— Дерево стреляет залпами. После очередного залпа я крикну, а ты попытайся рвануть к двери. Держись поближе к стене. Не выпрямляйся. Сейчас ты лежишь головой к двери?
— Нет, — ответил Свистун. — Развернусь.
Он завертелся подо мной. Грянул новый залп. Семена прыгали вокруг меня. Одно укусило меня в ногу.
— Подожди, — сказал я. — Когда ты доберешься до мисс Фостер, передай ей, чтобы она погрузила мешки на лошадок и увела их с собой. Мы уходим.
На нас обрушился новый шторм снарядов. Семена барабанили по стенам и прыгали по песку. Песчинки угодили мне в глаза, однако, в остальном вроде бы пронесло.
— Давай! — крикнул я и, пригнувшись, выбежал из-за угла, держа руку на спусковом крючке. Семена, как буря, свирепствовали вокруг. Я почувствовал удар в челюсть и в голень. Меня качнуло, и я чуть не упал, но заставил себя бежать дальше. Интересно, как дела у Свистуна, подумал я, но у меня не было возможности оглянуться.
Я поравнялся с углом здания и увидел дерево — возможно, в трех милях от меня. Непросто было определить расстояние.
Я поднял ружье. От дерева ко мне направлялись черные точки, похожие на комаров, но я выждал. Я прицелился, затем нажал на курок. Ружье, выстрелив, дернулось вниз. Лазерный луч блеснул яркой вспышкой и исчез, и прежде чем дерево ответило, я бросился ничком на землю.
Миллионы кулачков заколотили по моей голове и плечам. Несколько стручков врезалось в стену и разорвалось, осыпая меня градом семян.
Я привстал на колени и посмотрел в сторону дерева. Я видел, что оно пошатнулось и начало опрокидываться. Стряхнув песок с ресниц, я наблюдал, как оно все ниже и ниже клонится к земле.
Дерево падало медленно, как бы неохотно, как бы пытаясь выстоять.
Потом оно стало набирать скорость и все быстрее валиться на землю, опускаясь с небес.
Я поднялся и провел рукой по шее. На ладони остался кровавый след.
Дерево рухнуло, и земля задрожала, как от мощного взрыва. Над местом падения дерева поднимался столб пыли и осколков. Я повернулся, чтобы направиться к двери, и не смог сдвинуться с места. Голова разрывалась от боли. Однако я успел заметить, что дверь была открыта, возле нее стоял Свистун, но войти не представлялось возможным, потому что из дома сплошным потоком выбегали крысообразные существа. Грызунам, наверно, было тесно в узком дверном проеме, они забрались один на другого, и теперь толпа крыс, движимых отчаянным желанием собрать упавшие семена, неслась сквозь проход, как бурный ручей, загнанный в тонкий шланг.
Я падал — нет, парил — сквозь вечность и пространство. Я понимал: это падение, но я падал не просто медленно; пока я падал, земля отдалялась от меня, уходила из-под ног, и как долго я ни падал, земля не приближалась, а наоборот, оказывалась все дальше и дальше. И в конце концов земля исчезла совсем, опустилась ночь, и я стал тонуть в непроглядной темноте, окутывающей меня.
Время тянулось бесконечно, но все же темнота отступила, и я открыл глаза, которые почему-то закрылись, когда я упал в темноту. Я лежал на земле, а надо мной было ярко-голубое небо и солнце.
Возле меня стоял Свистун. Крысы ушли. Облако пыли рассеивалось над тем местом, где свалилось дерево. Неподалеку возвышалась красная каменная стена. Было тихо.
Я попробовал сесть и обнаружил, что эта попытка отняла у меня последние силы. Ружье лежало под боком, и я взял его в руки. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что оно сломано. Ствол был искорежен, а приклад наполовину разбит. Я положил ружье на колени, хотя мог бы его выбросить: ни один человек в здравом уме не осмелился бы им воспользоваться, а починить его было невозможно.
