Шагая в едином строю с дружинниками Хродгейра, Вратко задавал себе вопрос: того ли он хотел, сидя на ветке ясеня под Скардаборгом? Пусть не долго хотел, краткий миг, но все-таки… Было ведь желание идти вместе, ощущать плечи товарищей? Было.
Конечно, со стороны вытянувшаяся длиннющей змеей колонна вооруженных людей выглядит, можно даже сказать, привлекательно. Тяжелое полотнище знамени «Опустошитель земель» полощется впереди на ветру. Сверкают брони, оковки щитов и заклепки шлемов. Ноги топают в одном ритме. Бесшабашные голоса горланят песню. Какую? Не важно! Главное, чтобы громко. И главное, чтобы скальд, сложивший ее, был славен, и не только стихами, но и на поле брани.
Изнутри все оказалось гораздо хуже. От топочущих ног поднимается туча мелкой, противной пыли, забивающей нос и глаза. Товарищи толкаются, так и норовят вогнать под ребра локоть или рукоять меча. От них воняет потом и прогорклым жиром, которым викинги смазывают кольчуги от морской сырости – чтобы ржа не проела. Счастье, если окажешься рядом с дружинником, предпочитающим смалец. А ну как нарвешься на любителя тюленьего жира? И песня через какое-то время оглушает и приедается. Даже такая замечательная, как висы Харальда Сурового:
Одно утешение – в путь вышли рано утром, когда солнце еще не успело подняться и как следует разогреть землю и доспехи. Как говорится, по холодку. А еще говорят – утро вечера мудренее. В чем, в чем, а в мудрости норвежскому конунгу не откажешь…
Вратко уже начал жалеть, что согласился отправиться на битву вместе со всеми. Впрочем, был ли у него выбор? Хродгейр сказал, что юноше в возрасте новгородца уже давно пора убить хотя бы одного врага. Иначе как он станет мужчиной? Или он хочет, чтобы всякие дерьмецы, навроде Модольвовых молодчиков, дразнили его, называя мужем женовидным?
Поневоле пришлось согласиться, опоясаться мечом, с которым упражнялся под руководством Сигурда, натянуть кольчугу, старенькую, но вполне пригодную – без прорех и ржавчины. Через плечо на длинном ремне Вратко повесил круглый щит, а на голову напялил шлем с бармицей, защищающей шею.
– Настоящий викинг! – сказала Мария.
После случая с Модольвом и отцом Бернаром они с Рианной уже не рисковали покидать дреки. Кетильсон не стал выдавать их тайну Харальду, но кто знает, на какие поступки он способен? Если те лазутчики, что врезали в лоб Асмунду, были его подсылами, то от Белоголового можно ждать многого. Хродгейр опасения королевны разделял, а потому оставил на «Слейпнире» десять человек во главе с Сигурдом. Старик некоторое время возмущался, что не примет участия в битве, но потом, в пылу спора, наклонился слишком резко, показывая, каким именно маленьким был Черный Скальд в тот год, когда он, Сигурд, уложил первого врага. Охнув, он выпрямлялся очень медленно, со страдальческим выражением на лице. Потом потер поясницу и сказал, что, видно, и вправду стар стал для сражений и хорошо бы уступить место молодым и полным сил бойцам. А он, как некогда Эгиль Скаллагримссон,[80] скажет:
И вообще, неизвестно еще, где тяжелее придется – в сражении или в тылу.
На том и порешили.
Теперь можно было надеяться, что с девушками ничего не случится. По крайней мере, Сигурд проследит, чтобы они никуда не убежали, а уж на дреки их как-нибудь защитят.
Хродгейр говорил, что видел Модольва с дружиной среди отправившихся к Йорку воинов, но что могло помешать Белоголовому оставить тех же Скафти с Эйриком и поручить выкрасть бесценную добычу?
Вратко сам не заметил, что начал подпевать, отвлекаясь от невеселых раздумий.
Ну, хоть какая-то польза от походных песен.
