Тютюнника в декабре 1921-го и весной 1922-го.
Бывший петлюровский контрразведчик Чоботарев и генерал Змеенко из «Отдела разведки при миссии УНР» стали заниматься подготовкой разведчиков и диверсантов, антисоветской агитацией по «заказу» польского Генерального штаба. В первой половине 1922 года Петлюра разрывает всякие отношения с Тютюнником, расформировывает Повстанческий штаб, а структуры Чоботарева и Змеенко становятся практически полностью независимыми от Главного атамана. Центр подготовки повстанцев и разведчиков перемещается в Ровно. В августе 1922 года в УССР были направлены отряды атаманов: Трейка, Шепеля, Щербанюка, Хмары. Но и они уже не в силах поддержать повстанческое движение хотя бы на уровне осени 1921-го. Еще в апреле 1922 года в УССР была объявлена амнистия всем участникам гражданской войны, кроме пятерых: Махно, Тютюнника, Скоропадского, Савинкова и Петлюры. Уставшие от пятилетней войны инсургенты стали возвращаться в родные хаты.
Летом 1922 года в УССР была проведена последняя «чистка» повстанцев. Были арестованы атаманы Гулый-Гуленко, Лихо, Голик, Орлик, Здобудь-Воля, ликвидировано 40 отрядов повстанцев, арестовано около 3 тысяч повстанцев и подпольщиков, около 200 повстанцев сдалось добровольно, около 900 убито в боях. К весне 1923 года так называемый «политический бандитизм» в УССР был ликвидирован. Однако летом 1923 года была предпринята последняя попытка поднять «всеобщее восстание». Тогда на восток, на Подолье, выступила группа атаманов Трейко и Грищенко, подготовленная при участии польского Генштаба. Возможно, этот рейд был ответом на акции «активной разведки» со стороны СССР. Отряды советских диверсантов из «активной разведки» террором «осваивали» тогда восточные земли Польши.
В 1923 году Петлюра еще имеет какую-то «самостоятельную» связь с повстанчеством и «глубоким» подпольем в УССР, но иллюзий относительно «всеобщего восстания» уже не испытывает. О необходимости формирования новой единой идеологии «главной линии» Петлюра пишет в письмах к Никовскому и генералу Удовиченко в 1922 году. В письме к дипломату А. Яковлеву Петлюра предлагает заинтересовать капиталистов Европы украинскими предприятиями.
Для продолжения борьбы Петлюра стремился сохранить лагеря для интернированных «любой ценой... как армию Украины для будущего». На начало 1922 года в этих лагерях еще находилось около 11 тысяч человек. Но к декабрю того же года большинство лагерей «для воинов армии УНР» польскими властями было ликвидировано. Около 3 тысяч украинцев уезжают из Польши в Чехословакию, 3 тысячи находят работу в Польше, около 2 тысяч украинцев, воспользовавшись всеобщей амнистией, возвращаются в УССР. В польских лагерях остаются только 3 тысячи украинцев. Советские дипломаты требует ликвидировать петлюровские лагеря, выслать петлюровцев из Польши или передать их списки дипломатам СССР «для контроля». В лагеря зачастили советские визитеры, уговаривая «прощенных солдат» возвращаться в УССР.
Если еще весной 1922 года Петлюра думал о возможной войне Польши, Финляндии, Румынии против Советов, надеялся на «распад режима Ленина», то к лету того же года всякие расчеты на это казались уже самообманом. Генуэзская конференция открыла путь признания Советских республик европейскими странами. Европа хотела мира, а не войны. Европа хотела торговать с Советами и обогащаться.
Еще одним ударом по надеждам Петлюры стал процесс «украинизации» в УССР. Советская власть начала создавать условия для свободного функционирования украинского языка и украинской культуры. «Советская украинизация» коснулась административного аппарата, школы, церкви, советская политика открыла путь украинцам в советское и партийное руководство. Многие «лозунги УНР» реализовывались в УССР: земля была роздана крестьянству, Украина возрождала свою промышленную мощь, УССР получила некоторую автономию, формально считалась равноправной республикой, понятие «Украина» и «украинец» не вызывало агрессии со стороны центральной власти, язык и культура народа пропагандировались на государственном уровне... И хотя Петлюра заверял, что украинизация в СССР «только провокация», что мог он предложить «взамен» в 1923—1926 годах?
