растрепанная светловолосая женщина и звонко закричала: «Жанна! Жанна! Твой Жером опять пьяный идет!»
– Сент-Ив был самым молодым среди нас, - опять заговорил профессор Лоран. - Ему не было и двадцати восьми лет, когда он погиб. Самый жизнерадостный, самый разносторонний, его все интересовало. Он был кибернетик, нейрокибернетик, работал вместе с Шамфором, Шамфор его очень любил… да и все его любили, и все считают, что я завлек его на ложный путь и погубил… Шамфор мне так и не простил смерти Сент-Ива. Впрочем, разве я себе это простил? Ведь Мишель недаром подметил у меня чувство вины по отношению к Сент-Иву… Конечно, если б не я, Сент-Ив не увлекся бы до такой степени нейрофизиологией, не взялся бы за такие сложные и рискованные опыты… Мы работали очень много, потому что, кроме опытов, проводившихся всей группой, начали ставить свои… Они все больше усложнялись, мы начали прятаться, работать по ночам… потом завели отдельную лабораторию, потихоньку от остальных товарищей… Она была неподалеку отсюда, на улице Бенар… Но Сент-Ив для всего находил время. Я тогда сердился, считал, что он разбрасывается… Нет, это все ни к чему рассказывать, да и некогда сейчас. - Профессор Лоран выпрямился и вздохнул. - Я хочу сказать, что Сент-Ива убил вот этот самый Мишель… то есть не такой, каким вы его сейчас видели, а его мозг, заключенный в гораздо менее совершенную оболочку. Теперешнюю оболочку Шамфор уже приготовил, мы должны были проделать пересадку. Тогда это был мозг в питательной среде, сканирующий механизм, подсоединенный к нему, чтоб обеспечить зрение, и довольно примитивные преобразователи для усиления биотоков, двигающих конечностями. Двигался он совершенно хаотично, еле научился ходить, держать книгу и перелистывать страницы. Но читал и запоминал он и тогда прекрасно. Даже не знаю, почему я так удивился, когда он заговорил о Сент-Иве. Просто мне некогда было проверить как следует его знания того периода. А они, по-видимому, полностью сохранились в его памяти. Правда, он тогда не мог говорить, только писал. Поэтому мы многого в нем не учитывали.
– Почему же он убил Сент-Ива? - спросил Альбер, невольно поежившись. - Ведь он и сейчас, кажется, лишен эмоций.
– Да он вовсе не хотел его убивать! Это было какое-то нелепое, неожиданное двигательное возбуждение, с выключением тормозящих центров. Вы же слышали: он сам сказал. Видите ли, даже электронное устройство, имитирующее мозг, не вполне подчиняется контролю. Чем оно сложнее, тем чаще бывают всякие случайности, неожиданности, отклонения от нормы. А здесь речь идет о живом белке, о бесконечно сложных клетках мозга. От того, что этот мозг выращен искусственным путем, ничто не становится проще. Наоборот, еще труднее предугадать, будет ли он развиваться нормально в таких необычных условиях, можно ли в самом деле добиться высокой специализации каких-либо функций, так или иначе сочетая элементы питательной среды.
– А Мишель тоже специализирован?
– Мы старались развить у него в первую очередь память и выносливость. Многого удалось добиться, хотя действовали мы, в сущности, на ощупь. Ведь об устройстве человеческого мозга известно невероятно мало. Мы только ищем, предполагаем, спорим. Мы выяснили, где сосредоточена память у осьминога. А где она у человека, мы не знаем.
Альбер жадно слушал. Он успел многое забыть с тех пор… да и не удивительно, такие трудные были годы, так далека была его жизнь от лекций, от шумных споров Латинского квартала…
– По-видимому, память рассредоточена по миллионам клеток мозга. Каждое событие запечатлевается не в одной клетке, а во множестве… Ну, впрочем, я не об этом хотел… - Профессор Лоран вдруг поднялся со скамейки. - Идемте, я боюсь надолго оставлять лабораторию.
Они прошли квартал по узкой, мрачноватой улице, завернули за угол.
– Вот… это было здесь… - сказал профессор Лоран, кивком головы указывая на темно-серый, с ржавыми подтеками дом. - Здесь была наша лаборатория. И здесь погиб Сент-Ив. Мишель пытался выпрыгнуть из окна, Сент-Ив его удерживал… и сам упал с третьего этажа.
Он ускорил шаги. Альбер поспешил за ним, невольно оглядываясь на мрачный дом.
