сразу шепну. Ну а если вы первые – сами понимаете. Только чтоб без подлянок – я вас очень прошу. Лады?
– О чем разговор! – обиженно воскликнул Улюм. – Какие могут быть подлянки? Если мы его возьмем, я тебе тут же звякну… – И немного подумав, неуверенно добавил: – Чем хочешь отвечаю.
– Лады. – Вор удовлетворенно потер ладоши, ухватил бутылку, раскупорил и плеснул по стопкам. – Давай по маленькой – за мир. Худой мир, люди говорят, лучше доброй ссоры.
– А мы с тобой и не воевали, – счел нужным подольститься Улюм. – Че ж мы совсем дебилы – с Вором враждовать? Ну подумаешь – финансовые проблемы, так это у всех бывает…
– Думаешь? – Вор замер с поднятой стопкой, испытующе глянул на большого бандита и недоверчиво покачал головой. – Ну-ну… Ну, давай – за тех, кто не с нами…
Сидели недолго – за десять минут метнули три ритуальных тоста, затем Вор заторопился, проводил гостей до калитки и, проследив, как «Линкольн» отчалил, нетерпеливо крикнул:
– Рома! Заводи бегом – прокатимся в Павловскую…
В областную больницу им. Павлова ехали кружным путем, с полчаса петляя по кривым улочкам неблагополучных районов – хотя могли бы долететь за десять минут по автостраде. Улюм верно отметил: припекло Вора. Настолько припекло, что на старости лет он вынужден был скрепя сердце подчиняться правилам, противоречащим его образу жизни, менять въевшиеся в кровь привычки, что, как известно, для людей с жестким устоявшимся характером очень и очень непросто.
Теперь Кошель перед тем, как покинуть пределы усадьбы, надевал бронежилет шестого класса защиты, хотя до этого лишь посмеивался над теми, кто вынужден был пользоваться этой ненадежной вещицей. Вор более не сидел вечерами в беседке, коротая время за нардами и неспешными беседами с Ромой. На беседку, увы, бронежилет не наденешь, она уязвима со всех сторон, особенно в темное время, когда приходится включать переноску. Если ранее Вор довольствовался обществом одного лишь Ромы, то теперь в любое время суток вынужден был терпеть присутствие четверых вооруженных охранников. При разговорах по телефону нельзя было назначать время и место встреч: для этого приходилось посылать верного пацана – это в наш-то просвещенный век! Отправляясь куда-нибудь, приходилось выписывать замысловатую кривую и проверяться, пытаясь обнаружить гипотетический «хвост», – сразу ехать в нужное место категорически возбранялось.
Все эти нововведения, вроде бы необременительные, в целом здорово нервировали и раздражали матерого уголовника. Ему казалось, что незримый противник посадил его на цепь и заставляет бегать в ограниченном пространстве, не давая ступить шагу из очерченного круга. Вор был готов на все, лишь бы разрушить этот порочный уклад, навязанный вопреки его воле некой враждебной силой…
Причина, заставившая Вора наплевать на приличия и в присутствии гостей нетерпеливо поглядывать на часы, была весьма уважительной: за десять минут до приезда Саранова и Улюма позвонил дежуривший в областной больнице Мамон и сообщил:
– Очухался. Врач сказал – можно с ним побазарить. Но недолго…
Кошель торопился на свидание с Лехой. Начальник охраны «сборного пункта», пребывавший с понедельника в бессознательном состоянии, наконец пришел в себя. Теперь он сможет ответить на несколько вопросов, которые занимали авторитета все это время ничуть не меньше, чем загадочное исчезновение Пса с командой, отправившего между делом в лучший мир четверых лучших пацанов Вора и его персонального «мытаря»[12]. Да, насчет «мытаря» они зря – погорячились. Сам по себе он опасности не представлял – пожилой уже, хилый. Где теперь такого достанешь?