Войну, атаманское повстанчество, интервенцию? Снова разруху, лишения, смерть? И ради чего? Многие в УССР уже надеялись на постепенную «мирную эволюцию» режима, демократизацию общества, прекращение репрессий; укрепление суверенитета УССР, продолжение НЭПа оставляло надежду на формирование смешенной, либеральной экономики и заполнение внутреннего рынка. Днепрогэс обещал начало «эры прогресса». В своих письмах 1921— 1922 годов Петлюра стремится организовать международную помощь голодающим УССР, обратить внимание мировой общественности на трагедию украинского крестьянства. Вместе с тем в письмах Петлюры начиная с весны 1921-го обозначается и отход от безоглядной поддержки польского курса и даже заявление о том, что польские границы на Волыни, закрепленные по Рижскому договору, им «не могут быть приняты».
Петлюра не мог объяснить многого и украинским крестьянам Галичины и Волыни, попавшими в польскую кабалу и в 1923—1926 годах смотрели на УССР, как на украинскую «землю обетованную».
В начале 1922 года жена и дочь Петлюры проживали в Южной Чехии, а в середине года вернулись в Варшаву. Несмотря на свою «конспирацию», Петлюра поселился с семьей в небольшой квартирке на окраине Варшавы. Жизнь под чужим именем и невозможность «подать голос» продолжалась... Поляки и Советы изолировали Петлюру, он как будто был под домашним арестом. До декабря 1923 года Советы настаивают на высылке Петлюры из Польши.
Кроме Симона, Ольги Петлюр и их дочки Леси в их квартире жили молодой племянник Петлюры Степан Скрипник и адъютант-телохранитель Петлюры Гаевой. Денег для этой большой семьи начиная с 1922 года хронически не хватало. А в 1923-м добавились еще проблемы с братом Петлюры Александром, который был вынужден покинуть польский лагерь, с болезнью и операцией Ольги Петлюры. В 1923-м году материальное положение семьи
Петлюры резко ухудшилось. Петлюра пишет Ливицкому, что от него отвернулись банкиры, потому что помогать ему уже не считается «хорошим тоном».
Уйдя из «большой политики», Петлюра возвращается в журналистику. В 1923 году им написан ряд статей для журналов «Трибуна Украины» и «Табор»5. Однако эти издания не могли предложить даже гонорара.
В том же году Петлюра пишет и издает в Польше в виде скромной, тоненькой брошюрки большую программную статью — «Современная украинская эмиграция и ее задания». В этой статье он, смирившись с неизбежностью длительного эмигрантского «жития», пишет о том, что, хотя борьба и не закончена, период войны, «бури и натиска» уже прошел, и впереди у петлюровцев кропотливый труд по подготовке нового этапа государственного строительства. (Собственно о том, что нужно смириться с перспективой длительной борьбы, он писал еще в письме к А. Никовскому, в декабре 1921-го). В 1923 году Петлюра выступает уже как «солидарист», сторонник консолидации и компромисса на основе «приоритета государственности над партийностью, общенациональных интересов над классовыми, групповыми, партийными...» Петлюра считал, что необходимо показать единство украинской политической эмиграции перед лидерами западных стран и своими сторонниками в УССР. Своих оппонентов из числа украинских эмигрантов Петлюра рассматривал не как личных врагов, а как «ослепленных эгоизмом» врагов «общей нашей работы».
Петлюра писал, что, даже не имея государственной территории, можно сохранить правительство «в изгнании» и армию для того, чтобы «подготовить нацию к самостоятельной государственной жизни». Одним из главных заданий эмиграции Петлюра считал выход ее на мировую политическую арену через Лигу наций, международные организации. Он заявлял, что не имеет смысла ограничиваться только социалистическими международными организациями, а необходимо искать пути к сотрудничеству с международной демократией и даже консервативным движением. Он говорил о необходимости «информационной войны» против большевиков, критики самой «модели» СССР.
Украинская эмиграция должна изучить язык страны, которая ее приняла, переводить информацию об Украине, создавать архивы и библиотеки, воспитывать «новое» эмигрантское студенчество и построить систему социального обеспечения украинских эмигрантов.
Подобные мысли сквозят еще в одной программной статье Петлюры 1923 года — «Табор» («Лагерь»). Хотя в ней основное внимание и уделено созданию новой украинской военной литературы, профессиональных военных исследований, Петлюра говорит и о подготовке к новому этапу борьбы и о геополитических задачах. Внутренний политический кризис Версальской системы, надвигающийся экономический кризис и связь этих процессов с советско-немецким сближением — все это волновало Петлюру.
