Дру кивнула, сержант откозырял, и оба они вышли вслед за Куделкой.
В ту же секунду, как с шипением задвинулась дверь, Корделия упала в объятия Эйрела, прямо ему на колени, когда он только попытался встать. Они рухнули в кресло вместе, чуть не опрокинув его. И обнялись так крепко, что им пришлось чуть отодвинуться друг от друга для поцелуя.
— Никогда больше, — прохрипел он, — не выкидывай таких номеров.
— А ты никогда не создавай такой необходимости.
— Договорились.
Эйрел держал ее лицо в ладонях, чуть отстранившись, впившись в нее взглядом. — Я так боялся за тебя, что забыл бояться за твоих врагов. Мне следовало об этом помнить. Милая капитан.
— Я бы ничего не сделала в одиночку. Дру была моими глазами, Ботари — правой рукой, а Куделка — нашими ногами. Ты должен простить ему эту самоволку. Мы его, можно сказать, похитили.
— Я так и понял.
— Он уже рассказал тебе о Падме?
— Да. — Эйрел горестно вздохнул, уходя мыслями в прошлое. — Изо всех потомков Ксава только мы с Падмой пережили день Резни Юрия. Мне было одиннадцать, а ему — год, совсем младенец… и я всегда думал о нем как о ребенке. Старался за ним приглядывать… А теперь я остался один. Юрий почти что доделал свое дело.
— Дочка Ботари, Елена. Ее надо спасти. Она куда важнее, чем эта чертова куча графов во дворце.
— Как раз сейчас мы над этим работаем, — обещал он. — Задача первоочередной важности, теперь, когда ты сняла с наших плеч проблему императора Видаля. — Он помолчал, медленно улыбнулся. — Боюсь, ты шокировала моих барраярцев, любимая.
— Почему? Они что, думают, у них монополия на жестокость? То же пытался мне сказать Фордариан перед самой смертью: «Вы бетанка. Вы не можете».
— Чего не можете?
— Он не успел договорить, чего.
— Страшноватый трофей ты везла с собою на монорельсе. А что если кто-нибудь потребовал бы от тебя открыть пакет?
— Открыла бы.
— Ты… с тобою все в порядке, милая? — Несмотря на улыбку, голос был серьезен.
— Хочешь спросить, контролирую ли я себя? Не совсем. Совсем не. — Руки у нее все еще тряслись, с самого утра, и эта дрожь не проходила. — Мне показалось… необходимым привезти сюда эту голову. Не то, чтобы я собиралась прибить ее на стене над камином рядом с охотничьими трофеями твоего отца, хотя мысль неплохая… Я, наверное, не сознавала, зачем тащу эту штуку с собой, пока не переступила порог этой комнаты. Если бы я заявилась сюда с пустыми руками и объявила бы всем, что покончила с Фордарианом и их игрушечной войной, кто бы мне поверил? Не считая тебя.
— Иллиан, возможно. Он уже видел тебя в деле. А остальные… наверное, ты права.
— Кажется, мне тогда запало в голову что-то из древней истории. Когда выставляли на всеобщее обозрение тела убитых правителей, чтобы не объявилось самозванцев. Идея показалась уместной. Хотя для меня Фордариан — лишь побочный эффект моего предприятия.
— Да, твои сопровождающие из СБ доложили, что ты вызволила репликатор. Он работает?
— Сейчас Вааген его проверяет. Майлз жив. Какой вред ему нанесен — неизвестно. Ах, да. Похоже, Фордариан приложил руку к нападению Ивона Форхаласа. Не напрямую, но через какого-то своего агента.
— Иллиан подозревал это.
Эйрел крепче ее обнял.
— И насчет Ботари, — продолжала она. — Он в плохой форме. Сильное перенапряжение. И ему нужно настоящее лечение, медицинское, а не политическое. Это стирание памяти — какое-то шоу ужасов.
— В свое время оно спасло ему жизнь. Это был мой компромисс с Эзаром. Тогда у меня не было власти, но теперь я могу многое исправить.
— Исправь. Он привязан ко мне, как собака. Это он сам так говорит. И я именно так с ним обошлась. Мой долг ему безграничен. Но он меня пугает. Почему он зациклился именно на мне?