— Выпил твою жидкость, вот что я сделал, — проверещал Свистун весело. — И поместил обратно. Надеюсь, не сердишься.
— Что-что?
— Не о чем говорить, — просвистел он, — дело сделано.
— Какое дело?
— Выпил твою жидкость.
— Черт возьми, подожди минутку! — недоумевал я. — Что это значит?
— Ты был наполнен смертоносной жидкостью, — объяснил он, — в результате ударов. Смертельно для тебя. Но не смертельно для меня.
— И ты ее выпил?
— Что еще было делать? Процедура общепринята.
— Господи, спаси! — воскликнул я. — Вот тебе и живой фильтр с щупальцами!
— Слова твои не понятны, — пожаловался Свистун. — Я освобождаю тебя от жидкости. Я отделяю вредное вещество. Я наполняю тебя опять. Внутри тебя нахожу биологический насос. Но волнуюсь, волнуюсь, волнуюсь! Думаю, опоздал. Теперь вижу нет.
Мне снова надо было лечь. Я сидел всего одну минуту — долгую, долгую минуту — и ту с превеликим трудом. И все же я был живой — больной и ослабевший, но живой. Я вспомнил ощущение, что у меня разрывается голова, вспомнил, как я падал, как мне было плохо, очень плохо. Семена, ударявшие до этого, ни разу не поранили меня до крови. А в тот раз, когда я вытер шею, на руке осталась кровь.
— Свистун, — прошептал я. — Кажется, я обязан тебе…
— Ты ничего не должен, — ответил Свистун счастливым голосом. — Я плачу долг. Меня ты спас раньше. Теперь расплачиваюсь. Квиты. Не хотел тебе говорить. Боялся, что грех. Запрещается твоей религией, возможно. Может быть, нельзя проникать в тело. Поэтому не хотел говорить. Но ты принял спокойно, и все правильно.
Мне удалось подняться на ноги. Ружье упало с колен и так ударило меня по ноге, что я снова свалился. Я был без сил.
Свистун внимательно наблюдал за мной при помощи щупалец, оснащенных глазами.
— Ты нес меня раньше. Я тебя не могу, — сказал он. — Если привяжешься ко мне, могу тебя тащить. Имею сильные ноги.
Я отверг предложение.
— Иди один, — сказал я. — Веди меня. Я справлюсь сам.
9
Тэкк пытался изображать настоящего мужчину. Они с Сарой усадили меня на лошадку, и он настоял на том, чтобы Сара ехала на второй, ненагруженной, лошади. Сам он собирался идти пешком. Мы спустились по пандусу, вышли на тропу и двинулись. Тэкк, вцепившись в куклу, шагал впереди, а Свистун замыкал шествие.
— Я надеюсь, — сказал мне Доббин. — В этот раз вам не выжить. Я хочу сплясать на ваших костях.
— А я на твоих, — парировал я.
Не самый умный ответ, конечно, но я был не в лучшем состоянии. Я чувствовал себя неуверенно и едва сидел в седле.
Тропа привела нас на вершину высокого холма, и с нее мы увидели дерево. Оно находилось на расстоянии нескольких миль и казалось больше, чем я предполагал. Упав, оно перегородило дорогу. Разломанный ствол напоминал ствол дерева, срубленного топором. Из трещин во все стороны вылезали серые букашки. Они ползали, кишели вокруг поверженного дерева, сновали по тропе. Их было очень много, и они издавали тонкий пронзительный писк, от которого меня передергивало.
Доббин нервно покачивался, и в его странном ржании слышался не то гнев, не то испуг.
— Вы пожалеете об этом, — взвизгнул он. — Никто до сих пор не осмеливался поднять руку на дерево. Никогда еще обитатели ствола не ступали на землю.
— Малый, — сказал я, — дерево превратило меня в мишень. Если в меня не стреляют, то и я не стреляю в ответ.
