имеющимися для этого в их распоряжении силами. «Многие утверждают, — говорит сэр Реджинальд Пэйджет,[72] — что наши бомбардировки явились своего рода мщением, но это отнюдь не верно. Они были вызваны исключительно исторической необходимостью». Бомбардировка как средство стратегического порядка, по мнению Спэйта, также не служила делу мести, а была лишь частью сознательно осуществлявшегося стратегического плана. Сам командующий английской бомбардировочной авиацией отрицает то, что бомбардировки немецких городов были вызваны чувством мести. «Меня часто обвиняли в том, — пишет он, _ что я в своих мыслях и действиях стремился к мести и потому. мол, разрушал немецкие города. Но такая мысль появилась у меня всего один-единственный раз. когда я увидел кафедральный собор Святого Павла, объятый пламенем. Это была самая худшая ночь из всех. которые я когда-либо пережил, и, движимый каким-то мгновенным чувством; я сказал тогда сопровождавшим меня людям: «Они сеют ветер, а пожнут бурю». В другом месте он добавляет: «Черчилль также не хотел, конечно, разрушения немецких городов. У него не было стремления к реваншу, он просто стремился добиться успеха в войне, и никто не понимал так отчетливо, как он. что единственным для этого средством были последовательно осуществляемые бомбардировки».[73]
По мнению Спэйта, решение англичан о начале террористических бомбардировок, толкнувшее Европу в адскую пучину современной «научной» войны с ее морем огня, крови и слез, было поистине «великолепным и героическим». Действительно, кроме Хиросимы, вряд ли найдется в истории войн более ужасное решение, чем решение объявить войну и смерть западной цивилизации, развивавшейся на протяжении длительного времени, культуре, которая на протяжении целых тысячелетий учила людей смотреть на войну, как на дело мужчин, и заставляла щадить женщин и детей.
Многое из того, в чем немцы после войны, в ходе различных судебных процессов, были признаны виновными, при более углубленном анализе действительной связи событий оказывается несостоятельным. Каждый из противников, ведя воздушную войну, хорошо понимал, что бомбы, сброшенные «по ту сторону», рано или поздно «возвратятся», и каждый все равно шел на этот риск. Всякому было ясно, что «налеты по Бедекеру»,[74] как например на Гейдельберг, Любек и Росток, вызовут ответные налеты на такие города, как Кембридж, Бат и Эксетер. но делать отсюда circulus vitiosus[75] какой-то мести значит впасть в заблуждение.
По общепринятому мнению, бомбардировка города Ковентри 14 ноября 1940 года считается началом гигантских воздушных бомбардировок. По крайней мере так было сказано органами официальной немецкой военной пропаганды. На самом же деле этот налет, совершенный четырьмястами средних бомбардировщиков на центр английской авиамоторной промышленности, был вообще самым крупным налетом германской авиации, но по своим результатам (0,5 кв. км. городских построек разрушено до основания) он был сравнительно скромным. Производство авиационных моторов прекратилось лишь временно и через 2 месяца было вновь налажено. Прошло целых 6 месяцев, прежде чем последовал второй, менее интенсивный налет. Представление о том, что «причина наших бед» — Ковентри и что не будь налета на Ковентри, немецкие города не лежали бы в развалинах, — очень примитивно. Бомбардировочные флоты воюющих сторон были военными соединениями, и их командующие руководствовались не морально- идеологическими соображениями, а доводами оперативно-стратегического характера. Разрушительные действия с обеих сторон были результатом войны, следствием новой стратегической концепции, которая оправдывала подобные акты насилия якобы значительным сокращением продолжительности войны. Среди объяснений, выдвигавшихся в свое оправдание инициаторами этой варварской войны, наиболее часто встречается утверждение о том, что было бы преступлением перед, собственным народом оставлять неразрушенными города противника и этим самым ставить на карту жизнь своих собственных солдат. Если бы в английском кабинете министров руководствовались только стремлением «отквитаться», то бомбардировки городов Германии, вероятно, закончились бы после налета англичан на Росток в конце апреля 1942 года, так как, по признанию британского маршала авиации Гарриса, «общая площадь разрушенных городов Германии увеличилась после этого налета на 3,5 кв. км, что позволило нам свести счеты с немцами». Когда думаешь об этом, невольно содрогаешься, но тем не менее это факт. А какой смысл мог иметь реванш для американцев, на чью страну никогда не падала ни одна немецкая бомба?