Форкосиган задумался. — Ботари… у него не в порядке с чувством своего «я». Нет твердого центра. Когда я с ним только познакомился, а он был тогда серьезно болен, его личность чуть было не расщепилась на несколько. Будь у него образование получше, не будь он так искалечен, из него получился бы образцовый шпион, агент глубокого внедрения. Он — хамелеон. Зеркало. Делается тем, чем ты его хочешь видеть. Неосознанно, я полагаю. Моему отцу нужен преданный слуга — и Ботари всерьез играет эту роль. Бесстрастен и невозмутим. Форратьеру было нужно чудовище — и Ботари играл при нем роль палача. И жертвы. Мне требовался отличный солдат — и Ботари стал для меня таким. А ты… — его голос смягчился, — ты единственная из всех, кого я знаю, видишь в нем героя. И он становится для тебя героем. Он держится за тебя, потому что ты создаешь из него нечто более великое, чем он когда-либо мечтал стать.
— Эйрел, это сумасшествие.
— Да? — он уткнулся лицом в ее волосы. — Не на него одного ты производишь подобный эффект. Милая капитан.
— Боюсь, я не в лучшей форме, чем Ботари. Я ошиблась, и погибла Карин. Кто теперь скажет об этом Грегору? Если бы не Майлз, я бы в тот момент сдалась. И не подпускай ко мне своего отца, не то в следующий раз я его на кусочки разорву. — Ее снова затрясло.
— Ш-ш. — Он убаюкал ее в объятиях. — Ты ведь можешь оставить мне хотя бы зачистку территории, а? Ты мне доверяешь? Мы сделаем так, чтобы эти жертвы не пропали впустую.
— Я вся грязная. Меня тошнит.
— Да. Так случается с большинством нормальных людей после боя. Очень знакомое состояние рассудка. — Он помолчал. — Но если бетанка могла повести себя так по-барраярски, может, нет ничего невозможного в том, чтобы барраярцы сделались немножко бетанцами. Перемены возможны.
— Перемены неизбежны, — возразила она. — Но ты не можешь проводить их на эзаровский манер. Его эпоха кончилась. Ты должен найти свой собственный путь. Переделать этот мир так, чтобы Майлз мог в нем выжить. И Елена. И Айвен. И Грегор.
— Как вам будет угодно, миледи.
На третий день после смерти Фордариана столица сдалась верным императору войскам; не то, чтобы без единого выстрела, но не такой кровью, как опасалась Корделия. Лишь две точки сопротивления — СБ и дворец — наземным войскам пришлось брать штурмом. Гостиницу с заложниками гарнизон сдал невредимой после нескольких часов интенсивных тайных переговоров. Граф Петр дал Ботари день отпуска, чтобы тот лично забрал своего ребенка вместе с няней и отвез их домой. После этого Корделия впервые с момента возвращения спокойно проспала ночь.
Ивон Форхалас командовал верными Фордариану наземными войсками в столице и руководил последней обороной центра космической связи в комплексе генштаба. Он погиб во время последних боев: собственные подчиненные застрелили его, когда он презрительно отверг предложение сдаться в обмен на амнистию. В каком-то смысле Корделия испытала облегчение. Традиционным наказанием за измену для фор-лорда являлась публичная голодная смерть. Император Эзар никогда не колебался следовать этой отвратительной традиции. Корделия могла лишь молиться, чтобы правление Грегора положила этому обычаю конец.
После того, как коалиция мятежников лишилась объединяющего их вождя, она быстро распалась на отдельные фракции. Некий крайне консервативный фор-лорд в городе Федерстоке поднял свой штандарт и провозгласил себя императором, наследником Фордариана; его претендентство продлилось менее тридцати часов. Граф одного из Округов на восточном побережье, союзник Фордариана, покончил с собою, не дожидаясь ареста. В образовавшемся хаосе некая антифорская группировка объявила Округ независимой республикой. Новый граф, пехотный полковник, принадлежавший к боковой ветви семейства и совершенно не ожидавший, что на него свалится подобная честь, немедленно и эффективно возразил против такого
