– Ничего твоей бабке не сделается, – отмахнулся он.
Сделается, еще как сделается, с тоской думал я. До утра эти сволочи меня здесь продержат, бабуля к полночи от волнения заболеет, а к утру точно может и концы отдать… тьфу, чтобы не сглазить… А что, дома никого нет, помощь оказать некому, даже «скорую» никто не вызовет.
– Давай так договоримся, – снова завел мент, – ты сейчас пишешь, что знаешь, а ведь я вижу, что ты дергаешься, значит, что-то знаешь, а я потом даю тебе позвонить бабуле там или дедуле… куда хочешь. Подойдет такой вариант?
Как видно, он вник в рассуждения левого мента и понял, что я не полный идиот и признаться в убийстве девушки заставить меня будет нельзя. Тем не менее, чтобы выйти скорее из этого свинарника, а не ночевать в камере, я готов уже был рассказать им про «ауди» и про директора фирмы «Поллукс». Но тут я еще раз взглянул на правого мента и понял, что если я скажу ему хоть что-то, он обрадуется и тогда вообще меня замордует вопросами, и не то что выпустить, а даже позвонить все равно не даст. Это только в сериале менты хорошие, они подозреваемым даже потрахаться в кабинете дают, несмотря на то что потом имеют большие неприятности от начальства. А пожалеть больную старуху, которая уж точно ни им, ни государству ничего плохого не сделала, – это им западло…
– Пока не дашь телефон, никакого разговора не получится, – твердо сказал я. – И больше никаких вариантов не предлагай.
Тут он вскочил, с грохотом опрокинул стул и заорал. Долго обзывал меня всякими словами и рассказывал, что он уж позаботится посадить меня в такую камеру, чтобы до утра мне некогда было скучать, чем со мной будут заниматься, и так далее и тому подобное. Я смотрел на него снизу вверх и думал, что вот прямо сейчас могу сломать ему руку или ногу, а может, и вообще убить. А что – руки у меня не связаны, в любой момент могу вскочить. И ведь этот козел знает, что я владею карате, что же он так подставляется? От безнаказанности, понял я. Он знает, что может сделать со мной что угодно, а потом скажет, что я сам упал десять раз. А я, если только подниму руку, то сидеть мне ой сколько за нападение на нашу славную милицию. Вот так-то. А может, он просто не верит, что я что-то могу: подумаешь, дипломы бабка показывала, внешность-то у меня обманчива. Соблазн был велик, но я удержался. И поклялся себе, что если, не дай Бог, с бабулей за сегодняшнюю ночь что случится, то этого мента я найду и сделаю так, что он не то что в милиции, а нигде больше работать не сможет по причине инвалидности. Будет всю оставшуюся жизнь ездить в инвалидном кресле и вспоминать боевые милицейские будни.
В комнату заглянул левый мент. Как видно, ему тоже все надоело.
– Виктор, кончай эту бодягу! Этого в камеру до утра, и пойдем, поздно уже.
В камере пытался ко мне привязаться какой-то хмырь, привлеченный моим малым ростом: вот, мол, какого к нам привели маленького да скромного. Я его быстро успокоил, а остальным хотелось спать, так что они не стали связываться.
Было душно, воняло потом и дерьмом, но главное – меня грызла тревога за бабулю, поэтому спать, естественно, я не мог.
Вот интересно, думал я, кругом сплошной криминал. Людей убивают, грабят и обворовывают на каждом шагу. Кого ни спроси – оказывается, что либо этой зимой вскрыли дачу и забрали все, что хозяин не смог вывезти в город, либо залезли в квартиру и унесли телевизор и видеомагнитофон, либо свистнули кошелек в автобусе, либо дали по голове в собственном подъезде и опять-таки ограбили. Воруют вещи из машин и сами машины. Воруют у школьников портфели и одежду. В нашей парадной с осени обнесли три квартиры. Потерпевшие не всегда обращаются в милицию, но многие обращаются. Милиция всегда приезжает и даже достаточно оперативно. Они работают, опрашивают свидетелей и делают все, что положено в таких случаях, не отступая от инструкции. И все, дальше конечная станция, поезд стоит на месте. Потому что никто из моих соседей, друзей и знакомых ни разу еще не рассказал, что ему, допустим, вернули украденные вещи. Или хотя бы нашли преступников и вызывали его, к примеру, для опознания. Хорошие вести распространяются быстро, если бы случилось такое замечательное событие, весь город бы о нем знал! А что у них в милиции отчетность всегда в порядке и процент раскрываемости высокий, так их методы я сегодня наблюдал, так сказать, изнутри.
