экономических неурядиц сильных мира сего, самым подлым образом сдав своего лучшего друга и покровителя. Выслушав, Ли с минуту сосредоточенно соображала, затем усомнилась:
– Кто поручится, что ты не врешь, чтобы спасти свою шкуру? Знаешь, люди в минуты опасности способны на невероятные подвиги, лишь бы сохранить свою жизнь. То, что ты сейчас рассказал, на сказку больно смахивает…
– Я могу подтвердить это конкретными фактами, – нашелся Кулькин. – Вот, пожалуйста… – тут он выдал несколько деталей, которые легко поддавались проверке, и замолк, выжидающе глядя на свою мучительницу.
– Ну что ж, я подумаю над твоим предложением. – Ли почесала глушителем висок и внезапно вновь направила ствол в голову Кулькина. – Только ты поторопился, Геннадий. Если ты не соврал и все это действительно правда, я и сама достану эти деньги. Без тебя.
– Пожалуйста!!! – успел выдохнуть Кулькин помертвевшими губами. Ли нажала на спусковой крючок, пробитая пулей голова спортсмена крепко ударилась о столб и безжизненно свесилась набок.
– Ты вел себя хорошо – кастрировать не буду, – пробормотала Ли мертвому Кулькину и отправилась в дом за Светой.
– Уже все? Это… кончилось? – В широко открытых голубых глазах, уставившихся на Ли из ванной, легко читался страшный вопрос: «А что со мной будешь делать?!»
– Машину водишь? – деловито поинтересовалась Ли, подхватывая юную особь под локоток и влача к выходу.
– Каталась, – неопределенно пожала плечами Света. – А что?
– Очень хорошо, – порадовалась Ли. – «Газель» поведешь.
– «Газель» не водила! – испуганно пробормотала Света. – Только «Жигули» и «Ауди».
– Ну ладно, тогда на «Ниве» поедешь, – несколько разочарованно сказала Ли. – Я тебя за левую руку пристегну к баранке, чтобы не свалила. Поедешь передо мной – я скажу куда. Один неверный поворот – расстреляю. Да, собак возьми на поводки, посадишь на заднее сиденье.
– Они тоже свидетели?! – вполне искренне поинтересовалась Света.
– Пффф… Странно – взгляд у тебя вполне осмысленный. – Ли удивленно покачала головой, наблюдая, как пленница неловко пристегивает скованными руками поводки к ошейникам ризенов. – Топай давай. Пока до калитки не дойдем – смотреть прямо!
– А что там? – с ужасом пискнула Света. – Там эти… А?
– Эти, – согласилась Ли, с крейсерской скоростью таща пленницу и ризенов к калитке. – Они самые…
Ныне покойный Кулькин при жизни обосновался очень удобно – в том же самом элитарном частном секторе, при въезде в который на обширной площади располагался элитарный ресторан «Парадиз». Спустя десять минут колонна в составе «Нивы» и грузовой «Газели» приблизилась к площади и притормозила за кустами акаций.
Выйдя из машины, Ли осмотрелась. В это время дня здесь было безлюдно: всю площадь занимали аккуратные клумбы, на которых росли декоративные цветы, – охранники из ресторана не допускали, чтобы смерд выгуливал здесь своих собак, а дети смерда развлекались играми. Возле ресторанного входа никого не было.
– Ты свободна. – Ли отстегнула Свету от баранки и сняла наручники. – Собаки останутся у меня. Гуляй в противоположную сторону. Только быстро – через десять минут тут будет очень людно.
– Я… я могу идти? – не поверила Света. – Ты меня отпускаешь?
– Дуй – чтобы через пять секунд я тебя не видела, – подтвердила Ли. – И немедленно уматывай из города – если жить хочешь.
– Ты… ты настоящая джентыльменка! – пискнула Света, припустив по дороге прочь от площади. – Спасибо тебе!
– «Джентыльменка»! Чему вас в школе учат? – язвительно пробормотала Ли, доставая из кабины канистру с маслом и забираясь в кузов. – Ну что ж, приступим к последнему акту…
Поставив канистру к переднему борту, напротив центрального баллона с кислородом, Ли достала бобину с остатками скотча и прилепила пластмассовую емкость к доскам.
