стены, за которой скрывалась жизнь, которой не место в реальном рассудочном мире, где обитают офисы с кондиционерами LG, юркие корейские машинки, на светло-серый столах стоят скучные компьютеры со скучной и неудобной программой 1C-Бухгалтерия и люди в семь вечера встают с рабочих мест и едут домой к телевизорам с 'Домом-2' и 'C.S.I. Место преступления Лас-Вегас'.
Против воли Лена тихонько всхлипнула и испуганно замолчала, оглядываясь вокруг. Показалось, что кто-то услышал этот всхлип и теперь поворачивается в ее сторону, жадно вслушиваясь в туман.
Вдруг впереди послышались шаги, кто-то сыро закашлялся. Плюнув на сдержанность и рассудок, Лена побежала, благодаря судьбу за то, что она сохранила любовь к кроссовкам и фигуру, позволяющую сейчас нестись вперед сломя голову, как в пятнадцать лет на уроке физкультуры.
Шаги удалялись, стихали. Лене показалось, что она бежит к какой-то двери, и дверь эта вот-вот закроется, и вот тогда она останется один на один с тем, кто прислушивается в тумане к всхлипам одиноких заблудившихся людей.
Она хотела закричать, позвать того, кто так уютно, привычно, по-человечески кашлял, но было страшно. Это было бы слишком громко.
Со всего размаху она налетела на пахнущую машинным маслом, табаком и чем-то еще, чем пахнут все старые рабочие телогрейки, спину. Вдохнула густой запах и с трудом удержалась, чтобы не обнять того, в телогрейке. Просто, чтобы он не исчез.
Неизвестный охнул, неловко шагнул, стараясь сохранить равновесие, и повернулся.
На Лену смотрел очень высокий, сутуловатый старик в темно-синей телогрейке, неопределенно-серой кепке и мешковатых, застиранных до белизны, штанах, заправленных в растоптанные кирзовые сапоги.
Лицо старика скрывалось в густой, окладистой, да-да, подумала Лена, именно окладистой, бороде. Выделялись только спокойные прозрачные глаза и мясистый, в багровых прожилках, нос.
- Девонька, ты откуда же тут взялась такая? Что ж ты так наскакиваешь? Сердце ж чуть не выпрыгнуло!
Лена смутилась, хотя говорил дед вполне доброжелательно.
- Простите. Я тут, просто... заблудилась, - вздохнула Лена.
- Ну, это, значит, понятно, - кивнул дед, почему-то показав на Ленкину одежду. Ничего особенного в ней не было - легкие джинсы, белая футболка, на плече сумочка. Впрочем, рядом с телогреечным дедом Лена сама себе показалась какой-то... неуместной.
- Ох, да что ж мы стоим то! - вдруг засуетился дед и взмахнул рукой. В руке обнаружилась какая-то странная штука, похожая не то на чайник, не то на лейку. Не то на очень большую масленку. Из широкого плоского носика вываливались клубы густого белого дыма. Они моментально сливались с окружающим туманом, поэтому Лена сразу и не заметила этот агрегат. К тому же дым совершенно ничем не пах.
Нет, не так, - подумала Лена, потянув носом, - он пахнет туманом. Да что же это?
И осторожно спросила.
- Простите, пожалуйста. А вы кто?
- Как это, кто? - удивился старик. - Ясное дело, туманщик я.
- Кто? - Лена почувствовала, что у нее кружится голова.
- Туманщик. - терпеливо повторил дед. - Ну а откуда, по-твоему, туман то берется? - и он обвел повел рукой вокруг, разгоняя беловато-серые клубы.
- Хотя, - вздохнул он, снова посмотрев на Лену, - ты то оттуда. Ты не знаешь.
- Чего не знаю? - ошарашено спросила Лена, чувствуя себя полной идиоткой.
- Откуда туман берется! - улыбнулся дед. - Ладно, внучка, пойдем. И мне работать надо, да и тебя отсюда вывести надобно. Ты, вот что, ты поближе держись.
Дед повернулся к ней спиной и двинулся своей дорогой, помахивая перед собой непонятной масленкой-чайником. Из носика текли и текли белые клубы, затягивая все вокруг белой влажной пеленой.
В два шага Лена догнала туманщика, пошла рядом.
