подчиненным, как один за другим, лихо преодолевая высокие борта флагманского корабля, на пристани появились Агроном, Лагавас и Гиви собственными весьма довольными персонами.
Вот теперь урки приободрились, — трое пусть и не самых приятных личностей не сулили больших проблем, — бряцая оружием, Кемский гарнизон двинулся на несвятую троицу. Как-то уж слишком вызывающе выглядевший Агроном сотоварищи в свою очередь выхватили свои погремушки, и, к немалому урочьему удивлению, хорошее настроение покинуло их, не успев навестить.
Это Гиви, грязно ухмыляясь, прогнусавил:
— Вас прыветствует частный капитал! — насладившись непонятным покуда никому тайным смыслом сказанного, он продолжил: — Буржуи, мочи козлов!
И тут численное превосходство Кемского гарнизона растаяло, как снег под струей мочи, — за спинами смельчаков, буквально секунду назад казавшихся самоубийцами, возникла призрачная армада, в мгновение опрокинувшая собравшихся на площади урок. Но самым страшным оказалось то, что появившиеся на пристани призрачные войска оказались не более чем малочисленным арьергардом — потоку, хлынувшему с кораблей, казалось, не будет конца — зеленые полчища, ведомые гномом, эльфом и бомжом, спешили на выручку Гондурасу.
Царивший в тылах урочьей армии хаос способствовал быстрому продвижению олигархической армии к гибнущей крепости — Лагавас и Гиви, снова затеявшие спор «Кто сильнее в мокрых делах», не успевали подсчитывать собственные успехи:
— Пятнадцать! Шестнадцать! — пыхтел гном.
— Двадцать! — издевательски вопил эльф, переставляя магазины на своем автомате.
— Семнадцать! Восемнадцать! — тужился гордый недомерок.
— Двадцать девять! Тридцать! — улыбался Лагавас. — И вообще, прекрати приплюсовывать тех, кто помер со смеху, на тебя глядючи.
Гиви замолк на несколько минут, после чего откуда-то из толпы раздался его победный вопль:
— Дивяноста девить! Дальше счету все равно нет!
Лагавас выставил палец наподобие пистолета, сдул воображаемый дымок и гоготнул:
— Все равно приз лучшему бомбардиру — мой!
Зачинавшийся спор прервал вошедший в роль великого полководца Агроном:
— Лагавас, завали слона!
Им навстречу действительно неслись последние из оставшихся в бою слонопотамов, теперь скорее спасавшихся бегством, но все равно представлявших немалую опасность для родины.
Эльф, которому уже порядком наскучило тупое месилово, подошел к задаче творчески — натянув на себя невесть откуда взявшийся карнавальный костюм «Человека-паука», он дождался, покуда одна из животин поравняется с ним, и ловко запрыгнув на никогда не ведавшие фтора, лесных трав и прополиса желтушные бивни слонопотама, принялся шустро карабкаться к болтавшейся на горбу животного кабине пилота.
Некоторое время ему удавалось оставаться незамеченным, что позволило Лагавасу, поудобнее расположившись на шершавой хребтине, начать планомерный отстрел экипажа. Впрочем, после того, как первые несколько смельчаков, высунувших носы из кабины, отправились под лапы слонопотаму, эльфу в голову пришла более толковая идея.
В несколько прыжков переместившись под брюхо животного, он попросту перерубил ремни, которыми кабина крепилась на «живом танке». На следующем же ухабе вся эта «слонобратия» рухнула на землю в полном составе, а смышленый эльф, без каких-либо помех взобравшийся на шею слонопотама, приложил дуло своего автомата к затылку зверя и нажал спусковой крючок. Подпрыгнув в руке, «машинка смерти» отправила скотинку в слоновью преисподнюю, а эльф, элегантно скатившись по хоботу, словно заправский скейтбордист, предстал во всем своем великолепии перед раздосадованным приятелем-гномом.