– Ниче, захомутаю – сам попытаю, – неожиданно в рифму выдал Кошель, садясь на заднем сиденье между пацанами, – тоже нововведение. – Ты мне только попадись, петушок…
Вор отчего-то ни секунды не сомневался, что безобразие, произошедшее на «сборном пункте», напрямую связано с распоясавшимся Псом и его командой. Он верил в народные приметы, чтил мудрость, заключенную в поговорках и пословицах, знал, что «понедельник – день тяжелый»… Но настолько тяжелым этот понедельник сам по себе стать никак не мог – предпосылки начисто отсутствовали. Предприятие прекрасно функционирует в течение длительного периода, приносит стабильную прибыль, до сего момента ни одной проблемы не возникало… А тут вдруг – нате вам: охрану перебили, «бабочек» выпустили… и когда? Спустя полтора часа после того, как Песья команда задрала пятерых воровских людишек и свалила! Совпадение? Да черта с два!!! Не бывает таких совпадений. Однако лихие ребятишки недоработали – схалтурили, что ли… Леха остался жив. И сейчас он прольет свет на кое-какие подробности…
Рядом с четвертой палатой реанимационного отделения областной больницы имени Павлова можно было наблюдать весьма трогательное зрелище. У двери палаты торчали трое: Мамон, нервно гуляющий по коридору туда-сюда – как по камере в ожидании вывода на допрос, – и двое пацанов в госпитальной униформе салатового цвета, в бахилах. В палате, рядом с упакованным в пластмассовые трубки Лехой, чинно восседали на табуретах двое мордоворотов, одетых в казавшиеся коротенькими белые халаты, белые шапочки, и с марлевыми повязками на одутловатых репах. Из-под халатиков торчали явно различимые рукоятки пистолетов. Настоящими врачами в обозримой видимости даже и не пахло.
– Санитары, бля, – неодобрительно бросил Вор, входя в палату, и попенял прокравшемуся следом Мамону: – Зачем глаза людям мозолить? Не мог похилее выбрать?
– Зато стреляют хорошо, – необидчиво парировал Мамон. – И если что – каждый троих удавит голыми руками.
– Димон с Эдиком тож не слабые пацаны… были, – сурово напомнил Кошель. – И Салуян с Вохой им под стать. Пес и его козлята – стручки засушенные по сравнению с ними. Ну и где щас Димон со своей бригадой?
Мамон насупился и отвернулся. Теперь эта залепуха станет хрестоматийным пособием: при каждом удобном случае Вор будет напоминать, что физическая мощь – ничто против изощренного ума.
– Поменяешь, короче, – распорядился Вор, всматриваясь в плотный кокон бинтов на подушке. Из-под кокона мутновато поблескивали глаза Лехи, в которых можно было проследить слабый всплеск отчаяния. – А сейчас – погуляйте-ка минут пять. Да-да, и ты, Рома, – тоже…
Присев рядом с кроватью на табурет, Кошель осторожно потрепал Леху по руке и сказал:
– Не боись – с тебя спроса нет. Я знаю, кто виноват. Выходим, вылечим, опять к делу приставим – ты не кипишуй. Все в норме… А сейчас ты просвети меня насчет кой-чего… Их трое было?
Тревога во взоре Лехи сменилась неподдельным недоумением. Вор, неслабый физиогномист, сделал правильные выводы, поспешил подкорректировать вопрос:
– Кто напакостил в моем подвале? Сколько их было? Как зашли?
– Баба… – тихо прошептал Леха.
– Ась? – удивился Вор. – Не понял… В смысле – баба? Баба наколку дала? Дверь открыла? Или что?
– Баба… завалила, – выдавил Леха, болезненно морщась. – Всех…
– Чудеса… – оторопело пробормотал Вор. – Баба завалила троих из ствола, тебя башкой вогнала в стену… Ась?
Леха подтверждающе замычал.
– Ни хера себе – баба… – недоверчиво буркнул Кошель. – Четверых замочила – и ни в одном глазу… Ну-ка давай по порядку. «Бабочка»?
– Да, – выдохнул Леха. – Случайная.
– В смысле – случайная? Вы ее не разрабатывали?
– Нет. Подобрали… на трассе.
– Голосовала?
– Нет. В «шестерке»… Поворачивала… Ударилась.
– Ага! Слетела с трассы и отрубилась, – догадался Кошель и тут же резко помрачнел. – А тут вы мимо ехали. И подобрали, естественно. Ну, молодцы – базара нет. Молодцы… Я ж, бля, русским языком двадцать раз сказал: всякую дрянь в подвал не тащить! Разработать, всю подноготную вытянуть, все хвосты пообрубать! Ну не козлы ли, а?
Леха завиновател взглядом, попытался отвернуть лицо – трубка из носа угрожающе натянулась, колыхнув капельницу на штативе.
– Не крути башкой – тихо лежи, – нахмурился Вор. – Че уж теперь… А ты мне нужен – береги себя.