- Дедушка, - почему-то шепотом позвала она, - а... а мы где? - задав этот вопрос, Лена сглотнула. Внутри было сладко и страшно, как в детстве, когда возвращаешься к себе на дачу по уже спящей улице поселка, и подсвеченные фонарем кусты впереди становятся непроглядным сгустком тьмы, в котором может оказаться все, что угодно.
- Мы то? Да в Москве мы, девонька. Ты не боись, выведу я тебя. Только рядом пока держись. Не люблю я домовых здешних. Злые они какие-то. Вон, тебя запутали, по внутренней стене послали.
- По внутренней стене? - зачем-то переспросила Лена, окончательно отказавшись понять хоть что- то.
- Ну, да. Вдоль стенки длинной шла? Подъезды пустые стояли? Квартиры без занавесок?
Лена коротко кивнула, почувствовав себя совершенным ребенком.
- Ну, вот. - удовлетворенно сказал дед, подкачивая большую резиновую грушу, прилаженную под ручкой своего агрегата, извергавшего туман.
- Я ж говорю, по внутренней стене послали. Злые у них шутки. Нехорошее это место, внутренняя стена. Человеку там пропасть - раз плюнуть. Особливо, если серолицые из пустых квартир взглядом приманят.
Лена почувствовала, как по спине побежали мурашки, и потянулась за сигаретой. Дед скосился неодобрительно, но, увидев, как прыгает в руках у Лены зажигалка, промолчал.
Сделав пару затяжек, Лена немного успокоилась. В конце концов, все уже кончилось, этот странный, но такой уютный дед обещал вывести к дому, а там - влететь в подъезд, на ходу доставая ключ, захлопнуть за собой дверь и облегченно выдохнуть, списывая все на усталость, лишние сигареты или полуночный кофе с коньяком.
Вокруг продолжал танцевать туман. Уже не белый - золотистый, пронизанный первыми лучами восходящего солнца, пахнущий не предутренней усталой сыростью, а зеленой листвой, высыхающим асфальтом, потихоньку раскаляющимися крышами машин - городом и летом.
- Дедушка, - почему-то это слово не звучало нелепо, - скажите, а что это. Ну, вот, где мы сейчас?
Туманщик на секунду задумался, помолчал, подкачивая грушу. Туман затанцевал, извернулся китайским драконом и спрятал в себе проглянувшее дерево.
- Ну... На внутренней стороне мы. Вот ты - ты как бы снаружи живешь. Ты один город видишь. А тут - тут он другой. Не отражение, а... другой. Мы по-разному живем просто.
Лена ничего не понимала. Она молча посмотрела на туманщика, и тот, вздохнув, остановился. С детства у Лены был взгляд, из-за которого на нее обращали внимание. Не сразу, чуть погодя, но обращали и потом запоминали надолго. В глазах, во всем выражении лица у нее был затаенный вопрос. Не какой- нибудь абстрактный, возвышенный, из тех, что любят, шевеля пальцами описывать богемные поэты, а чуть детское удивление и желание понять и быть понятой.
- Эх... ну, как тебе сказать, девонька, - туманщик сдвинул на лоб кепку и почесал в затылке, - вот вы живете, так. А мы... мы тут все это, ну, заводим. Обслуживаем, стал быть... Ну, не только обслуживаем, это смотря кто. Ну, я, вот, стало быть, туман делаю. Домовые - те по домам обитают, стены, стало быть, за ними, переходы между ними. Сны, ежели они заблудятся и жильцов пугать начнут - это тоже они шугать должны.
- Правда, не шугают, стервецы, - помолчав, добавил он.
Лена стала узнавать места. Вон детская площадка, виднеется угол дома. Обогнуть его, и выйдешь на Нижнюю Первомайскую. Правда все было каким-то очень ярким и, в то же время, чуть смазанным, будто смотришь на акварельный рисунок сквозь стекло, по которому стекают струйки летнего дождя.
В тумане что-то мелькнуло.
Молчаливое, черное, угрожающее. Туман испуганно заклубился, пахнуло жарким запахом сильного злого животного.
Туманщик схватил Ленку за руку и потянул, крикнув,
Бежим, девонька! Бежим!
Ленка припустила во всю прыть. Тяжело бухали кирзовые сапоги туманщика, мимо неслась акварель утреннего двора, и посреди песочницы вырастало, медленно, как бывает в кино или кошмаре, выплывая из
