короче, – вне всякого сомнения.
После этого Ремезу дали ширнуться на халяву и совместно с часовым выперли вон, а «быков» – убийц связали и заперли в подсобку, приставив к ним надежную охрану до окончания разбора. И конкретно приступили к Жерару: а почему это ты, тварь низкая, принял столь трепетное участие в расследовании деятельности Засады?! Ведь ты же его правая рука, лепший кореш, братан кровный – или кровавый, один черт! Зачем сдал братана? Ответь-ка перед людьми…
– Засада все это безобразие втемную делал, – ответствовал Жерар. – Об этих его делах знали только трое – они сейчас заперты в подсобке. Страдать ради шефа неохота – сам кругом виноват, пусть и кантуется как хочет. А еще – жить почему-то хочется! И очень сильно…
– Ну и где сам Засада? – поинтересовался кто-то из «братвы». – Свалил поди? А нам сейчас за него перед центровым сходняком ответ держать?!
Жерар как-то странно улыбнулся, подошел к окну и помахал рукой. Спустя минуту в зал вошел еще один левопупыревский «бык» и водрузил на середину стола коробку из-под аэрогриля, красиво перевязанную шелковой тесемкой. Жерар, пару секунд помедлив, осторожно развязал тесемку и открыл крышку. Все присутствовавшие, привстав со своих мест, чтобы лучше видеть, дружно охнули и замерли – на что были пацаны пожившие и отвыкшие удивляться на своем веку. Из коробки на собравшихся злобно скалилась окровавленная голова Засады с выпученными глазами…
Вовца едва не вывернуло наизнанку: перекосился бригадир и надолго задержал дыхание – не от отвращения, нет! Жутко вдруг стало, страшно до одури. Всплыл ни с того ни с сего перед мысленным взором образ жуткого гипнотизера – и отчего-то этот образ предстал бригадиру в кроваво-черном обрамлении, с рогами и неестественно светящимися глазами. А в сознании возникла фраза, произнесенная мимоходом страшным визитером: что-то типа «всякая голова хороша лишь тогда, когда она присобачена к туловищу посредством крепкой шеи…»
«Прав он был. Надо было посерьезнее к нему отнестись. Внешность обманчива. Зря прикалывался…» – запоздало подумал бригадир. А еще подумал Вовец, что, пожалуй, надо будет хорошенько поразмыслить над дальнейшей перспективой их совместной деятельности. Кто его знает – может, и нет никаких кассет с записью показаний загипнотизированных «быков»? Может, и установка убрать бригадира в случае безвременной кончины гипнотизеришки – не более чем наглый блеф? Нужно определиться конкретно: либо крепко подружиться с мерзким головастиком, либо… либо оторвать башку, пока не поздно…
Между тем, пока бригадир обдумывал план дальнейших действий и рассеянно принимал поздравления от сидящих рядом соратников, сходняк принял решение: отправить Жерара с «подарком» и тремя «быками» – убийцами под конвоем в первопрестольную. Его кореш и шеф – пусть он и ответит перед центровым сходняком…
Вот, собственно, и все. Вскоре Левопупыревский район без особых катаклизмов перешел под руководство Центральной бригады – за отсутствием альтернативы власти. «Центровые» авторитеты, хоть и сняли «крест» с ложбинской «братвы», но, по всей видимости, объяснениями Засадиного кореша не удовлетворились – Жерар в Ложбинск не вернулся.
Зато прибыл «вор» – Ахмед, дряхлый умненький старикашка, уставший от жизни и всех ее отвратительных проявлений. Новый глава «общины» вершить громкие дела не пожелал, а просто присматривал за обстановкой на предмет своевременного пресечения беспредела и собирал положенные взносы в воровской «общак».
Между тем Адольф Мирзоевич продолжал поэтапно осуществлять свой план восхождения на вершины общественного положения и довольно скоро – как-то исподволь и вроде бы без особых потуг – набрал соответствующий желаемому статусу вес (для прагматиков: не растолстел, а круче стал!). Через некоторое время после достопамятного сходняка в «Джунгарии» Пульман посетил по очереди каждого лидера районных преступных группировок и предъявил всем полный расклад по их делам неправедным – как просто противозаконным, так и по таким делищам, за которые свои же могли без разговоров удавить на месте. Сначала эти ловкие товарищи сильно приуныли и окрысились втуне – и, знаете ли, было от чего. Если ранее каждый был сам по себе князь в своем огороде, то сейчас злобный шантажер-головастик требовал беспрекословно ему подчиняться и ежемесячно отваливать 15 процентов прибыли из общего оборота: решил, видишь ли, крестным отцом заделаться, плешоган недоношенный! Ничего себе, заявочки! Но, что характерно, открыто никто не возбухал – очень уж веские аргументы имелись на руках у новоявленного узурпатора. Такие аргументы пахли кровью, и их нельзя было игнорировать – а потому пришлось выбирать из двух зол наименьшее.