Часы отобрали, но я прикинул, что времени было около часу ночи, – так, по ощущениям. И вот залязгали двери, по коридору протопали шаги, дверь камеры отворилась, и на пороге возник заспанный Дежурный.
– Журавлев! Выходи! – гаркнул он. – И барахло свое забирай!
Как будто у меня что-то было кроме того, что на мне. Мы прошли по коридору, потом в маленькой комнатке мне выдали бумажник и часы и велели расписаться в получении. Я недоумевал: неужели отпускают? Почему тогда такая срочность? Это посадить человека у нас в любое время могут – хоть днем, хоть ночью. А вот чтобы отпускали срочно среди ночи – такое только в кино бывает.
Недоумение мое полностью рассеялось, когда я увидел человека, который ожидал на улице. Это был мамочкин муж собственной персоной. Вот этого мне только не хватало! Однако я сделал над собой усилие и пробормотал без особой радости:
– Здрассте!
Он не ответил, только зыркнул в мою сторону и кивнул на машину. Я сел на переднее сиденье, он тоже втиснулся, так что машина покачнулась: комплекция у моего несостоявшегося отчима весьма плотная.
– Доигрался? – буркнул он. – Доволен теперь?
Мне его тон сразу не понравился, но, по правде сказать, другого я и не ждал.
– Как бабушка? – решил я сменить тему.
Он посмотрел оторопело – он и понятия не имел, как там бабушка; подозреваю, что он вообще забыл о ее существовании. То есть в принципе он знал, что у его жены где-то там есть мать и сын, но не придавал этому значения. Меня-то такое положение очень устраивало, но бабуля иногда начинала сокрушаться, что редко видит свою дочь.
– Ты мне зубы не заговаривай! – разозлился этот тип. – Ты хоть понимаешь, что если бы не мои связи, тебе бы не поздоровилось?
– Ну уж! – усомнился я. – Спасибо, конечно, что приехали, но я так понимаю, что меня бы утром все равно выпустили. Нет у них ничего против меня, это менты так развлекаются.
– Щенок! – заорал он и резко ударил по тормозам. – Ты с кем пререкаешься! Говорила мать – ничего путного из тебя не выйдет, а я не верил. Теперь вижу: так оно и есть. Ни хрена не работаешь, болтаешься, как дерьмо в проруби…
– Как это, интересно, я не работаю?! – заорал в свою очередь я. – Ты, что ли, меня содержишь? Или, может, думаешь, что на бабкину пенсию вдвоем прожить можно?
Конечно, я понимал, что не нужно этого делать. Не стоит орать и ругаться, вообще не стоило с ним разговаривать. Отмолчался бы, поблагодарил за спасение, и все. Но уж очень достали меня давешние менты, да еще волновался за бабулю. И с чего этот козел, мамашин муж, так рассвирепел? Связи свои приплел… Да неужели же я поверю, что если бы что-то со мной было криминальное, то он стал бы хлопотать? Да я вас умоляю, ему сегодня всего и деловито было – это пару звонков сделать да полночи не поспать. Менты меня задержали ни с того ни с сего, сами же говорили, что зря, а он тут лепит мне про связи.
– Ты мне не тычь, недоносок проклятый, ублюдок! – продолжал отчим наш содержательный разговор и даже замахнулся в запале.
– Вот этого не надо. – Я перехватил его руку и сильно сжал.
Было очень занятно наблюдать, как менялось его лицо. Сначала он удивился, как я посмел, потом просто налился злобой, так что лицо потемнело. Потом он удивился, что ему со мной не справиться, потому что я держал крепко и сжимал руку все сильнее, а ему из-за живота было не развернуться, чтобы достать меня второй рукой – руль мешал. Потом, наконец, он начал ощущать боль, и до него дошло, что я могу сжать руку еще сильнее. И он снова удивился, на этот раз тому, что я такой сильный.
– Про ублюдка не надо, – повторил я спокойно, – тем более что это никак не соответствует действительности.
Я отпустил его руку, открыл дверцу и, не оглядываясь, выскочил из машины. Доберусь уж сам как- нибудь.