– Хороший скотч, – прокомментировала Ли и, достав плоскогубцы, открутила гайку, удерживающую барашек на штоке вентиля. Пригнув голову, мастерица еще раз убедилась в правильности своих расчетов: при резком торможении баллон поедет вперед и неминуемо пропорет штоком пластмассовый бок канистры.
– Ну и прекрасно, – констатировала Ли, поворачивая барашек по часовой стрелке. Раздалось едва слышное шипение. Довернув барашек еще на тридцать градусов, попробовала пальцем упругую струйку кислорода, сказала: – Хватит, пожалуй! – и сняла барашек со штока.
Забравшись в кабину «Газели», Ли вырулила из-за акаций и осторожно поехала по аллее между клумбами к ресторанному входу, постепенно наращивая скорость. Когда до остекленного вестибюля осталось метров пятьдесят, вытащила до крайнего положения ручной газ, бросила взгляд на спидометр – стрелка фиксировала 30 км в час – и, открыв дверь, ловко покинула кабину. Пробежав рядом с машиной несколько метров, резко развернулась и медленно затрусила назад, часто оборачиваясь через плечо.
«Газель», домчавшись до входа в ресторан, легко проломила два витринных блока, сминая ажурный металлический переплет, и ввалилась в вестибюль.
Рвануло так, что на миг Ли перестала соображать. Верхний этаж разлетелся во все стороны зеркальными стеклами и кусками облицовочного мрамора, немного подумал и острым углом террасы стал заваливаться вниз, погребая вестибюль под многотонными каменными обломками.
– Ух ты, мать твою! – удивилась Ли, направляясь к «Ниве». – А говорят – тротил, пластит… Ннн-да… Однако теперь тут долго не будут кормить…
Глава 4
Григорий Васильевич Толхаев сидел в одной из комнат своего особняка, служившей ему одновременно кабинетом и библиотекой, и мрачно размышлял. Устоявшийся за последние годы распорядок выходного дня был безнадежно нарушен, и это обстоятельство являлось поводом для самого удручающего настроения. По графику надо бы пропустить пару рюмочек текилы, отдать поручения на вечер домоправителю Ефиму и прокатиться на своем спортивно-моторном звере до набережной. В часы заката по набережной шастает множество симпатичных одиноких дев, которым хочется половчее «сняться» до наступления темноты. Обычно Григорий выбирал из сонма женских тел наиболее, на его взгляд, привлекательное и неиспорченное, перебрасывался с этим телом несколькими фразами установочного характера, усаживал в роскошный салон своего авто и катил в «Парадиз» – отдыхать со всеми вытекающими последствиями. Убежденный холостяк, Григорий верил, что еженедельная смена эротических впечатлений способствует поддержанию хорошего мужского тонуса и продляет молодость. Статус воскресного времяпрепровождения настолько укоренился в сознании Толхаева, что он и представить себе не мог, как будет жить, ежели, к примеру, «Парадиз» закроют на карантин, а набережную снесет очередной паводок.
И вот – устоявшийся порядок рухнул. «Парадиз» взорвали к чертовой матери какие-то вредоносные диверсанты, и, судя по всему, в ближайшую пятилетку это заведение могло не рассчитывать на реставрацию. Можно было бы, конечно, смотаться на набережную, но в теперешнем состоянии это мероприятие вряд ли было целесообразным. Во-первых, Григорий не хотел везти выбранную на вечер юную женскую плоть в другое заведение, где он чувствовал себя совсем не так комфортно, как в «Парадизе». Во- вторых, эротические подвиги зрелый возрастом Толхаев мог совершать только в приподнятом настроении, ощущая себя властелином своей судьбы и хозяином жизни. В этот вечер Григорий ощущал неуверенность в себе, необычную тревогу за завтрашний день и вообще – сомневался в своем умении трезво оценивать обстановку и просчитывать ситуацию хотя бы на пару ходов вперед.
Григорий попытался расслабиться, налил текилы и, прикрыв глаза, представил себе юную плоть в ажурном одеянии. Ничего хорошего из этого не вышло – организм никак не реагировал на эротические грезы.
– Нет, так не пойдет, – решительно отрубил Толхаев, одним глотком опустошая содержимое фужера, – никакого удовольствия при этом он не почувствовал. – Надо по-быстрому разобраться с этой дурацкой
