пирамиды уже столькие воспользовались, как трамплином фактов, что было просто неприлично обделить Груздева учеными званиями.
Я его терял на долгие годы из виду, а встречая, находил все тем же старательным мальчиком с краснеющей от прилежания шеей и аккуратным почерком, которым записывалось все относящееся к делу и только относящееся к делу. Он и старел будто по программе - в тридцать появились морщинки и залысины, в сорок он страдал геморроем, в пятьдесят его одолела гипертония, а над лысинкой петушиными гребнями курились жидкие седины. Но открытий за ним все еще не значилось. Я уже было решил, что его программа так и останется невыполненной, но я, оказывается, был плохого мнения о достоинствах прилежания и самоограничения.
Однажды он появился у меня. Лицо его сияло скромным торжеством, совсем как в школьные дни, когда он получил несколько пятерок подряд.
– Поздравь меня, - сказал он. - Я сделал открытие.
– Поздравляю. А что за открытие?
– Наконец-то после тридцати лет поиска я нашел способ, как сделать человека невидимым.
– Да ну?!
– Уже проверено на опыте.
Первой моей мыслью, сознаюсь, было: 'Немыслимо, чтобы Груздев…' Как вдруг меня осенило. Все же очень просто: он, наконец, закончил возведение своей пирамиды. И сорвал то, к чему прилежно тянулся всю жизнь.
И я преклонился перед ним.
– Мне нужна твоя помощь, - торжественно сказал он. - Я передал все материалы в Комитет открытий, и меня сегодня вызвали туда. Я, знаешь, никогда не сталкивался…
Он смущенно пошевелил пальцами. Я понял, что он имеет в виду. Он никогда не сталкивался с тем, что выходит за пределы чистой науки, дабы не отвлекаться. В восторге, что могу быть полезен, я вместо ответа бросился его обнимать. Он неумело, но с достоинством принял мои излияния.
Эксперт Комитета, открытий меньше всего выглядел чиновным сухарем. Лобастый, живой, его глаза из-под выпуклых очков взирали на мир с неукротимым любопытством.
– Мы рассмотрели вашу заявку, - сказал он Груздеву. - Необыкновенное количество фактического материала! Бездна работы! Еще никто не прилагал столько усилий, чтобы сделать открытие. Вам памятник надо поставить.
Груздев застенчиво сиял.
– Просто я шел всю жизнь к этому. Только к этому…
– М-да… - Лицо эксперта выразило сострадание. - Но дело вот в чем… Мы вызвали вас, чтобы вы нем помогли. Открытие должно нести пользу людям, таков закон. Вот мне и хотелось бы узнать, какую пользу может принести ваше открытие…
– Как! - изумился Груздев. - Незримый, всепроникающий, неуловимый человек - это… это… Об этом мечтали, к этому стремились… Фантасты писали…
– А зачем человеку невидимость? У Уэллса - чтобы безнаказанно воровать деньги. Но, простите, в нашем коммунистическом обществе, где денег нет…
– М-м… Да, вы правы, но… Военное применение, скажем…
– На земле давно вечный мир!
У Груздева привычно покраснела шея.
– Ведь и верно, войн уже нет, как же я забыл… Но ведь могут быть и мирные применения!
– Какие?
– Это… как его… На пляже если переодеваться… Неудобно, вот тут невидимость…
Эксперт поморщился.
На Груздева было жалко смотреть - вот-вот заплачет. Таким я его видел лишь однажды, когда он - не то в седьмом, не то в десятом классе - вдруг получил двойку.
– Может быть, человека удастся делать невидимым постепенно? - с надеждой спросил эксперт. - Чтобы, скажем, сначала исчезли мускулы… Это могло бы иметь значение в медицине.
Груздев помотал головой.
– Совсем же другой принцип… Человек либо видим, либо невидим.
Эксперт сокрушенно вздохнул.
– Да, задали вы задачку… Но давайте думать! Не может быть, чтобы такое выдающееся открытие было бы совсем бесполезно.
И мы думали. Мы напряженно, до пота думали, ибо теперь от нас зависела судьба Груздева.
– Эх, хоть бы шпионы еще были, - даже пожалел я. - Какой бы находкой было для них это открытие…
– Шпионов, слава богу, тоже давно нет, - жестко отрезал эксперт.
Я попытался представить себя невидимым - может быть, так лучше найду выход? Вот я встаю невидимый, сажусь завтракать, и чашка кофе, наобум протянутая женой, ударяется мне в плечо… Брр! На улице… Ну, уж нет, я не хочу, чтобы меня толкали. В лаборатории? Там, споткнувшись о мое прозрачное тело, меня могут облить чем-нибудь похуже горячего кофе. Концентрированной кислотой, например. В лесу на прогулке? Ну и что, какие преимущества мне это дает? В театре? В театре мне случайно сядут на колени. Хотя…
– Нашел! - подскочил я с места. - Для театра! Когда по ходу действия на сцене появляется какая- нибудь тень отца Гамлета!
– Но ведь таких пьес немного, - усомнился эксперт.
– Ну и что? Ну и что? Все польза.
– И в самом деле польза, - обрадованно заулыбался эксперт. - Вполне достаточная, чтобы оформить невидимку как изобретение новой детали театрального реквизита.
Я повернулся к Груздеву, чтобы спросить, как он относится к предложению. Но увидел пустое кресло. Невидимая рука отворила дверь кабинета, проскрипела половица, и дверь аккуратно притворилась за невидимым Груздевым.
– Пожалуй, это тоже можно записать как применение, - подумав, сказал эксперт. - Вместо того чтобы проваливаться на месте фигурально, человек может теперь осуществить это на самом деле.
Больше я Груздева не видел. Одни говорят, что он долго ходил среди нас невидимым, чтобы в таком состоянии легче сыскать применение своему запоздалому открытию, и его в конце концов сшиб автомобиль. Другие утверждают, что Груздев налаживает в театре сцены, где появляются привидения.
Дмитрий Александрович Биленкин. Обыкновенная минеральная вода
Наверху были перелески, топкие мочажины, серые домики деревень, в пасмурные дни похожие на усталых наседок. А внизу под двухкилометровым слоем песчаников, сланцев, известняков лежали черные озера, никогда не видевшие света.
Уже сотни миллионов лет в эту теплую от подземного жара, насыщенную углекислотой, сероводородом. углекислым аммонием воду не проникал с поверхности ни единый атом кислорода, не просачивалась ни одна капля дождя. Спокойствие, чуждое поверхности спокойствие, простерло крылья над смоляной поверхностью озер, переплетением тоннелей, куполами пещер. Иногда водную гладь колыхали подземные толчки; как легкое дыхание, ее шевелило лунное притяжение; лучи радиации, идущие из кристаллических недр, где распадались радиоактивные минералы, неустанно пронизывали толщу озер. Но это были движения отнюдь не губительные, наоборот, необходимые для того, чтобы нить развития без обрывов пря лась все дальше и дальше.
И все шло так, как оно должно было идти по непреложным законам природы. Сначала радиация связала часть углекислоты, сероводорода и аммония в аминокислоты. Потом возник белок, и началось
