Водитель трапа, услышав гул, крикнул дежурным, те отскочили, трап отъехал, Людмила, налегая всем телом, вытянула дверь из багажника и поставила ее на место, в проем.
– Пристегнись, – сказала она пареньку на диване. Сняла пальто, повесила рядом с чьим-то серым, капроновым, и пошла докладывать командиру.
Командир надел наушники, поправил микрофон, обернулся к радисту, и тот понимающе кивнул: «Есть связь!».
– Иркутск, 75410, прошу запуск двигателей. Услышав привычную скороговорку диспетчера по рулежке – «75410, запуск разрешаю», – выглянул в форточку: на месте ли «земля», контрольный механик, который следит, как запускаются двигатели, и крикнул: – Поехали!
Дальше пошла хорошо знакомая, отрепетированная сотнями полетов, предстартовая проверка. Сначала готовность экипажа:
– Бортрадист готов! – в тон командиру выкрикнул радист Невьянцев.
– Бортмеханик готов! – без задержки повторил за Невьянцевым бортмеханик Дима Киселев.
А штурман молчал. Командир повернулся и удивленно уставился на Витковского, который, прижав ладонями наушники, сидел за своим столиком какой-то грустный, понурый…
– Геннадий Осипович!
Штурман поднял голову, все понял и сказал не «по уставу»:
– Я всегда готов.
– Второй пилот готов! – выкрикнул Никита Сударев.
Затем шла проверка топлива, гидросистемы самолета, радист перечислял штыри, заглушки, струбцины… И опять Витковский пропустил свою очередь, не подтвердил рапорт бортмеханика, сколько должно быть заправлено керосина по заданию. По расчету. За него ответил Дима:
– По заданию – семнадцать тонн.
Потом пошел запуск двигателей, и Невьянцев отсчитывал секунды: «Десять… двадцать… сорок…» А Геннадий Осипович совершенно машинально повторял отсчет про себя: «Десять… двадцать… сорок… Второй двигатель… третий… первый…»
Самолет содрогался от рева моторов, радист начал уже вторую часть проверки – перед выруливанием. Сейчас, словно в каком-то полусне, понимал Витковский, дойдет очередь до него, штурмана, а он еще не согласовал приборы… «В последний раз», – вдруг осознал он так отчетливо, что повторил это вслух:
– Последний раз…
– Что? – опять повернулся к штурману командир. – Что у тебя с курсовой системой?
– Все в порядке, командир. Согласованно.
Геннадий Осипович был одесситом. До сих пор, хотя большую часть жизни прожил на Урале, советуя жене, он говорил: «Ты сделай сначала овощной, а потом уж прошвырнись на гастроном…»
Но дело, если разобраться, все же не в Одессе. Куда они теперь уедут из Свердловска? Поздно… Нет, дело было не в Одессе, а в жене, в ее странной бессоннице. Понять жену, конечно, можно. Был полон дом – он у Витковских большой, свой, куплен сразу после войны, когда Геннадий Осипович демобилизовался и разыскал жену с четырехлетним сыном, а теперь в доме остался один пес Гешка. Но, с другой стороны, кто мешает ей сесть на сто первый автобус, доехать до города? А там две остановки на трамвае – и к твоей радости внук. В конце концов, внука на субботу и воскресенье можно брать к себе, в Кольцово. Так что, если разобраться, на скуку пожаловаться жене нет причин. Все дело в этой странной бессоннице.
Однажды ночью проснулся – словно под бок кто толкнул. Дотянулся рукой до торшера, включил свет: Вера лежала с открытыми глазами.
– Ты что? – испугался Геннадий Осипович, – Почему не спишь?
Ответ жены его озадачил:
– А ты разве по ночам спишь?
– Это как понять? Конечно, сплю.
– Неправда, – сказала жена, – Вчера ты не слал, «Вчера» как раз выпало на хабаровский рейс. С хабаровскими рейсами дело обстояло скверно; вылет из Свердловска вечером, а прилет в десять по- местному. И ночи как не бывало, не станешь же ложиться спать в полдень! Полежать, конечно, часик- другой можно, но чаще едешь с Невьянцевым куда-нибудь на Амур ловить карасей – Невьянцев навострился удить на Амуре и летом и зимой. И если разобраться да подсчитать, то таким образом он за эти хабаровские и прочие ночные рейсы потерял сотни две – три ночей, не меньше. Но такова летная жизнь, что поделаешь?
– А я спал днем, – сказал Геннадий Осипович. – Пока Иван рыбачил, я отсыпался – эта ночь не в счет.
– И я утром уснула, – сказала жена.
– Утром? – удивился Геннадий Осипович, – Это когда же?
– Часов в семь.
– В семь? – Геннадий Осипович прибавил к свердловскому разницу в поясном времени и крякнул от удивления; – Кхм! Верно, я в это самое время тоже, значит… Постой, а в прошлый рейс ты как?
Прошлый рейс был ленинградским, сели в Кирове, по расписанию сели, да так и просидели в этом
