теми, какими они были в 13–14 лет, Джек Блок статистически выделил пять мужских и шесть женских типов развития личности.
Некоторые из них отличаются высоким постоянством. Например, мужчины, обладающие жизнестойким, самовосстанавливающимся «Я», в 13–14 лет отличались от сверстников повышенной надежностью, продуктивностью, честолюбием, хорошими способностями, широтой интересов, самообладанием, прямотой, дружелюбием, философскими интересами и сравнительной удовлетворенностью собой. Эти черты они сохранили и в 45 лет, утратив лишь часть былого эмоционального тепла и отзывчивости. Такие мужчины высоко ценят независимость и объективность и имеют высокие показатели по шкалам доминантности, принятия себя, субъективного благополучия, интеллектуальной эффективности и психологической настроенности.
Весьма устойчивы и черты неуравновешенных, импульсивных мужчин со слабым самоконтролем. Подростками они отличались бунтарством, болтливостью, любовью к рискованным поступкам и отступлениям от принятого образа мышления, раздражительностью, негативизмом, агрессивностью, слабой контролируемостью. Пониженный самоконтроль, склонность драматизировать свои жизненные ситуации, непредсказуемость и экспрессивность типичны для них и в зрелом возрасте. Они чаще, чем остальные мужчины, меняли свою работу.
Представители третьего мужского типа, с гипертрофированным самоконтролем, в подростковом возрасте отличались повышенной эмоциональной чувствительностью, самоуглубленностью, склонностью к рефлексии. Эти мальчики плохо чувствовали себя в неопределенных ситуациях, не умели быстро менять роли, легко отчаивались в успехе, были зависимы и недоверчивы. Перевалив за сорок, они остались уязвимыми, склонными уходить от возможных фрустраций, испытывать жалость к себе, напряженными, зависимыми и т. п. Среди них самый высокий процент холостяков.
С другой стороны, существует категория мужчин, у которых бурная, напряженная юность сменяется в зрелые, взрослые годы спокойной и размеренной жизнью Ретроспективно (например, психоаналитически) объяснить эти вариации легко, но большой предсказательной силой подобные объяснения не обладают.
Гендерно-возрастные и личностные особенности сказываются и на наших представлениях о самом счастливом времени жизни. Левада-Центр дважды, в 1991 и 2006 гг., спрашивал россиян: «Какой, на ваш взгляд, лучший период в жизни человека?» Предлагались варианты на выбор: детство, подростковый возраст, юность, зрелый возраст, старость. Резких изменений за эти годы не произошло (Левинсон, 2008). В 1991 г. детство признали счастливым 31 %, а в 2006-м – 29 %, подростковый возраст – соответственно 3 и 7 %. Самым экзистенциально привилегированным возрастом оказалась юность, которую выбрали 35 и 40 %. Период 15–19 лет особенно популярен среди 18-24-летних респондентов, респонденты постарше называют лучшими более зрелые годы, прожитые ими недавно. Зрелый возраст и тем более старость оцениваются в целом неблагоприятно.
Любые возрастные самооценки выстраиваются ретроспективно, в свете нашего сегодняшнего представляемого «Я». Большинство опрошенных в 1970-х годах американцев хотели бы быть моложе, чем они есть, но лица младше 35 лет называли лучшими годами жизни 20-летие, старше 35 лет – возраст около 30, а четверть 65-летних отнесли счастливый возраст к периоду между 40 и 50 годами. Не приходится удивляться и отрицательной оценке подросткового возраста, его недаром часто называют «трудным». Две пятых опрошенных 17-летних, 23-25-летних, 48-52-летних и 58-61-летних американцев назвали отрочество и юность самым тяжелым возрастом (Lowenthal et al., 1977).
Ретроспективные оценки в высшей степени индивидуальны. В психологии давно уже высказана мысль, что люди по-разному переживают и оценивают одни и те же фазы жизненного цикла.
Некоторые мужчины (например, Марсель Пруст или Жан Кокто), по выражению Андре Моруа, навсегда «отмечены печатью детства»: они не могут сбросить с себя мягкие оковы детской зависимости от матери, суровый и деятельный мир взрослых остается им внутренне чужд.
