через три дня отбыл на фронт в местечко Владав. Пробыв во Владаве одну ночь, я пошел вместе с наступающей армией. После взятия мною деревни (названия не помню) я был отозван из группы и получил назначение командира полка. Вскоре после этого началось наступление на Пинск, где был расположен штаб Красной армии, вернее говоря, имущество и все учреждения штаба. Из Пинска армия пошла в наступление в район Давид — Городок — Туров, и я был назначен начальником авангарда.
Красная армия отступила, и мы продвинулись до местечка Ту-рова. Сзади нас шла польская армия, которая, дойдя до линии Ту-рова, остановилась. В Туровемы тоже остановились, и началось переформирование армии. Из Туроваяуехал в Пинскихотел ехать в Варшаву, в отпуск. В вагоне познакомился с Борисом Викторовичем Савинковым, ехавшим на фронт. Савинков вернул меня обратно в Пинск, говоря, что теперь не время ехать в отпуск, что армия в скором времени перейдет в наступление. Им же было приказано через генерала Балаховича отбыть в Туров, где ждать дальнейших приказаний штаба армии.
Через два дня по моем прибытии в Туров прибыли Балахович и Савинков. Армия к тому времени закончила свое переформирование и в скором времени перешла в наступление по направлению Мозырь — Речица. Я был назначен начальником правой группы осенью 1920 года, в ноябре месяце, С одним боем мы продвинулись до Мозыря. Савинков тоже находился с моей группой вплоть до Мо-зыря. Не доходя до Мозыря, нами было взято до пятисот пленных, из которых тут же, на месте, был сформирован Мозырский полк с прежним комсоставом. Пробыв в должности начальника группы до занятия Речицы, мы были окружены четвертой и шестнадцатой /фасными армиями, и, потеряв одну пушку и до восьмисот человек из двух с половиной тысяч, мы пробились к польской границе, где и были интернированы. Вместе со всей группой я был помещен в лагерь Радом, где я заболел тифом, а по выздоровлении поехал в Варшаву, удрав из лагеря...»
Именно Павловский был первым человеком в окружении Савинкова, кто заподозрил в «Либеральных демократах» провокацию ОГПУ. Присутствуя на встрече Савинкова с Федоровым, он потом сказал своему вождю: «Борис Викторович, ему нравятся успехи большевиков». Савинков тогда только отмахнулся. Ему очень хотелось верить, что в России действительно существует тайная антикоммунистическая организация, которая видит своим вождем его и только его. Но, доверяя, проверяй. После предательства Азефа эти слова стали одним из жизненных принципов Савинкова. Именно поэтому он и поручил Павловскому проверить гостя из Москвы. Полковник выполнил приказ в свойственной ему манере. Явившись среди ночи в гостиницу, он, угрожая пистолетом, стал требовать от Федорова признания, что тот чекист.
Однако один из лидеров «Либеральных демократов» на провокацию не поддался. Готовясь к этой поездке, он изучал биографии и привычки всех ближайших помощников Савинкова. А потому знал: Павловского всегда выдавал его бешеный взгляд. Когда его зрачки сужались — ничего хорошего ждать не следовало. А в ту ночь полковник был на удивление спокоен. Поняв, что это провокация, Федоров схватил листок бумаги и написал письмо Савинкову: «Господии Савинков! Я совершил самую страшную в своей жизни ошибку, оказавшись инициатором связи с Вами. По-видимому, большинство моих коллег, говоривших о деградации Вашего движения, знали Вас и Ваших соратников лучше, чем я. Глубоко сожалею об этом. Да здравствует свободная Россия, и да получит она достойного ее вождя!»
Павловский, не читая, взял письмо, положил его в карман плаща и вышел из номера. А на следующий день Савинкову пришлось извиняться за поведение своего друга. Тогда Федоров и спровоцировал ссору. Напомнив Савинкову про дело Азефа, он еще раз показал, что в руководстве «Либеральных демократов» сидят трезвые политики. Бывший эсеровский террорист был вынужден молча проглотить такой болезненный для него упрек. В тот момент он, видимо, окончательно убедился, что антибольшевистская организация в России существует. И терять связь с ней он не хотел. Ради этого пришлось поступиться даже болезненным самолюбием.
