фланга. Ногу при ходьбе по лесу ставит на носок, затем перекатывает к пятке, имеется еще несколько деталей, которые вам неинтересны. Как опытный следопыт могу поклясться на Библии, что это тот самый воин, которого мы ловили рядом с трясиной!
– Вот видишь? – Барон торжествующе улыбается. – Ты это, мой настойчивый друг, что так назойливо пытался меня убить. Времени у нас мало, а потому выкладывай без утайки, кто ты и откуда, а главное – кем послан. И давай уж не молчи, иначе без вести сгинешь в этом лесу для всех, кроме палача.
Я молчу, лихорадочно соображая, что ответить. Вот это называется влип. Что бы я ни сказал, меня либо убьют на месте, либо все равно устроят свидание с пыточных дел мастером. Мог бы попытаться крикнуть, но далеко не факт, что меня услышат за ржанием лошадей, криками и шумом приготовлений к отъезду. Все, чего добьюсь, – зажмут рот или шарахнут по голове со всей дури. Не хотелось бы делать откровенные глупости на глазах у серьезных людей, потому я решаю играть в молчанку.
Голос барона суровеет, ледяным взглядом он пытается сломить мою волю:
– Итак?
Подождав еще пару секунд, Жиль де Лаваль, первый барон Бретани и кузен дофина Франции, раздраженно рычит:
– Господа де Мюрраж и де Ребуш, приказываю вам взять данного господина под стражу и незамедлительно доставить в замок Тиффож. Держать там в кандалах до моего приезда, а вернусь я очень быстро. Никого к нему не пускать, и учтите, что за пленника отвечаете головой!
Разумеется, у меня нет ни малейшего желания попадать в замок Тиффож. Время сейчас горячее, и мне не до познавательных экскурсий по мрачным темницам и пыточным различной степени благоустроенности. К тому же я не собираюсь оставлять Жанну с этим поклонником темных культов. А потому, терпеливо выждав, пока Жиль де Рэ уберет от моего горла кинжал, я сразу начинаю заученное движение.
Как раз освобождению из подобных захватов меня учили особенно тщательно, добиваясь абсолютного автоматизма каждого поворота, тычка и удара. Вот сейчас мы и проверим, с тем ли прилежанием клещами вцепившиеся в меня воины учились удерживать плененную добычу. Поехали?
Эпилог
Хмурое зимнее солнце неутомимо ползло вверх, к зениту. Свинцовые тучи с прошлого вечера грозили пролиться ледяным дождем, сильный ветер неумолимо сносил их к востоку, но те все никак не кончались. Пахло людским и конским потом, навозом, плохо выделанной кожей и, как ни странно, дынями, хотя откуда здесь взяться нежному экзотическому фрукту? Яблоки – другое дело, ими, как и тяжелыми гроздьями винограда, были набиты десятки крепко сколоченных бочек и ящиков.
Уже в десять утра капитан английской армии сэр Джон Фастольф со всей определенностью понял, что угодил в элементарную ловушку. Доставивший скверную новость лазутчик незаметно поежился, глядя, как побагровело лицо командира. Разведчик сделал осторожный шажок назад, мечтая незаметно скрыться с глаз рыцаря, но задумавшийся на минуту капитан грязно выругался, свирепым взглядом приказав застыть и даже не дышать.
Кавалером ордена Подвязки сэр Фастольф стал на кровавом поле Азенкура, с тех пор военная карьера складывалась вполне успешно, а капитана заслуженно считали одним из лучших военачальников оккупационной армии. Ныне рыцарь вел обоз с продовольствием к осаждающим Орлеан войскам графа Толбота.
– В самом деле? – чуть ли не по буквам выплюнул он.
Под жестким взглядом серых навыкате глаз дозорный слегка побледнел: слава о суровом нраве капитана гремела по всей армии. Тот терпеть не мог неточных докладов, а отсутствие усердия в подчиненном почитал чуть ли не предательством.
– Да, мой капитан, я абсолютно уверен, – по-рачьи выпучив глаза, рявкнул дозорный. – Впереди, в паре миль от нас, затаились французы. Если мы будет следовать прежним курсом в Жанвиль, непременно попадем в засаду!
Сдвинув густые брови, капитан Фастольф отвернулся к медленно ползущему каравану. По пояс заляпанные грязью лучники и копейщики вытягивались в струнку под пристальным взглядом командира, возчики безуспешно пытались принять бравый вид, выпрямив спины и подкручивая усы. По разбитой узкой дороге триста тяжело груженных телег и фургонов растянулись почти на три мили: кроме оружия и большого количества стрел здесь была уйма продовольствия.