Решившийся на такую крайность глава английского государства нашел в лице маршала авиации Гарриса исключительно подходящего человека для осуществления своих планов «тотальной» воздушной войны. Он сумел создать и воспитать корпус бомбардировочной авиации Британских королевских ВВС и (редкий случай в войне) остаться его командиром с 1942 по 1946 год. Он был одним из самых последовательных поборников теории абсолютного превосходства метода стратегических бомбардировок над всеми другими формами ведения войны. Когда Англия потеряла всех своих союзников и должна была один на один бороться за свое существование, тогда вспомнили о Гаррисе. Его назначение на пост командующего бомбардировочной авиацией означало полный переворот в использовании бомбардировщиков. Если раньше они действовали во взаимодействии с другими силами авиации, то теперь бомбардировщики превратились в самостоятельный инструмент войны, способный оказать решающее влияние на ее ход. Гаррис создал огромную, не известную дотоле разрушительную машину и с ее помощью стал осуществлять свой план с максимальной быстротой и неумолимой жестокостью. Если сравнить Гарриса с Герингом, то можно сказать, что первый оказался последовательней, целеустремленней, прямей и удачливей своего противника. В многолетней ожесточенной и упорной борьбе он сумел шаг за шагом, методично завоевать господство в воздухе. Он поставил английскому правительству требование предоставить ему 4 тыс. тяжелых бомбардировщиков дальнего действия и 1 тыс. скоростных самолетов типа «Москито». Это давало ему возможность постоянно держать над Германией до 1 тыс. самолетов. Однако в связи с нехваткой в Англии сырья эти условия были признаны утопическими, и он не получил такого количества самолетов. 1350 первоклассных четырехмоторных ночных бомбардировщиков грузоподъемностью до 9 т каждый и несколько крупных соединений скоростных бомбардировщиков составили тот максимум сил, на которые он мог рассчитывать в моменты предельного напряжения. С начала 1943 года к этой цифре прибавилось еще около 1 тыс. тяжелых бомбардировщиков из состава 8-го американского воздушного флота. Гаррис использовал данную ему «исполнительную власть» по отношению к своему высокоцивилизованному противнику так же сурово и деловито, как и тогда, когда, будучи командиром мелких бомбардировочных соединений, проводил карательные экспедиции против бунтовавших туземных племен Индии, Месопотамии и Трансиордании. Непрерывно совершенствуясь и добиваясь все большей эффективности в действиях своих соединений, он последовательно осуществлял разрушение городов Центральной Европы даже тогда, когда победа союзных армий была уже обеспечена.
Подобная деятельность Гарриса не встретила большого одобрения, и конец его карьеры не лишен известного трагизма. Очень скоро сплошные руины немецких городов отрезвили победителей, и на голову «бомбардиров» со всех сторон посыпались упреки. Некогда превозносившемуся до небес «Нельсону воздуха» пришлось выдержать весьма суровую критику. У наиболее влиятельных соперников в Англии его действия уже давно вызывали ярость, а независимое и привилегированное положение, которым пользовалась бомбардировочная авиация, стало бельмом на глазу даже у его «коллег». Теперь они все ополчились против того «воздушного специалиста», который еще недавно возомнил, что он один может решить исход войны. К этому прибавилось еще и то, что Гаррис был резким, суровым человеком. Его никогда не окружала восторженная толпа друзей. Чтобы осуществлять свои планы, он должен был сначала доказывать правильность своих тезисов все новыми и новыми успехами и постоянно до предела напрягать свои силы. Среди британских ВВС потери бомбардировочной авиации были всегда наибольшими. Руководствуясь присущей ему строгостью поведения, Гаррис по вполне понятным причинам не терпел вблизи аэродромов ничего предосудительного, вроде присутствия женщин и т. п. Когда после войны четыре маршала авиации, занимавшие в королевской авиации самые высшие посты, были возведены в дворянское достоинство, единственным, кто не удостоился этой чести, был Гаррис. А в книгу почета погибших при обороне острова, находящуюся в Вестминстерском аббатстве, не занесен ни один погибший летчик бомбардировочной
