— Это за какие такие грехи? — спрашиваю. Тут девица потупилась да покраснела — совсем пунцовая стала.
— Господин дракон ведь только непорочных берёт, — говорит. — А потом, когда отпускает…
Тут до меня дошло, и такой смех меня разобрал, что брюхо чуть не треснуло.
— Ой, — говорю, а сам давлюсь аж и лапами размахиваю, чтобы не свалиться. — Мать моя, дракониха. Чтоб я так жил, давно так не веселился. Слушай, дитя человеческое, ты, никак, грамотная?
— Грамотная я, господин дракон. Читать-писать обучена.
— Ну так пойдём, — говорю, — я тебе кое-что покажу.
Отвёл я её в библиотеку, покопался там на полках, книги нужные с них снял и говорю:
— Значит, так. Я сейчас пойду отключусь. А ты будешь читать. Осилишь вот эти две книги. Сначала «Секс в жизни женщины» прочтёшь, поняла? Картинки изучить не забудь. Потом Брема «Жизнь животных», раздел рептилии, уяснила? А когда обе освоишь, придёшь и меня разбудишь. И ответишь на такой вопрос — какого чёрта эти дуры делают в монастыре. Всё ясно?
— Ясно, господин дракон.
— Да, и вот ещё что. Тебе бы понравилось, надумай я тебя «госпожой человекой» называть? Ясный хвост — нет. Так вот, меня зовут Амелетус. Для друзей просто Амик. Всё на этом, приятного чтения.
Двух дней не прошло, как я глаза продрал. Жрать, извините, охота до кончика хвоста. В ПИДРАК'е с этим порядок — драконья столовка круглосуточно работает. Понимает обслуга, что голодный чешуйчатый натворить способен.
— Ясмина, — ору, — где тебя черти носят?
Выплывает доля моя законная из-под «Не влезай — убьёт!», снова очи долу потупила.
— Здесь, вообще-то, кормят? — спрашиваю. Вежливо так.
— Извините, — непорочная эта отвечает, — господин дракон. Дядюшка ваш покойный, он в питании сильно неприхотлив был. А в последнее время так вообще кушать перестал — по хвори.
— Так чем же ты его кормила? — спрашиваю. — И сколько раз тебе повторять, чтобы по имени обращалась.
— Простите, — говорит, — господин Амелетус. И рада бы вам обед сготовить, да вкусов ваших не знаю.
Ох и дура, прости господи. Вкусов драконьих она не знает.
— Ладно, — говорю, — садись на спину, полетели. Пикник у нас с тобой будет. На вон, верёвками прикрутись, а то, неровен час, свалишься, лови тебя потом.
С аппетитом у девицы всё в порядке оказалось. Так что оприходовали мы с ней на двоих барашка на вертеле, и жить легче стало.
— Что ж, — говорю, — давай по новой на спину лезь, полетим, на владения мои поглядим. На людишек посмотреть надо, себя показать…
Да, посмотрели людишек, как же. Только к какой деревеньке подлетаешь, так все хором в лес ломятся, впереди собственного визга.
— Что же это такое! — говорю. — Они чего, дракона никогда живого, что ль, не видели?
— Ох, господин Амелетус, — Ясмина вздыхает, — то дядюшка ваш причиной. Уж больно грозный был, страх на людей наводить любил. То церкву пожгёт, то избу спалит, то корову со двора утащит.
Да, родственничек у меня, похоже, тот ещё был. Впрочем, об издохших либо хорошо, либо никак. Смолчал я, так по всей округе мы вхолостую и пролетали. Ладно, возвращаемся вечером в пещеру, тут уж я расстарался, филигранно сел, прямо как чемпион по парашютному спорту. Ну, ввалились, значит, я свечи по стенам зажёг, девка из дядюшкиной кладовой бурдюк, соломой оплетённый, притащила, сварил я хороший такой глинтвейн, с Ясминой чокнулся и разговор за жизнь завёл. В общем, совсем дикая девица оказалась, дремучая. Ни кто такой Фридрих Ницше, не знает, ни в чём разница между Моше Даяном и Анваром Садатом, ни даже, кто есть Ходорковский.
