хирурга. Но ничего не поделаешь.
— Да… да… может, оно еще умрет, ты права. Не нужно… но я опасаюсь и за тебя саму, девочка. Стоит Разве дело стоит того?
Что стоит? Чего? Откуда ей знать? Легкие у нее горели. Она слабо улыбнулась графу и покачала головой; голова болела, виски и шею точно стиснуло.
— Отец, — раздался от двери хриплый голос. Эйрел, все еще в своей зеленой пижаме, прислонился к косяку двери. К носу его шли трубки от портативного кислородного аппарата. Как давно он там стоит? — Думаю, Корделии нужен отдых.
Она встретилась с мужем глазами, через плечо графа. Благослови тебя Бог, милый мой…
— Да, конечно. — Граф Петр собрался с силами и встал, скрипя суставами. — Прости. Ты, конечно, прав. — Он еще раз крепко пожал руку Корделии своей сухой стариковской ладонью. — Поспи. Когда ты выспишься, то сможешь мыслить яснее.
— Отец!
— А ты почему не в постели? — забеспокоился Петр уже в дверях. — Пойдем, сынок, ляжешь… — Его голос стих дальше по коридору.
Когда граф Петр, наконец, ушел, Эйрел вернулся к ней.
— Отец тебя побеспокоил? — с мрачным видом поинтересовался он. Корделия протянула ему руку, и он присел рядом. Вместо подушки она положила теперь голову ему на колени, прижавшись щекой к твердым мускулам под тонкой тканью пижамы, а Эйрел гладил ее по волосам.
— Не больше обычного, — вздохнула она.
— Я боялся, что он тебя расстроит.
— Я и расстроилась. Просто так устала, что не в силах с воплями бегать взад-вперед по коридору.
— А. Так все-таки расстроил.
— Да. — Она помедлила. — В определенном смысле он сказал важную для меня вещь. Я так долго боялась, ждала несчастья — ниоткуда, откуда угодно. И вот — прошлая ночь, и худшее уже случилось… только ничего еще не кончено. Окажись удар окончательным, я могла бы сдаться. Остановиться. А так мы идем вперед. — Она потерлась щекой о ткань пижамы. — У Иллиана есть какие-нибудь новости? Мне казалось, я чуть раньше слышала его голос в коридоре.
Эйрел продолжал так же размеренно гладить ее по волосам.
— Он закончил предварительный допрос Ивона Форхаласа с фаст-пентой. А сейчас занимается арсеналом со старым оружием, откуда Ивон украл солтоксин. Похоже, тот мог выбрать этот яд не совсем случайно, как он утверждает, но ему незаметно помогли. Майор-интендант, отвечавший за склад, исчез. Самовольно оставил пост. Иллиан не уверен, убрали ли того, чтобы расчистить Ивону дорогу, или он, напротив, помогал Ивону, а теперь в бегах.
— Он мог просто испугаться. Если виновен в халатности.
— Помоги ему бог, если не так. Потому что, если он сознательно содействовал… — Рука, гладившая ее по волосам, невольно сжалась. Сообразив это, Эйрел с приглушенным «Прости…» расслабил пальцы и продолжил ласку. Корделия, ощущавшая себя сейчас раненым зверьком, легла щекою повыше ему на бедро и обняла мужа за колено.
— А что касается отца… если он снова тебя побеспокоит, отсылай его ко мне. Не надо тебе с ним общаться. Я сказал ему, что решать будешь ты.
— Я? — Ее рука не шевельнулась. — Не мы вместе?
Он помолчал. — Что бы ты ни решила, я тебя поддержу.
— Но чего хочешь ты сам? Ты о чем-то умалчиваешь?
— Я не могу не понять его страхов. Но… есть вещи, которые я с ним не обсуждал и не собираюсь. Следующий ребенок у нас не получится так легко, как первый.
«Легко? Ты называешь это легким?»
Он продолжил: — Одним из малоизвестных побочных эффектов солтоксина является микрорубцевание яичек. При этом число сперматозоидов безвозвратно падает. Об этом меня предупредил терапевт, когда вел обследование.