– Он сразу умер… - пробормотал профессор Лоран. - Когда я сбежал вниз, он хрипел… он уже не узнал меня…
Секретарша сказала, что мсье Шамфор просит их войти. Они вошли. Шамфор стоял у окна.
– Я не пойму, Лоран, чего вы добиваетесь, - сказал он, не здороваясь. - Я же объяснил этому молодому человеку, что не имею возможности далее помогать вам.
– Почему же вы не имеете возможности? - устало спросил профессор-и сел, не ожидая приглашения.
Шамфор впервые посмотрел на него - до тех пор он стоял вполоборота к посетителям и не поднимал глаз. Его мохнатые черные брови взлетели к полуседым курчавым волосам, толстые негритянские губы раскрылись.
– Да что это с вами, Лоран! - с ужасом сказал он. - Вы черт знает на что похожи! Больны вы, что ли?
– Нет, просто устал. И потом - Сиаль-5. Вы же знаете… - Профессор Лоран криво усмехнулся.
– Черт знает что! - повторил Шамфор растерянно. Он уселся рядом с профессором, кивком указал Альберу на стул. - Так-так! Вот она, эта ваша штука в действии. Помните, как вы ликовали тогда: «Сиаль-5 помогает обгонять время! Он помогает красть время у самого себя, вот что». Есть предел физиологической выносливости организма, я ведь вам говорил.
– Я слыхал. Нет предела только для ваших полупроводников.
– Конечно. На то они и полупроводники, - не то насмешливо, не то грустно отозвался Шамфор. - Ладно, я сдаюсь, вы добили меня своим видом. Выкладывайте, что вам нужно от моих полупроводников и пластмасс.
Он слушал, и толстые губы его кривились в презрительной и жалостливой усмешке.
– Ну к чему это все, Лоран? - сказал он наконец. - Я сделаю, конечно, мне это не так уж трудно. Почти все может сойти за заказ для клиники, ну, а остальное я как-нибудь тоже объясню своим ребятам… Ох, и надоели мне эти ваши тайны! Но скажите: чего вы хотите добиться? Вам мало Сент-Ива, хочется и самому вслед за ним? Вы видите: я даже сердиться на вас перестал, уж слишком меня пугает то, что вы делаете с собой. Сколько вы еще рассчитываете протянуть в таких нечеловеческих условиях? И во имя чего?
Профессор Лоран молчал, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.
– Я в самом деле очень устал, Шамфор, - тихо сказал он наконец. - Я и сам не знаю, долго ли протяну. Но если я брошу дело, не докончив, то мне прямая дорога либо в Сену, либо в психиатрическую клинику. Я этого наверняка не выдержу. Да и как бросить? Вы не вполне представляете себе, в каком положении у меня дела… - Он опять помолчал. - Я обычно чувствую себя лучше - очевидно, резкая перемена обстановки… свежий воздух… Я ведь больше года сидел взаперти, даже в сад боялся выйти…
– Сделать вам укол? - спросил Шамфор.
Профессор Лоран отрицательно покачал головой:
– Нет, просто придется принять добавочную дозу…
Он достал из стеклянной трубочки желтую крупинку, проглотил ее и опять откинул голову на спинку кресла. Через минуту-две лицо его оживилось, глаза заблестели.
– Вот вам Сиаль-5 в действии, - заметил он с иронической усмешкой. - Опыт, как в лаборатории.
Шамфор шумно вздохнул:
– Повторяю, мне хотелось бы знать, чем и когда кончится вся эта занимательная история. Чего вы рассчитываете добиться в ближайшее время?
– Демонстрации, - сказал профессор Лоран. - Мишель, в сущности, почти готов для демонстрации. Но хотелось бы еще подготовить, по крайней мере, Франсуа. Одного мало. Специалистам можно показать и Пьера, и Поля. Они оценят. Но для широкой аудитории Пьер и Поль не подходят. А одного Мишеля
– мало. Поэтому я и просил вас сделать Франсуа лицо. Только индивидуальное. У Мишеля слишком правильные черты, а это производит неестественное впечатление. Я сам этого не замечал, но вот Дюкло говорит… да и другие тоже…
– Ах, у вас большой штат? - живо заинтересовался Шамфор. - Вы все-таки решились?
– У меня три помощника. Со вчерашнего дня, - неохотно ответил Лоран. - Да, так вот, Франсуа нужно было бы что-то простое, волевое, может быть, грубоватое… как бы вам объяснить? И не белое лицо, а
