Никаких натяжек, просто так совпало. Был четверг, по графику – Валерин «льготный» день. С восемнадцати сегодня и до семи утра завтра.
Мы позвонили на базу и пошли развлекаться. Почему бы и нет? За свои деньги мы сюда никогда бы не поехали – тут все очень дорого.
Пока обедали да катались, Серега подвез пару диктофонов. Афишировать, понятное дело, не стали, мимоходом познакомили Серегу с Ростовским. Валере сказали, что надо быстренько решить один вопрос по работе, пошептались в сторонке и отправили Серегу обратно.
– Да могли бы не шептаться. Вы не стесняйтесь, я подскажу, как этот ваш вопрос решить, – Валера невесело усмехнулся. – Если пара, один за панель в комнате отдыха – там отодвинуть можно, второй под подоконник рядом с бассейном…
– ???!!!…
– Как-никак десять лет опером работал. Вы уж меня совсем-то со счетов не списывайте…
– Гхм-кхм… Эмм… Понимаешь, тут такое дело…
– Понимаю. Вы не краснейте, все нормально. Я же вас знаю. Я верю, что вы не сделаете ничего плохого ни мне, ни моим приятелям. Иначе не пригласил бы…
Валера сказал это совершенно серьезно и безо всякой рисовки. Вот же черт – как неудобно получилось… Выходит, мы отъявленные мерзавцы без чести и совести, а Ростовский – этакая мать Тереза, готовая простить даже своего убийцу!
– Слово офицера… – У Петрушина от стыда даже щеки запылали (напомню, это Петрушин, терминатор и общепризнанный грубиян!). – Если у тебя от нас будет хоть какая-то мелкая неудобь… Можешь пристрелить меня из табельного оружия. Я расписку напишу – типа того, сам захотел!
– А у меня нету, – Валера хмыкнул: насчет расписки – это их старый спецназовский прикол из лейтенантской жизни. – Год как без ствола – и ничего, привык уже.
– Ничего, я тебе свой дам.
– Договорились…
Первый раз мы с Петрушиным навестили Валеру в конце января и после этого стали активными завсегдатаями «банных дней». То есть каждый четверг, регулярно, в 18.00 – мы на месте.
Не сказать, чтобы прямо уж совсем какие-то там грандиозные секреты лопатой гребли, но полезной информации добыли немало. А уж столичных сплетен и слухов наковыряли море. Контингент Валериных приятелей был представлен в основном московскими хлопцами. Наш чемпион живет в Дмитрове, а десять лет работал в Москве. Думаю, это было непросто: кататься каждый день на работу за полсотни километров. Пришлось сильно ужаться в бюджете и разориться на машину. Стойкий товарищ: готов был страдать и многим жертвовать, чтобы сохранить престижную, по провинциальным меркам, работу.
Маленькое лирическое отступление. Разок Валерины приятели уехали пораньше, мы остались втроем и непонятно с какого перепугу, что называется, на ровном месте упились в дым. Вообще-то мы не такие, просто, видимо, вечер был какой-то аномальный. Свидетельствую: в тот странный вечер Петрушин пил с нами! И пил даже больше нас.
Кстати, напрасно он теряется. Выпили мы так много, что потом мне было просто невероятно дурно. Давненько таких ощущений не испытывал, пожалуй, с того момента, как нас с Васей злые нохчи насильственно угощали наркотиками. Так вот, Петрушин – ни в одном глазу. То есть при таком организме может спокойно пить ведрами и ничего ему не сделается.
В общем, тот вечер в информативном аспекте был просто нулевой. Зато в плане душевных откровений и неожиданных проявлений чувств у нас был полный порядок.
Мертвецки пьяный Валера плакал навзрыд и рассказывал нам про свою беду.
Вы в курсе, год назад он уволился из органов. Но вовсе не по ранению, возрасту либо нерадению. Здоровья – вагон, возраст – тридцать восемь, до пенсии работать еще как минимум семь лет, а уж на каком он там счету был, и говорить не стоит. Наш чемпион если где-то работает, то все там обязательно делает лучше всех и исключительно на пять баллов. Он по-другому просто не умеет.
