его обязанностей. В этом документе есть весьма интересный момент: «Дорогой Александр Павлович!Ныне общее руководство национальным делом ведется уже не мною. Ты выходишь из моего непосредственного подчинения и не будешь руководить теми, кого неизменно водил в бой и закаливал их в Галлиполи». Иначе говоря, председатель РОВС показывал: ничего общего с Боевой организацией Кутепова его союз не имеет.
Врангель вообще всячески пытался оградить «Русский общевоинский союз» от политических интриг. Особенно от монархистов. Ведь распавшиеся на легитимистов и сторонников Николая Николаевича группы постоянно апеллировали к армии. В этой ситуации главнокомандующий издал знаменитый приказ, запрещавший чинам РОВС вступать в политические организации: «При существующей политической борьбе против армии, несомненно, некоторые политические группы сделают все возможное, чтобы извратить значение этого приказа и отыскать какой-то тайный смысл в нем, дабы бороться против его осуществления.
Ввиду этого считаю нужным указать следующее:
Образование Русского общевоинского союза венчает упорную четырехлетнюю работу по объединению русского зарубежного офицерства с русской армией и подготавливает возможность на случай необходимости под давлением общей политической обстановки принять русской армии новую форму бытия в виде воинских союзов, подчинениях председателям отделов Русского общевоинского союза.
Это последнее соображение — дать возможность армии продолжить свое существование при всякой политической обстановке в виде воинского союза.
Никаких других целей образование Русского общевоинского союза» не преследует, что и надлежит иметь в виду в случае борьбы за проведение его в жизнь».
Этот приказ вызвал бурное недовольство всех «истинных» монархистов. И прежде всего — Маркова Второго. В письме к заместителю Врангеля генералу Миллеру он отмечал: «Не подлежит сомнению, что выступление великого князя обусловливается его убеждением в том, что действительно народ как в России, так и за рубежом желает и просит великого князя спасти Россию. Отсюда логически вытекает, что без получения доказательств поддержки со стороны армии и общественности этих важнейших составных элементов народа, великий князь и не выступит. Значит, все благомыслящие люди должны влиять и на армию, и на общественность, вообще на всех, чтобы все другие поддерживали великого князя. Усматривать в сем недопустимую политику я никак не могу.
Сообщаемые Вами слова великого князя о том, что армия должна быть вне политики, я понимаю как выражение общего принципа, а не как запрещение военным людям выражать свою преданность и беззаветную готовность идти за своим природным вождем на спасение гибнущего отечества.
Я обращаюсь к Вам как к истинно русскому патриоту с горячей просьбой:употребить Ваше влияние на генерала барона Врангеля и убедить его не становиться из-за весьма спорных формальных побуждений против стихийного устремления русских сердец. Военная дисциплина только выиграет, если командир армии не только не воспрепятствует, но сам разрешит и посоветует частям заявить им преданность великому князю».
Сотрудник народного комиссариата внешней торговли Александр Александрович Якушев в ноябре 1921 года был командирован в Швецию и Норвегию. Проездом через Ревель. Там он посетил своего бывшего ученика по Императорскому Александровскому лицею Юрия Артамонова, которому привез письмо от тетки. Обрадованный присутствием на встрече представителя Врангеля в Эстонии Всеволода Щелгачева, Якушев сделал обстоятельный доклад о положении дел в России. В частности, о том, что в стране победившего пролетариата начала действовать тайная монархическая организация.
Артамонов, в недавнем прошлом вольноопределяющийся лейб-гвардии конного полка и офицер Северо-Западной армии генерала Юденича был ярым противником большевизма.
Участник кутеповской организации Сергей Войцеховский таким запомнил его: «Он был красив той мягкой, женственной красотой, которой славились некоторые дворянские и купеческие семьи таких приволжских губерний, как Нижегородская и Ярославская, да он и был волжанином по матери, рожденной Пастуховой. Особенно хороши были глаза — синие, оттененные длинными ресницами. В обращении он был благовоспитанным петербуржцем. В Варшаве, где русскими эмигрантами были большей частью беженцы из южных и западных губерний, некоторые обороты его столичной речи привлекали внимание.
Артамонов был евразийцем. Восприятие России, как особого мира, не европейского и не азиатского; признание идеи- правительницы необходимой основой успешной борьбы за освобождение от коммунизма и построение новой империи; провозглашение идеок-ратии наиболее прочным и разумным государственным строем; бытовое исповедничество как фундамент национальной жизни — все это казалось привлекательным и верным...»
Вся жизнь Артамонова была посвящена одному — борьбе с Советами. Поэтому в тот же день он написал письмо в Берлин своему бывшему однополчанину князю Ширинскому-Шихма-тову: «Якушев — крупный специалист. Умен. Знает всех и вся. Наш единомышленник. Он то, что нам нужно. Он утверждает, что его мнение — мнение лучших людей России. Режим большевиков приведет к анархии, дальше без промежуточных инстанций к царю. Толчка можно ждать через три-четыре месяца. После падения большевиков специалисты станут у власти. Правительство будет создано не из эмигрантов, а из тех, кто в России. Якушев говорил, что лучшие люди России не только видятся между собой, в стране существует, действует контрреволюционная организация. В то же время впечатление об эмигрантах у него ужасное. «В будущем милости просим в Россию, но импортировать из-за границы правительство невозможно. Эмигранты не знают России. Им надо пожить, приспособиться к новым условиям. Монархическая организация из Москвы будет давать директивы организациям на Западе, а не наоборот». Зашел разговор о террористических актах. Якушев сказал: «Они не нужны. Нужно легальное возвращение эмигрантов в Россию. Как можно больше. Офицерам и замешанным в политике обождать. Интервенция иностранная и добровольческая нежелательна. Интервенция не встретит сочувствия». Якушев безусловно с нами. Умница. Человек с мировым кругозором. Мимоходом бросил мысль о «советской» монархии. По его мнению, большевизм выветривается. В Якушева можно лезть, как в словарь. На все дает точные ответы. Предлагает реальное установление связи между нами и москвичами. Имен не называл, но, видимо, это люди с авторитетом и там, и за границей...»
Ознакомившись с письмом, Ширинский-Шихматов немедленно отправился к председателю Высшего монархического совета Маркову Второму. Бывший депутат Государственной думы, «лик Петра Первого», как называли его современники, крайне заинтересовался гостем из Страны Советов. Он сразу предложил наладить отношения с Монархическим объединением Центральной России. Ведь оно, по словам Якушева, полностью отрицало демократию и республику, считая, что после гибели большевизма только царь спасет Родину. Марков Второй считал так же, о чем неустанно писал. В частности, все в том же журнале «Двуглавый орел»:
«Можно быть республиканцем, но исторические факты обязательны и для республиканцев. История не знает республиканской России, а знает лишь Россию-монархию, и тем, кому Россия монархическая ненавистна, им ненавистна вообще Россия, ненавистна живая, действительно бывшая Россия, им люба Россия будущего, Россия воображаемая, Россия мнимая. Какова будет эта воображаемая Россия и вообще будет ли она —я не знаю, ноя знаю, что тысячу лет жила, росла и благоденствовала живая великая Россия, Россия-монархия. И вот эту живую, единственно бывшую в реальности Россию мы, монархисты, любим, ей мы преданы, по ней тоскуем. Нам скажут, что мы все же ошибаемся, но ведь эту «ошибку» в течение целой тысячи лет совершал весь русский народ. Или, быть
