3
Лес грозно зашумел, будто по нему пролетел ураган. Тучи заслонили солнце; казалось, потемнел воздух. Вековые деревья шатались под ударами ветра. Загрохотал гром, небо вспороли молнии. Сосны изгибались, наклонялись, будто живые, тянулись к людям колючими лапами. Бабич инстинктивно прижался к теплому боку механизма. Александр Синяев смотрел на верхушки сосен, прикидывал на глаз их высоту. Нет, не дотянутся.
Деревья гнулись, уже как лишенные упругости водоросли под напором воды. Они перегибались пополам, почти ложились на землю, бросали зеленые иглы. Со стволов слезала кора, отваливались ветви, а сами они, уже оголенные, как щупальца, тянулись к людям… Но достать, увы, не могли. Этим волнением, впрочем, была охвачена совсем небольшая рощица, всего метров сорок в диаметре. Обошлось без стрельбы, до стрельбы на сей раз не дошло. Щупальца не дотягивались, им не хватало добрых пять метров. Добрых метров злой древесины…
Александр Синяев посмотрел на Бабича. Тот уже не боялся, глядел с любопытством. И результат не замедлил сказаться. Иглы и ветви, падавшие с деревьев, стали превращаться в серую пыль, ее уносил ветер. Молнии сверкали все реже, вскоре прекратились совсем.
Тучи рассеялись, вновь выглянуло солнце. Деревья, уже обнаженные, потерявшие ветви и хвою, перестали гнуться, распрямились. Роща стала мертвым лесом, частоколом сухих стволов. Ударила последняя молния. Она угодила в самое высокое дерево. Спустя секунду на месте рощи полыхал гигантский костер. Потом пламя, оставшись без пищи, съежилось и угасло. Роща превратилась в скопление обугленных пней.
— Вот так номер! — удивился Бабич.
— Камуфляж, — объяснил Александр Синяев. — Это животное, как видите, согласует свою внешность с желанием жертвы. Оно, кстати, встречается и на других кораблях. Обличья разные, суть одна — круглая площадка с живыми щупальцами. Хорошо еще, что не бегает… Ладно, двинулись.
Он повернулся направо и пошел вдоль границы леса. Бабич последовал за ним, механизм, помедлив, двинулся тоже, тут же опередил их и зашагал впереди, предупреждая неведомые опасности. Обугленные пни рощи-оборотня не шевелились, однако, казалось, они наблюдают за перемещением отряда.
— Но раз оно всюду такое. — сказал Бабич, — значит, было и при хозяевах. Зачем оно им? Для самоустрашения?
— Скорее для защиты от вредителей. Что-то вроде живого, хорошо дрессированного пугала. Или это искусственная форма, оттого и не эволюционирует. Вот 'огурцы', несомненно, произошли от каких-нибудь овощей.
Оба посмотрели направо. Там, вдалеке, возвышалась плотная группа пузатых растений. Урожай созрел, он ждал новой порции причитающегося ему удобрения.
— А эти, из коридоров… они сюда забредают?
— Очевидно. Но для них здесь чужая страна. Их съедают тут же.
— Неспроста эта роща-осьминог дежурит точно напротив входа…
— Очень возможно.
Они медленно шли параллельно границе леса. Потом Александр Синяев остановился, за ним механизм и Бабич.
— Снова туда?
— Да.
— А обойти?
— Нельзя. Оранжереи охватывают тамбур сплошным кольцом. Полностью отрезают от остальных помещений. Тоннели отходят от шлюза, как меридианы от полюса. И через пять километров упираются в оранжерейный пояс.
— А это? — Бабич указал на небо.
Александр Синяев пожал плечами. — Естественно, имитация.
Александр Синяев, за ним Бабич двинулись к лесу. Механизм, прихрамывая, тут же их обогнал. Он любил идти впереди, выставив страшный манипулятор.
— Надежный защитник, — сказал Бабич.
— Да. Такие работают в коридорах. Полировщики, чистильщики, дворники. К коридорной жизни они беспощадны. Считают ее мусором, нечистью…
Лес приближался. Он напоминал здесь заросли травы, больной гигантизмом. Стебли ее были толщиной в два обхвата, высотой метров сорок. Вверх от них отходили длинные узкие листья. И цветы размером с цветочную клумбу. И какие-то существа, величиной с большую овчарку и тоже мохнатые, копошились в этих цветах.
— Можете доставать пистолет. Только смелее. Помните — мы никого не боимся.
Они медленно приближались к зарослям.
— Да это же… насекомые! — воскликнул вдруг Бабич.
— Верно, — кивнул Александр Синяев. — Культура Маб расцвела в те времена, когда во всей Вселенной не было ни одного позвоночного. Только членистоногие.
— Так значит… они не были людьми?
— Конечно. Просто разумные существа.
Бабич с сомнением глядел на животное, которое возилось в похожем на ромашку цветке. Раньше он по-другому представлял себе насекомых.
— И… кто же они были? Муравьи, термиты? Или, быть может, пчелы?…
— Нет, — сказал Александр Синяев. — Пауки. Очень большие разумные пауки.
Некоторое время оба молчали. Так, молча, они вошли под тень гигантской ромашки. Насекомое скрылось из их глаз, но метровый в диаметре стебель дергался, выдавая движения того, кто пил нектар наверху.
— Это была древняя культура, — сказал Александр Синяев. — Очень древняя. Потом настала эра пресмыкающихся — змей и драконов…
— Во всей Вселенной?
— Да. Но она быстро завершилась.
— А как же… — начал Бабич, но Александр Синяев прервал его: — Тихо!
Лес ожил.
Александр Синяев тихо потянул из кобуры пистолет. А сверху, грозно гудя, на них уже пикировало что-то большое, тигровой окраски, наставив челюсти и копьевидное жало. Они выстрелили одновременно.