Для других лучшее время жизни – кипучая, бурная, переменчивая юность. Многие литературоведы писали о вечно-юношеских чертах миро– и самоощущения Александра Блока. Вечным подростком, который лишь однажды в стихах в авторской речи обозначил свой возраст – «Мне четырнадцать лет…», – назвал Андрей Вознесенский Бориса Пастернака. Сам Пастернак писал в «Охранной грамоте»: «А как невообразимо отрочество, каждому известно. Сколько бы нам потом ни набегало десятков, они бессильны заполнить этот ангар, в который они залетают за воспоминаниями, порознь и кучею, днем и ночью, как учебные аэропланы за бензином. Другими словами, эти годы в нашей жизни составляют часть, превосходящую целое, и Фауст, переживший их дважды, прожил сущую невообразимость, измеряемую только математическим парадоксом» (Пастернак, 1986. С. 195).
Третьи полнее всего раскрываются в конструктивном зрелом возрасте.
Любые положительные или отрицательные оценки возрастных свойств условны и личностно окрашены. Понятие взрослости, если отвлечься от формальных возрастных рамок типа «совершеннолетия» подразумевает, с одной стороны, адаптацию, освобождение от юношеского максимализма и приспособление к жизни, а с другой – творческую активность, самореализацию. Но индивиды обладают этими качествами в разной степени. Проанализировав термины, в которых люди описывали свой переход от юности к взрослости, Бьянка Заззо обнаружила два полюса. Для одних людей «взрослость» означала расширение своего «Я», обогащение сферы деятельности, повышение уровня самоконтроля и ответственности, короче – самореализацию. Другие, наоборот, подчеркивали вынужденное приспособление к обстоятельствам, утрату былой раскованности, свободы в выражении чувств и т. д. (Zazzo, 1969). Взрослость для них не приобретение, а потеря, не самоосуществление, а овеществление. В первом случае налицо активное, творческое «Я», воплощенное в своих деяниях и отношениях с другими людьми, во втором – пассивное, овеществленное «Я», сознающее себя игрушкой внешних сил и обстоятельств.
Нормативные и субъективные критерии зрелости зависят также от профессии, рода занятий, длительности обучения и многого другого. Стадиальные теории морального (Л. Колберг) или личностного (Э. Эриксон) развития постулируют нормативные критерии того, как
Новые образы и стереотипы, на которые ориентируется массовое сознание, создают не академические ученые, тяжелодумы и скептики, требующие строгих доказательств и проверок – «Да был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было?» – а быстрые и яркие журналисты, которые схватывают поверхность явлений, не заботясь об основательности диагноза. В наше время любая молодежная мода или течение мгновенно превращается из поведенческого феномена в новый «тип личности». Сегодня мир оказывается населенным «метросексуалами», завтра их сменяют «асексуалы», послезавтра – «вечные дети», и все эти образы воздействуют на массовое сознание как самореализующиеся прогнозы.
Левада-Центр в 1992 и 2007-м годах задавал россиянам от 18 лет и старше вопрос: «Что такое, на ваш взгляд, детство?» Ответы оказались существенно разными ((Левинсон, 2008):
Сдвиги сводятся к трем моментам: 1. Значительно ослабла идеализация детства, ассоциация его с чувством счастья и полноты жизни (снижение с 37 до 5 %). 2. Стала больше подчеркиваться свобода от обязанностей (рост с 1 до 22 %). 3. Ослабло приписываемое детям желание побыстрее вырасти (снижение с 51 до 40 %, хотя эта атрибуция остается главенствующей). Какие из этого можно сделать выводы? Первое: налицо некоторая демифологизация «счастливого детства». Второе: уставшие под бременем повседневных забот взрослые завидуют детской безответственности, «стремление стать ответственным человеком уступило место беззаботности» (Ярская-Смирнова и др., 2008). Но вторая интерпретация выглядит спорной: из того, что взрослые приписывают какие-то свойства детям, не вытекает, что они хотели бы вернуться в детский возраст.
Здесь есть интересная проблема. На Западе много лет существует представление, что современная молодежь, особенно мужская, все чаще ориентируется на образ «вечного ребенка», воплощением которого является герой романа английского писателя Джеймса Барри (1860–1937) Питер Пэн – маленький мальчик, категорически не желавший взрослеть, предпочитая беззаботную жизнь с такими же веселыми