Уволили Валеру из-за того, что он элементарно запил… Представляете? Ростовский и запой – настолько несовместимые вещи, что это даже не укладывается в сознании. И чего, спрашивается, запил?
– Я убил свою жену и дочь…
– Убил?!!!
– Именно. Пьяный сел за руль… Ну, слегка поддатый, под градусом… Не справился с управлением… Попали в аварию. Жена с дочкой – насмерть. А на мне – ни царапинки…
Короче, запил, и надолго. Месяца полтора беспробудно бухал. Уволили заочно – он на работу не ходил, стыдно было перед людьми в таком виде показываться. Начальник приехал, привез документы и выходное пособие. Передал пожелание руководства:
– Если выправишься – приходи, мы тебя опять примем, без всяких там…
Понятное дело – в наше время такие работники на дороге не валяются.
Из запоя Валеру вытащил местный батюшка. Детали опустим, это долгая история, но факт: выправился наш парень. В органы не вернулся, неудобно было. За десять лет обзавелся кучей знакомств и связей, все его знали как обязательного и толкового товарища, поэтому предложений насчет работы было немало. Выбрал самое необременительное: инструктором в Болене. Это показательно: сломался наш парень. Раньше он обязательно выбрал бы самую трудную и заковыристую работенку и с ходу, засучив рукава, с азартом ввязался бы в дело.
Да, по поводу батюшки-спасателя…
Стал Валера в церковь ходить. В местный собор. Не то чтобы вдруг свято в бога уверовал, а так – для себя. Свечку поставит, молитву прочитает, иногда поплачет – все легче…
Петрушин на откровения Валеры реагировал неадекватно. Расскажи ему в обыденности про плачущего в церкви мужика, уж поверьте мне, реакция была бы однотипная. Типа того: а он точно мужик? Ну и чмо этот мужик!
Если же уточнили бы, что этот мужик – наш чемпион Ростовский, то просто не поверил бы. Потому что такого не могло быть в принципе…
А тут – проникся. Говорю же, тот вечер был насквозь неадекватный, какой-то задушевный и слезоточивый. Смотрю, наш терминатор вовсю сочувствует. Засопел, носом захлюпал, в сторону смотрит, молчит, голову опустил. Катаклизм!
Есть такой древний стих про большевика. Если кто не в курсе, были такие существа – большевики, но очень давно, в начале прошлого века. Рушили наши храмы, убивали цвет нашей нации и вообще системно работали над уничтожением русской идеологической сущности, проще говоря – духовности. Товарищи были очень стойкие, едва ли не железные – ну, почти что роботы, и это нашло отражение в поэзии. Там примерно так: «Если выставить в музее плачущего большевика – в этом бы музее толпились ротозеи, такого не увидишь и в века…» А еще: «…гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей».
Это про Петрушина с Ростовским. Они как раз из этой породы. Не той, что храмы рушит, а той, что крепка как сталь. Именно такими гвоздями Родина всегда забивает свои самые страшные прорехи и пробоины.
Так что поздравьте: я был свидетелем уникального в своем роде природного явления.
Вот такая лирика. Теперь понятно, почему наш чемпион так изменился. Большое горе всегда меняет человека, вопрос только, в какую сторону. Многие ведь после такого, образно выражаясь, с катушек слетают, и никакие батюшки не в состоянии помочь.
А в нашем случае, как мне думается, сработали бойцовские задатки. Пить бросил, выправился, нашел хорошую работу, машину купил почти задаром, по блату – старую, правда, но работает как часы. Теперь за руль – только в совершенно трезвом виде, даже глотка пива себе не позволит…
Все, лирическое отступление закончилось, возвращаемся к делам сегодняшним.
Итак, во вторник с утра ко мне заехал весь из себя взъерошенный Ростовский (я в районе речного вокзала живу, в служебной квартире) и с ходу заявил:
– Покорми меня быстренько, потом я тебя на работу отвезу. Что ты все – на метро да на автобусе…
Вот спасибо-хорошо! Какая трогательная забота.
– Отлично. Выходит, не зря я тебя нашел. Ты теперь меня каждый день будешь на работу возить?
– Нет, не каждый. Просто сегодня так вышло…