*** Стремясь загладить свою вину за ночной инцидент в гостинице, Савинков пообещал Федорову уже в ближайшие дни отправить в Москву одного из самых близких своих помощников. Сам он пока ехать не может, накопилось много дел, и поэтому его отлучка из Парижа исключена, а его соратник в России сможет решить все вопросы.
Он заранее знал, кого отправит в Москву. Кроме Павловского в таком сложном деле он довериться никому не мог. Полковник должен был нелегально перейти фаницу (незачем «Либеральным демократам» знать, кто именно и когда приедет на переговоры), проверить работу Шешени и Зекунова и, если все будет нормально, провести переговоры с Федоровым и его коллегами.
Однако план не сработал. Нет, Павловский благополучно (если не считать убийства красноармейца) перешел фаницу. Но в Москву не торопился. Вместо этого из старых соратников сколотил банду и занялся экспроприацией. То есть фабежами банков. Попутно убивая коммунистов. Лишь через неделю, почувствовав, что на него начинается охота, отправился в столицу.
Там он недолго гулял на свободе. Уже через два дня Павловского арестовали во время встречи с Шешеней и лидерами «Либеральных демократов». Его доставили во внутреннюю тюрьму ОГПУ на Лубянку. Только там полковник вышел из ступора, вызванного внезапными роковыми переменами в его жизни, и обрел столь характерную для него ярость. Но ни шашки, ни нагана у него под рукой не было. А кидаться на стены вскоре наскучило. Он решил дождаться первого допроса, чтобы понять, что нужно будет чекистам. Необходимо было тянуть время, обдумывая план побега. Однако реальность оказалась для Павловского хуже кошмара.
Допрос начался с того, что ему дали ознакомиться с одним документом. Бегло взглянув на название, он понял: спасти его от расстрела может теперь только чудо: «Перечень преступлений Павловского С. Э., предъявленный ему в порядке подготовки к допросу.
Примечание. Преступления перечисляются не по степени их важности, а по времени их совершения. В перечне приводятся только те преступления, в которых установлено личное участие Павловского С.Э.
1918 год. 1. Участие в казнях группы большевиков (одиннадцать человек), повешение их на фонарных столбах в городе Пскове в бытность там военным комендантом (приставом). У одного из казнимых оборвалась веревка. Павловский приказал ему самому связать веревку и повеситься, и, когда тот приказа не выполнил, Павловский, умышленно не нанося сразу смертельной раны, произвел в обреченного несколько выстрелов.
2. Там же и в то же время. Расстрел пятерых милиционеров. Обреченных по одному подводили к Павловскому, который производил выстрел в живот, после чего сообщники Павловского добивали жертвы.
3. Там же, в то же время. Убийство путем выстрела в лицо доктора по детским болезням Дорохова, только за то, что последний назвал разбоем выбрасывание детей из больницы.
4. Там же, в то же время. Изнасилование, а затем зверское убийство 17-летней дочери заведующего школой Смирнитского.
1919 год. При бегстве из РСФСР в Польшу — убийство милиционера Руднянского уезда Смоленской губернии Скабко, по чьим документам и в чьей казенной форме в дальнейшем Павловский проследовал до границы.
1920—1922 годы. Участие в бандитском походе «из Польши в Западный край с армией Булак-Балаховича. (Детализация будет произведена в ходе следствия.)
Создание С.Э. Павловским собственной банды из савинковцев, руководство ею во время рейда по Белоруссии и Западному краю, соответственно — полная ответственность за все тягчайшие преступления названной банды. (Полная детализация будет произведена в ходе следствия.) Ниже приводятся наиболее значительные, среди тягчайших, преступления:
а) банда С.Э.Павловского, ворвавшись в город Холм, пыталась его захватить, но встретила стойкое сопротивление местного гарнизона, на что ответила чудовищными зверствами над населением захваченных бандитами кварталов. Общее число убитых примерно 250, раненых — 310.
Отступая от города Холма в направлении Старой Руссы, банда Павловского захватила город Демьянск, где учинила изуверскую расправу над коммунистами, активистами Советской власти и