— Чушь, — возразила Корделия. — Все, что нужно: две соматические клетки и репликатор. Твой мизинец и мой большой палец ноги, если их сумеют соскрести со стен после следующей бомбы, могут плодить маленьких Форкосиганчиков еще лет сто. И столько, сколько наши потомки захотят.
— Но не естественным образом. Значит, не на Барраяре.
— Или изменив Барраяр. Черт. — Рука Эйрела дрогнула, такая горечь прозвучала в голосе Корделии. — Если бы я только настояла на том, чтобы сразу воспользоваться репликатором, ребенку не грозила бы никакая опасность. Я же знала, что это безопаснее, что они здесь есть… — Ее голос пресекся.
— Ш-ш. Если бы я только… не соглашался на эту работу. Оставил бы тебя в Форкосиган-Сюрло. Простил бы этого идиота-убийцу Карла, ради бога. Если бы мы только спали в разных комнатах…
— Нет! — она крепко стиснула его колено. — Я отказываюсь ближайшие пятнадцать лет жить в бомбоубежище. Эйрел, эта планета должна измениться. Так — невыносимо.
«Если бы я только никогда не приезжала сюда…»
Если бы. Если. Если.
Операционная выглядела чистой и светлой, хотя по галактическим стандартам обставлена была бедновато. Корделия, лежащая на парящих носилках, повернула голову набок, чтобы видеть как можно больше. Лампы, мониторы, операционный стол, под ним — резервуар для стока. Техник проверяет что-то у емкости с булькающей светло-желтой жидкостью. Корделия твердо сказала себе: это не точка, откуда нет возврата. А лишь следующий логический шаг.
Капитан Вааген и доктор Генри в стерильном облачении ожидали возле стола. Рядом с ними стоял переносной маточный репликатор — полуметровой высоты емкость из металла и пластика, с панелями управления и лючками для доступа внутрь. Лампочки на ее боках сияли желтым и зеленым. Очищенный, простерилизованный, с заряженными заново питательными баками и кислородными баллонами… Корделия глядела на репликатор с огромным облегчением. Примитивное барраярское вынашивание в стиле «назад-к- обезъянам» было всего лишь ошибкой, торжеством эмоций над логикой. Ей так хотелось угодить этому месту, прижиться здесь, постараться стать барраяркой… «Теперь за это расплачивается мой ребенок. Нет. Больше никогда».
Хирург, доктор Риттер, оказался высоким, темноволосым, смуглым мужчиной; кисти рук у него были длинные и сухощавые. Эти руки Корделии понравились с первой же секунды, как она их увидела. Уверенные такие. Риттер с медтехником переложили ее на операционный стол и убрали парящие носилки. Доктор Риттер успокаивающе улыбнулся: «Все хорошо».
«Еще бы не хорошо, мы же еще не начали!» раздраженно подумала Корделия. Доктор Риттер ощутимо нервничал, хотя это напряжение каким-то образом доходило лишь до локтей, не затрагивая кисти. Хирург был другом Ваагена, именно капитан втянул его в это дело — уже после того, как вместе с Корделией провел целый день над списком более опытных специалистов, которые один за другим отказывались даже браться за этот случай.
Вааген тогда объяснил Корделии: — Знаете, что такое четверо верзил с дубинками в темном переулке?
— Что?
— Форский вариант иска о профессиональной небрежности. — Вааген хихикнул. Он был склонен к совершенно черному и язвительному юмору. За это качество Корделия была готова его расцеловать. Он был единственным, кто позволял себе в последние три дня шутить в ее присутствии, и, возможно, самым рационально мыслящим и честным человеком из всех, кого она встречала после своего бегства с Беты. Корделия была рада, что сейчас он рядом.
Ее перекатили на бок, и кто-то коснулся ее позвоночника медпарализатором. Покалывание, и замерзшим ступням вдруг неожиданно стало тепло. А ноги вдруг стали тяжелыми и неподвижными, точно мешки с салом.
