как приказ.
Джон отпил половину виски. Он уже несколько лет пил пиво, но отец не часто разрешал ему выпить спиртного. Не очень вкусно и жжет в горле и в животе.
— А теперь расскажите, почему вы присоединились к нашей благородной братской шайке, — попросил Хартманн. В голосе его звучало предостережение: за шутливыми словами крылось что-то серьезное. Может, он не смеялся над Службой, называя ее братской шайкой.
Джон надеялся на это. У него никогда не было братьев. Не было друзей. Не было дома, а отец был строгим учителем. Он научил его многому, но никогда не проявлял любви… или дружбы.
— Я…
— Только честно, — предупредил Хартманн. — Открою вам одну тайну, тайну нашего Флота. Мы никогда не лжем своим. — Он взглянул на гардемаринов, и те кивнули, Роль-ников с легкой улыбкой, Бейтс серьезно, как в церкви.
— Там, — продолжал Хартманн, — там лгут, мошенничают, используют друг друга. Но у нас не так. Нас используют, это верно. Но мы знаем, что нас используют, и мы честны друг с другом. Поэтому наши люди всегда нам верны. И поэтому мы сами верны Флоту.
И это имеет какое-то важное значение, подумал Джон: ведь Хартманн взглянул на флаг Совладения на стене, но ни слова не сказал о СВ. Только о Флоте.
— Я здесь потому, что отец хотел убрать меня из дома и сумел получить для меня назначение, — выпалил Джон.
— Вам придется найти другую причину. Или вы с нами не останетесь, — сказал Хартманн. — Пейте.
— Да, сэр.
— Правильный ответ: есть, сэр.
— Есть, сэр.
Джон осушил свой стакан. Хартманн улыбнулся.
— Прекрасно. — Он снова наполнил свой стакан, потом налил остальным. — Какова миссия Вооруженных Сил Совладения, мистер Фалькенберг?
— Сэр? Выполнять волю Большого Сената…
— Нет. Их цель — существовать. И своим существованием поддерживать определенную степень мира и порядка в этом углу нашей галактики. Выиграть время для людей, чтобы те могли убраться достаточно далеко от Земли. И когда эти проклятые придурки перебьют друг друга, они не смогут уничтожить все человечество. Такова наша единственная миссия.
— Сэр? — гардемарин Рольников говорил негромко и настойчиво. — Лейтенант, сэр, стоит ли вам столько пить?
— Да, стоит, — ответил Хартманн. — Спасибо за заботу, мистер Рольников. Но, как видите, в настоящее время я пассажир. Служба не запрещает выпивку. Совсем нет, мистер Фалькенберг. Строго запрещено быть непригодным к исполнению обязанностей. Но выпить — нет. А у меня в данный момент нет никаких обязанностей. — Он поднял стакан. — Кроме одной. Поговорить с вами, мистер Фалькенберг, и рассказать вам правду, чтобы вы либо сбежали от нас, либо до конца жизни были прокляты вместе с нами, потому что мы никогда не лжем друг другу.
Он замолчал, и Джон задумался о том, насколько пьян Хартманн на самом деле. Офицер подбирал слова гораздо тщательней, чем отец, когда выпивал.
— Что вы знаете об истории Флота Совладения, мистер Фалькенберг? — спросил Хартманн.
Вероятно, больше тебя, подумал Джон. Лекции отца по истории создания Совладения пользовались большой известностью.
Все началось с
— Очень немного, сэр, — ответил Джон: Хартманну совсем не нужно выслушивать лекцию профессора Фалькенберга.
— Мы созданы на основе Французского иностранного легиона, — сказал Хартманн. — Мы легион чужаков, который должен защищать искусственный союз двух государств, ненавидящих друг друга. Как человек может посвятить такой цели свою жизнь и душу, мистер Фалькенберг? На чем основан союз? Что