А может, для того их и придумали? Поющий хирдман не замечает голода и усталости в дороге. А в бою, выкрикивая звучные слова, можно и о ранах на время позабыть.
Верст десять они отмотали, пересмеиваясь и подшучивая друг над другом, предвкушая грядущее сражение. Высказывались разные предположения о том, как поведут себя графы Моркар и Эдвин. Гуннар осторожно заметил, что на месте братьев укрыл бы войско в Йорвике за крепкими стенами. Там они могут продержаться довольно долго, если, конечно же, успели запасти вдоволь воды и пищи. Олаф возразил, что не по-мужски сидеть за стенами и дозволять грабить землю и людей, заботу о которых на тебя возложили, избрав графом – ярлом, по-урмански. Нужно ударить по приближающемуся войску, пока оно не перестроилось для битвы. Тогда, даже проигрывая в численности, можно рассчитывать на успех.
Не успел здоровяк закончить пояснения (и Сигурда, как назло, рядом не оказалось, чтобы острой шуткой поставить умника на место), как по рядам прокатилось:
– Саксы! Саксы!
Вратко поднялся на цыпочки.
Дорога, по которой они шли, круто изгибалась вокруг пригорка, как бы обнимая его, а склоны холма чернели от вооруженных людей. Блестели шлемы и солнечные лучи играли на остро заточенных лезвиях мечей, секир, листовидных наконечниках копий. Колыхались тяжелые полотнища знамен. Синие, красные, желтые. Их украшали вышивки хвостатых зверей, похожих на лохматых котов, диковинных крылатых змей, чудовищ с головой орла и когтистыми лапами, скрещенных мечей.
Должно быть, и правда саксы.
Лица и вооружение копошащихся, словно муравьи, воинов ничем не отличались от окружавших новгородца викингов. Верно говорят, саксы – дальние родичи урманов, что приплыли когда-то на Британские острова и покорили их, подчинив местных жителей. Таких, как пикты, бритты, скотты и прочие народы.
В середине вражьего войска Вратко заметил кучку всадников – человек сто. Их доспехи даже на глаз выглядели надежнее, нежели у прочих. Кольчуги, переходящие в рукавицы, кольчужные же порты, высокие шлемы, бармица которых закрывает не только шею и плечи, но и подбородок со ртом вместе – только носы и глаза торчат наружу. Щиты не круглые, а продолговатые, вроде ясеневого листа. В руках копья с узкими цветными флажками.
– Может, это сам король подоспел? Йорку на выручку… – проговорил парень, обращаясь сразу ко всем.
– Не-е… Куда ему! – усмехнулся Олаф. – Не под силу ему так быстро с юга войско пригнать. И никому не под силу.
– Это мерсийский и нортумбрийский ярлы, – пояснил Гуннар. – С ближней дружиной.
– Верно, – согласился Хродгейр. – Моркар и Эдвин.
– Ишь, как приплясывают, – заметил Асмунд. – Драться хотят, аж пищат.
– А нам того только и надо! – потряс кулаком Олаф. – Так размяться хочется, мочи нет!
– Ничего. Они тебя сейчас разомнут, – покачал головой кормщик.
Глухой гул пошел по колонне урманов. От головы, где шагали вожди, передали команду:
– Стоять! Строиться на берегу Уза.
Викинги, по-прежнему держась сотоварищей по кораблям, начали расходиться в стороны от дороги, выстраивать хирд на речном берегу.
– Махалово начнется – сзади меня держись, – посоветовал новгородцу Олаф. – Целее будешь.
– Да уж и мы прикроем, – пообещал Гуннар. – Ты, главное, вперед не лезь, в единоборства не ввязывайся – молодой еще, неопытный. Думай о защите, щитом закрывайся. Для тебя в этом бою важно выжить. В первом бою всегда так. Потом пообвыкнешься, матерым воином станешь. Но сейчас не зарывайся.
– Наскочит на тебя кто – руби по ноге, – наставлял Асмунд. – Красота поединка – она для хольмганга. В
