ждут его, если он допустит ошибку? Эфигвер использует возможность перевода как самую страшную угрозу, и Марк понял, что старается угодить хозяину. Он испытывал к самому себе отвращение, но ничего не мог поделать.
Он почти никогда не оставался в одиночестве. Ничего общего с остальными у него не было. Его шуткам никто не смеялся. А Марка не интересовали их рассказы. Он так хорошо научился играть в покер, что теперь его не принимали в игру. Остальным ни к чему хороший игрок, способный отобрать у них деньги. Однажды его обвинили в шулерстве, избили и отобрали выигрыш, хотя все знали, что он не мошенничал. После этого он старался не играть.
Работа занимала только его руки, но не ум. Никаких экранов для чтения видисков в бараках не было. Кое у кого из осужденных были маленькие радиоприемники, но единственная станция, которую они ловили, передавала только унылую музыку кантри. Марк содрогался при мысли, что она может ему понравиться.
Оставалось только размышлять. «Мне хотелось силы и власти, — думал он. — Мы играли в это. Это была игра. Но полиция отнюдь не играла, и я стал рабом. Вернувшись, я буду больше знать об этой игре. Я им покажу».
Но он знал, что это пустые слова. Здесь он ничему не научится.
Некоторые осужденные дни и ночи проводили в оцепенении. Из боршита готовят борлой; он необходим половине граждан Соединенных Штатов, чтобы прожить день. Борлой предоставляет правительство, и если поставки борлоя прекратятся, правительство долго не продержится. Та же схема отлично работает и на Таните, и герр Эфигвер щедро снабжает своих работников трубками и борлоем. За полкредита в день можешь обдолбаться. Марк тоже попробовал, но ему не понравилось то, что делает с ним наркотик. У него украли три года жизни, но он не собирается облегчать им задачу.
Приятели по колледжу много говорили о достоинствах труда. Теперь Марк совсем не находил его достойным.
Часто вспыхивали драки. Они проходили по правилам. Если кого-то ранили и он не мог какое-то время работать, и он сам, и тот, кто его ранил, должны были отработать пропущенное время дополнительно. Это позволяло сократить количество увечий и сломанных конечностей. Когда начиналась драка, все собирались и смотрели.
Это давало Марку возможность побыть одному. Быть одному ему тоже не хотелось, но еще меньше хотелось смотреть на дерущихся, особенно если его могли тоже втянуть в драку…
Мужчины подбадривали дерущихся. Марк лег на койку. У него была выпивка, но пить ему не хотелось.
Мужчина маленького роста, пожилой — Марк знал, что он живет недалеко от большого дома — зашел в барак и осмотрелся. Свет не горел, и Марка он не заметил. Снова украдкой осмотрелся, потом стал пробовать по очереди дверцы шкафчиков, нет ли незапертых. Он дошел до шкафчика Марка, открыл дверцу и стал рыться внутри. Нашел сигареты и бутылку…
Почувствовал или услышал Марка и поднял голову.
— Хм, добрый вечер.
— Добрый вечер.
Человек казался достаточно хладнокровным, хотя рисковал подвергнуться обычному наказанию, которое настигает тех, кто ворует в бараках..
— Собираешься позвать остальных? — Водянистые глазки метались по сторонам в поисках спасения. — Похоже, мне нечем защищаться.
— А если бы было, то что бы это было?
— Когда состаришься, как я, берешь, что можешь. Я алкоголик и краду, чтобы купить выпивку.
— А почему бы не курить борлой?
— На меня он не действует. — Руки старика дрожали. Он тоскливо посматривал на бутылку, которую извлек из шкафчика Марка.
— Да черт побери, выпей, — сказал Марк.
— Спасибо. — Старик пил жадно, большими глотками. Марк отобрал у него бутылку.
— Я тебя не видел в полях.
— Я работаю со счетами. Герр Эфигвер настолько добр, что оставил меня у себя, но недостаточно добр, чтобы платить больше…
— Если ты ведешь рабочие записи, можешь продавать выгодную работу.
— Конечно. Какое-то время. Пока не поймают. И что тогда? Я веду жалкую жизнь, но мне хочется ее сохранить. — Он постоял немного. — Удивлен? Но мне хочется жить.
— Вы говорите необычно, — сказал Марк.
— Язвы образования. Перед вами Ричард Генри Теппингер, доктор философии, которого обычно называли Тэпс. Ранее он вел кафедру Бейтса по истории и социологии в Йельском университете.
— Почему же вы на Таните? — Осужденным не задают таких вопросов, но Марк мог поступать, как захочет. Жизнь этого человека в. его руках: стоит ему сказать слово, позвать, и все обрушатся на Теппингера. «И почему бы не позвать?» — Марк содрогнулся при этой мысли, но угрызений совести не испытал.
Теппингер, похоже, не обозлился.
— Алкоголь, юные девушки, их возлюбленные и старый дурак — взрывчатая комбинация. Не возражаете, если я не буду вдаваться в подробности? Большую часть жизни я провел, стыдясь самого себя. Можно мне еще выпить?
— Полагаю, да.
— На вас то же клеймо. Были студентом?
— Очень недолго.
— Но вы достойны образования. И к тому же щедры. Вас зовут Фуллер. Я веду записи и припоминаю ваш случай.
Драка снаружи кончилась, и люди начали возвращаться в барак. Льюис нес потерявшего сознание в душевую. Увидев Теппингера, он передал свою ношу другим.
— Ты, паршивый ублюдок, я тебе говорил, что будет, если снова поймаю тебя в моем бараке! Что он украл, Фуллер?
— Ничего. Я его угостил выпивкой.
— Да? Ну, не пускай его сюда. Хочешь поговорить, выходи наружу.
— Хорошо. — Марк взял бутылку и вслед за Теппингером вышел из барака. Внутри жарко, и все обсуждают драку. Вслед за Теппингером Марк пересек центральную площадку. Они держались подальше от женских бараков. Здесь у Марка нет друзей, а другой тип посещения он не может себе позволить — по крайней мере позволяет не часто и всякий раз после этого чувствует себя отвратительно. Ни одна из женщин не кажется привлекательной или достойной внимания.
— Итак. Встретились две парии, — сказал Теппингер. — Две розовых обезьяны среди коричневых.
— Может, следует возразить?
— Зачем? У тебя с ними много общего? Или тебе не нравится мысль, что у тебя больше общего со мной?
— Не знаю. Ничего не знаю. Просто убиваю время. Жду, когда это кончится.
— И что тогда?
Они нашли место, где можно было посидеть. Местные насекомые их не тревожили: не тот вкус. Дул легкий западный ветер. Из джунглей доносились звуки: фырканье, хрюканье, странные крики.
— Что я могу делать? — спросил Марк. — Вернусь на Землю и…
— Ты никогда не вернешься на Землю, — сказал Теппингер. — А если вернешься, будешь первым.