— Ладно, — говорю, — придётся твоим образованием заняться. До Рождества у нас с тобой времени вагон целый, так что в монастыре будешь среди послушниц примой по части науки и культуры. Ты как, в монастырь-то не передумала?
— А что мне делать, господин Амелетус? Нравы у нас здесь испокон веков одни и те же. Девице до замужества полагается быть непорочной. Кто ж меня после вас возьмёт, опозоренную?
— Слушай, мать, — говорю, — ты книжки, что я велел, прочитала?
— Прочла, господин.
— И что, не въехала, что если даже мы с тобой оба на пупах извернёмся, у нас ничего не получится?
— Не знаю, господин.
— Как так не знаешь!? — ахнул я. — Там же всё чёрным по белому написано.
Опять потупилась она, покраснела. Нет, всё-таки люди совершенно не по делу закомлексованы насчёт вполне естественных вещей.
— Дорогая Ясмина, — говорю, — позволь тебе кое-что разъяснить. Драконы не дефлорируют девушек. Во-первых, им это неинтересно. Во-вторых, даже будь им это интересно, у них всё равно ничего бы не получилось. Есть такая наука — называется физиология. Так вот, драконов, милая барышня, интересуют исключительно драконихи.
— А у вас, господин Амелетус, — Ясмина спрашивает, — дракониха есть?
— Нету, — говорю, — пока что. Мне ещё рано, я же совсем молодой, едва за вторую сотню перевалило. А потом вот взгляни хотя бы на меня. Я ведь натуральный урод, одна морда чего стоит. А теперь представь — драконихи ни капельки не лучше. Такое же отвратительное зрелище. Ну, прикинь, надо мне это? Что ж мне, в любви ей объясняться, а самому рыло в сторону воротить? Я уж как-нибудь ещё лет пятьсот-шестьсот повременю.
А девчонка-то способной оказалась. Ну, до меня ей, конечно, как до Луны, но это и естественно, куда людям до венцов творения — драконов. Но, должен сказать, удивила она меня. Полгода всего-то прошло — освоилась моя законная доля, пообтесалась.
— Ты, Амик, — говорит, — ничего не соображаешь в творчестве Гюго. И вообще, как доходит до романтики, ты типичный динозавр.
— Я, может, — отвечаю, — и динозавр, только со времён твоего Гюго много воды утекло. Сейчас, девочка, в компрачикосов никто не верит. Так же, как в квазимодов и эсмеральдов. Нет их сейчас, не существует.
— В драконов тоже никто не верит. Может быть, скажешь, что их тоже не существует?
Да, это она меня красиво уела. Действительно, у кого с умственными способностями не в порядке, умудряются в нас не верить.
— Вера вере рознь, — говорю. — Всему виной косность человеческая. В драконов вы, видите ли, не верите, а в ведьм всяких, колдуний, ясновидящих — с дорогой душой.
— Что же по-твоему, Амик, и ведьм не существует?
— Да конечно нет, откуда им взяться.
— Откуда? Наверное, оттуда же, откуда и драконам. Из утробы матери. Так что из того, что ты никогда не видел ведьму, вовсе не следует, что их не существует.
— Ты, можно подумать, видела.
— Видела, и не раз. У нас в деревне на отшибе дом старой Яновны стоит. Она ведьма, милый Амик, настоящая.
— Угу. Ещё скажи — Баба Яга. У неё, небось, по стенам мыши летучие роятся, по полу жабы прыгают, под полом, самособойчик — мыши.
— Так оно и есть, — Ясмина говорит. — И на чердаке — совы.
— Замечательно. И что твоя Яновна умеет? Тараканий суп варить?
— Она много чего умеет, к ней люди со всей округи ходят. Может порчу навести, а может и наоборот — исцелить от сглаза. Может зелье сварить приворотное, а может — на разлуке-траве. А ещё она может…