Как и следовало ожидать, подспудные процессы место имели: на протяжении следующего месяца Адольфа Мирзоевича неоднократно пытались списать в расход. Отступлений от наработанного сценария не было: несколько раз элементарно стреляли из автоматов какие-то нехорошие люди на быстродвижущихся автомобилях без номеров; два раза взрывались машины доктора с только что принятыми на работу шоферами, а разок какой-то отчаянный умелец даже лупанул по его квартире из ПТУРСа.
Доктор остался жив-здоров, поскольку всякий раз бывал вовремя предупрежден своими невольными сексотами, имевшимися во всех группировках. Эти самые сексоты – плод его напряженной многодневной работы – имели установку информировать своего тайного хозяина обо всем, что могло бы нанести ущерб его жизни и здоровью.
Не слишком горюя по поводу утраты своих машин и разрушения квартиры, Пульман быстренько переехал в загородный особняк – ничуть не хуже, чем у своей правой руки Вовца, обзавелся «Линкольном» с пуленепробиваемыми стеклами и надежными телохранителями из соответствующих структур. Его неуязвимость вскоре стала вызывать в криминальной среде Ложбинска суеверные опасения. Поговаривали о какой-то странной силе мистического характера, которой он якобы обладал. Кроме того, два лидера преступных группировок, которые организовали вышеперечисленные акции, в одночасье были обнаружены удавленными в собственных спальнях, куда не то что постороннему – своим близким хода не было! На груди у каждого из них нашли записки, исполненные одним и тем же почерком. Текст записок вежливо предупреждал оставшихся в живых любителей закулисных интриг: «Ребята, давайте жить дружно!»
Чуть позже Пульман встретился с «вором» Ахмедом и договорился с ним о том, что он будет централизованно пополнять «общак». Не надо, мол, каждый раз нервничать и напоминать «братве», что настало время кассового сбора. Ахмед соотнесся с «центровыми», и после изучения личности новоявленного пахана из Москвы пришло добро. Лидерам же бандитских группировок Пульман сообщил, что освобождает их от общакового налога и стал ежемесячно сдавать Ахмеду половину той суммы, что ему платила «братва». В результате этого нововведения Адольф Мирзоевич заслужил благоволение «блатных»: поступления были регулярными и даже более солидными, нежели до того. Наряду с этим Пульман как-то неожиданно вырос в глазах «братвы»: никого почему-то не встревожил тот факт, что ежемесячно пришлось отстегивать по 15 процентов от прибыли, а вот тот факт, что Пульман-душка освободил всех от уплаты в «общак» (беспрецедентный случай по масштабам Федерации!), отчего-то всех подряд воодушевил.
Помимо всего прочего, Адольф Мирзоевич закрепил свой престиж ловкого «отмазчика»: поработав определенное время с некоторыми представителями властных структур, он мог без особых трудов аннулировать любое уголовное дело, не требуя за это отдельной платы. И для этого вовсе не обязательно было гипнотизировать всех подряд оперов, следователей и судей, среди которых, кстати, подавляющее большинство не подпадало под прямое воздействие его чар. Нет, до таких мелочей Адольф Мирзоевич не опускался. Представители перечисленных категорий просто получали указание от своих начальников, которые, в свою очередь, получали команду откуда-то из верхних коридоров – порой совершенно немотивированную и абсурдную…
В течение двух последующих лет Пульман всячески приумножал достигнутое и активно работал локтями, стремясь вверх по лестнице общественного положения. Отладив отношения с представителями криминалитета, он взялся за упрочение своего социального статуса. Очень скоро он стал директором клиники и – как-то вроде между делом, походя, – защитил кандидатскую на весьма специфическую тему закрытого характера «Прикладные аспекты психопатологии и их влияние на формирование современного гражданина цивилизованного общества». Рассмотреть в деталях все аспекты данного труда нам с вами вряд ли удастся, поскольку сами члены ученого совета РАН – товарищи далеко не глупые и повидавшие всякого на своем веку – мало что поняли из данной диссертации, настолько туманен и запутан оказался контекст. Суть диссертации сводилась к всестороннему обсасыванию кощунственной идеи, которая однозначно
