Так и есть: оба красавца маячили на лестничной площадке с физиономиями, не предвещающими ничего хорошего. Я вспомнил свои приключения, шарахнутого током Ахмета, скучающего на полу после удара в кадык Севу-Жеребца, и загрустил.
– Милиция! – гаркнул за дверью хриплый голос. – Открывай, а то дверь сейчас выломаем!
Как говорил, кажется, Станиславский, я ему поверил. Сегодня мне гимнастику не доделать… Со вздохом открыл дверь, и мои сердечные кореша Витя и Володя ввалились в квартиру.
– Собирайся! – осклабился Витя вместо приветствия, помахав в воздухе какой-то бумажкой. – С нами поедешь!
– А что такое, что такое? – растерянно забормотал я, снова пытаясь показаться меньше и безобиднее: это мой проверенный способ, который в последнее время начал давать осечку.
После разминки и десятка хороших упражнений такое поведение выглядело недостоверно, что сразу отметил Витя:
– Ты ваньку-то не валяй, не изображай тут инвалида умственного труда! Собирайся и поехали!
– Душ бы принять! – проговорил я с тоской, понимая, что этого мне явно не позволят.
– Громова тебе устроит душ! – снова ухмыльнулся «правый» Витя. – Громова тебе и ванну устроит, и какаву с чаем нальет!
В дверях своей комнаты, держась за сердце, появилась бабуля.
– Кто здесь? Андрюшенька, что случилось?
– Не волнуйся, ба, – ответил я жизнерадостно, – тут у следователя кое-какие вопросы появились, я сейчас съезжу с ребятами и скоро вернусь. Ты, главное, не волнуйся.
– Во-во, – хохотнул Витя, – кое-какие вопросы, это ты в точку.
Володя, взглянув на бабулю, дернул напарника за рукав. Он мне всегда больше нравился. Бабуля, окинув их растерянным взглядом, пролепетала:
– Андрюшенька, я позвоню маме…
– Ни в коем случае! – вскрикнул я, как кошка, на хвост которой наступил бегемот.
Анна Николаевна Громова сидела за столом, мрачная, как ноябрьский вечер, и вертела в руках массивные очки в темной оправе.
– Здравствуйте! – сказал я, остановившись перед ней. – Вы меня хотели видеть? Мы же вроде только вчера разговаривали.
– Здравствуйте! – холодно ответила Громова, надев очки и рассматривая меня, как неприятное насекомое, попавшее в тарелку с супом. – Я бы не сказала, что хотела вас видеть. Я бы с удовольствием никогда в жизни не видела вас и таких, как вы. Но ничего не поделаешь, это моя работа.
– В чем дело? – спросил я ее напряженным голосом.
Очень не понравилось мне такое вступление. И сама Громова мне сегодня очень не понравилась. Правда, вчера она тоже не вызывала у меня теплых чувств.
– Дело в том, гражданин Журавлев, что следствие располагает на сегодняшний день новыми, очень весомыми уликами. Поэтому, прежде чем я предъявлю вам эти улики, хочу спросить: может быть, вы все- таки сделаете чистосердечное признание? Сейчас еще не поздно. Я могла бы оформить это как явку с повинной, хотя… хотя это и против моих правил.
Она снова сняла очки и уставилась куда-то мимо меня. На лице ее читалась откровенная неприязнь.
– Мне не в чем признаваться, – ответил я твердо.
– Очень жаль! – Громова снова надела очки и придвинула к себе какой-то документ.
– Вот выдержка из отчета судмедэксперта, – пояснила она и стала читать:
«Характер нанесенных ран, расположение разреза тканей… говорят о том, что человек, нанесший проникающее ранение, послужившее причиной смерти Ковалевой М. В., был меньше ростом, чем потерпевшая…»
Громова отодвинула бумагу, подняла на меня глаза и повторила:
– Меньше ростом, чем потерпевшая. Но это, конечно, не очень существенно. Гораздо существеннее другое…
Она выдвинула верхний ящик своего стола, но ничего оттуда не вынула, вероятно, хотела заставить меня волноваться, гадать, что у нее там такое.
– Гораздо существеннее, – повторила она, – то, что нашел вчера ребенок, игравший во дворе в непосредственной близости от места преступления. Ребенок, к счастью, принес свою находку домой, а его родители оказались людьми сознательными и неравнодушными, и незамедлительно передали находку в руки следствия…
С этими словами Громова вытащила из своего ящика полиэтиленовый пакет, в котором лежала стальная заточка. Анна Николаевна показала мне эту заточку с таким видом, с каким фокусник в цирке показывает публике извлеченного из шляпы кролика, и, видимо, ожидала если не рукоплесканий, то моего немедленного признания. Наверное, она ждала, что я вздрогну, побледнею, упаду на колени и закричу:
«Судите меня! Этой заточкой я убил Марианну Ковалеву и еще семнадцать человек, включая одного водителя троллейбуса!»
Но я эту заточку видел первый раз в жизни, никакой истерики не закатил, чем очень разочаровал Громову. Она снова сняла очки, положила их на стол рядом с заточкой и продолжила поскучневшим голосом:
– Судмедэксперт подтвердил, что найденная заточка, скорее всего, является орудием убийства Марианны Ковалевой. К сожалению, единственные отпечатки пальцев, найденные на орудии убийства, принадлежат Коле Мухину восьми лет, который нашел заточку.
– А Колины родители? – – поинтересовался я.
Громова с любопытством на меня взглянула, но после небольшой паузы ответила:
– Колины родители были аккуратны и взяли заточку носовым платком. Вот. Но зато проведенные в судебномедицинской лаборатории исследования показали наличие на заточке следов крови. Причем на лезвии обнаружены следы крови второй группы, совпадающей с группой крови убитой Марианны Ковалевой, а на рукоятке – следы крови, не совпадающей с кровью убитой. Вероятно, убийца, нанося смертельный удар своей жертве, слегка поранил себе ладонь. Так вот, – Громова сделала драматическую паузу, уставившись на меня холодным внимательным взглядом, – кровь на рукоятке заточки относится к очень редкой четвертой группе.
Надо сказать, на этот раз она действительно заставила меня вздрогнуть. И кажется, мое волнение не укрылось от ее взгляда. Она чуть заметно усмехнулась одними уголками губ и продолжила:
– Мы, знаете ли, даром времени не теряем, и государственные деньги зря не расходуем. С санкции прокурора следствием изъята в поликлинике номер сто двадцать семь ваша медицинская карта, – с этими словами Громова положила перед собой тоненькую потрепанную желтоватую папочку, водрузила на нос очки и, снова выдержав эффектную паузу, громко прочла:
– Журавлев Андриан Алексеевич… год рождения… адрес… группа крови – четвертая.
Она подняла на меня глаза и с чувством произнесла:
– Как вы можете объяснить подобное совпадение?
– Дурдом, – коротко ответил я и отвернулся.
– Вы по-прежнему не хотите сделать чистосердечное признание?
Естественно, я знал, какая у меня группа крови, и когда она сказала, что на заточке нашли такую же, у меня в животе образовался какой-то ледяной комок. Что же это происходит? Случайное совпадение обстоятельств или меня кто-то намеренно подставляет? Однако я сохранил невозмутимое лицо и твердо ответил:
– Мне не в чем признаваться.
– Очень жаль. – Громова отодвинула в сторону медицинскую карту и неожиданно приказала: – Руки! Покажите мне ваши руки!
Я протянул вперед руки, но она уточнила:
– Ладонями кверху!