Гиви оглядел гордо улыбающегося Лагаваса с ног до головы и сказал, будто отрезал:
— Экипаж слонопотама не в счет!
Не на шутку разозлившись на покатывающегося со смеху эльфа, недомерок бросился на оказавшихся поблизости урок, по глупости разогнав потенциальное пополнение своей личной статистике свирепым воплем:
— Падхады па аднаму, талибские морды! Всэч убью, адын астанус!
Впрочем, подходить ни по одному, ни по двое больше было некому — олигархи гнали урочьи полчища с такой скоростью, что поспеть за ними не представлялось возможным. К вящему неудовольствию гнома, пополнить счет в споре с эльфом теперь вряд ли представлялось возможным.
Вот и Агроном, прикончив последних попавшихся под руку урок, принялся с довольной рожей смотреть, как «зеленые человечки» накидываются на слонопотамов, будто микробы на туалетного утенка, по недознанию влезшего под ободок унитаза.
Окончательно прищемив уркам отдельные части тела о крепостные стены, зеленые потоки принялись плавно втекать в саму крепость сквозь многочисленные проломы в стенах. Даже отсюда было видно, с какой скоростью олигархическая армия отвоевывает у урок городские улицы, — у неприятеля не было ни единого шанса.
Агроном, наблюдая безоговорочную победу над урками, загадочно улыбался. В его силуэте появились доселе невиданные выправка и стать, а правая рука новоиспеченного полководца-освободителя принялась аккуратно размещаться за пазухой…
Атаман Борис, весьма неудобно разместившийся под собственной лошадью, после внезапной атаки летчика-аса чувствовал себя не лучшим образом. Справедливости ради стоит сказать, что рохляндский управитель вообще чувствовал себя с трудом — пошевелить он мог разве что головой, а все, что располагалось ниже шеи, уже давно не подавало признаков жизни — крепко приложившись хребтом о землицу да до кучи придавленный сверху здоровенной кобылой, он с каждой минутой выглядел все хуже и хуже.
Когда его дочка, разобравшись с папиным обидчиком, доковыляла-таки до драгоценного предка, тот уже едва-едва приоткрывал веки. Различив в склонившемся над ним лице смутно знакомые черточки, он едва различимо зашевелил губами:
— Карл Маркс умер… Ленин умер… И мне что-то нездоровится…
Рохляндская принцесса встревожилась не на шутку:
— ПапА, ты погодь, погодь помирать-то! Дай хоть журналистов позову!
Борис Николаич вяло улыбнулся:
— Надо было перед боем выпить. Сколько раз убеждался — пьяному все нипочем… Главное, погиб, понимаешь, как герой Гондураса. А журналюги в своих газетенках напишут — пьяный попал под лошадь.
Он попытался приподняться, но силы уже покидали его. Он дернул головой:
— Ты это… доча… посторонись — я буду речь толкать…
Красотка подалась чуть в сторону, а Борис заскрежетал зубами:
— Дорогие россияне… Я устал. Я ухожу. Смотрите меня на Кубке Кремля и прочих Уимблдо… Уимблдо… Уим… блдо… нах…
Взгляд его навечно застыл, устремленный высоко в небо.
Неподалеку от «навечно уставшего» рохляндского атамана бомж, окончательно вжившийся в роль вождя нации, поджидал олигархов, забивших ему стрелку «в шесть часов вечера после войны».
Падкие на дешевые трюки опальные толстосумы не стали попусту тереть пятки о степную траву, а взяли да и возникли в воздухе прямо перед Агрономом. Впрочем, взять красавчика на понт не получилось: владелец козырного джеддайского меча занял картинную позу, скрестив руки на груди и с усмешкой вглядывался в зеленые рожи, столпившиеся, будто нищие на паперти.
Главный олигарх даже слегка растерялся, но, быстро взяв себя в руки и придав голосу максимальную