Бочки с мукой, печеньем, изюмом и селедкой громоздились в несколько рядов, угрожающе покачиваясь всякий раз, когда тележное колесо проваливалось в колдобину. А так как изрядно разбитая дорога состояла в основном из ям, то человек, пронаблюдавший более пяти минут за обозом, мог заработать приступ морской болезни.
Приближался Великий пост, когда ревностным католикам требовалась совершенно определенная пища. Убивать и воевать – вовсе не грех, грех при этом питаться не по канону. Не доставишь вовремя провиант осаждающим Орлеан войскам, те могут отступить, ведь на пустой желудок много не навоюешь. Если караван с продовольствием и оружием попадет в лапы французов, осаду придется снять. Новый обоз прибудет не раньше чем через два месяца, чем все это время будет питаться войско?
Сэру Джону было ясно одно: где-то на самом верху имеется предатель. Иначе как совершенно секретная миссия, о которой сам капитан узнал лишь за два дня до отъезда, стала известна врагу? Можно было повернуть назад, но рыцарь, который ранним утром прибыл с письмом от герцога Бургундского, принес заодно тревожную весть: сзади англичан догонял французский граф Клермон. Караван еще успевал укрыться в Жанвиле, но эта засада… Французы взяли их в стальные клещи!
Никто не укорил бы капитана, брось он телеги и фургоны, попытайся прорваться с боем, чтобы спасти людей. Война – лотерея, в любой момент из победителя ты можешь стать побежденным, а из свободного – пленником. Прищурив стальные глаза, рыцарь уставился вдаль: в полумиле от него гарцевал передовой разъезд французов.
– Сколько там скопилось этих мерзавцев? – свирепо рявкнул сэр Фастольф.
– Не меньше трех тысяч, – тут же ответил дозорный.
Он ошибался: граф Жан Дюнуа вывел из Орлеана четыре тысячи воинов, кроме французов с ним шли и шотландские наемники. Вдобавок граф, известный во Франции как «Орлеанский бастард», прихватил пушечную батарею. Словом, судьба обоза была предрешена. Да и кто всерьез воспринимает обозников, само слово уже имеет уничижительный оттенок. Настоящих воинов в жизни не пошлют охранять караван с селедкой, в конвой набрали безусых юнцов и седовласых ветеранов, а из них вояки – курам на смех.
Отцом молодого графа был покойный герцог Людовик Орлеанский, так что по праву рождения Жан Дюнуа принадлежал к высшей знати королевства. Дофин Карл приходился ему племянником, а Клод Баварская, она же Дева Жанна, – племянницей. Немудрено, что граф был ярым сторонником партии арманьяков и, мягко говоря, недолюбливал англичан.
Именно ему принадлежал план разгрома и захвата английского обоза. Кроме того, с тыла британцев догонял главный соперник в делах охоты и куртуазных забавах, лучший друг граф Клермон, ведя за собой еще три тысячи всадников. Объединившись, оба графа планировали силой снять осаду с Орлеана. Это для начала, разумеется, а что будет дальше – посмотрим. Человеку наблюдательному о многом сказал бы тот факт, что в обоих французских отрядах то и дело звучало слово «Париж».
Признак талантливого военачальника – умение мыслить нестандартно. Озадачь противника, сбей его с толку, и Ника, богиня победы, одобрительно улыбнется тебе, а Пресвятая Богородица одарит милостью.
– Мне нужно четыре часа, чтобы подготовиться к бою, – стиснув перед собой кулак, прорычал капитан Фастольф.
– И они у вас будут, – твердо заявил оставшийся безымянным рыжеволосый рыцарь, который прибыл от Бургундца, и хмуро улыбнулся: – Французов ждет маленький сюрприз.
– Прикажите подать мне перо и чернильницу, сэр, – распорядился он.
Под недоумевающими взглядами английских офицеров рыцарь набросал на листе бумаги несколько строк, свернул письмо в трубку и запечатал, ловко выбрав среди разных печатей нужную. Озадаченный капитан успел заметить, что таковых в кошеле рыцаря позвякивало не менее трех десятков. Вскочив на коня, отчаянный бургундец галопом понесся в сторону французов, выкрикнув на прощанье:
