— Ничего, ничего, не стоит поднимать из-за этого переполох. Всего лишь небольшая колика, это пройдёт.
Боли у неё прошли, и она смогла продолжить осмотр, но от меня не укрылось беспокойство Цезаря. Кажется, он знал о состоянии здоровья дока больше остальных, но, сколько мы его ни спрашивали, он молчал, как партизан.
Док Гермиона по-прежнему была неугомонной и хлопотливой, бегая утиной походочкой по всей крепости и прикрывая круглый животик просторным халатом. А потом прошёл слух, что док уходит от нас. Ничего хуже, как нам казалось, и произойти не могло. Но это произошло, причём Цезарь, я и Каспар попали в тот же день в изолятор.
5.19. Цезарь и Гермиона
Мы с Каспаром были ни при чём, нового заместителя начальника избил Цезарь — прямо в кабинете у дока. Я и Каспар просто зашли к доку, потому что у Каспара выскочил фурункул на очень неудобном месте, а я чувствовала, что опять заболеваю: меня уже второй день бил озноб.
В кабинете у дока мы увидели следующее: на полу лежал заместитель начальника, на нём сидел верхом Цезарь и жестоко метелил его, а док была в своём кресле в полуобморочном состоянии. Каспар бросился к Цезарю и стал пытаться оттащить его, но это оказалось не так-то просто: Цезарь был богатырского сложения, а Каспар — среднего, и потребовалась моя помощь. Влетевшие надзиратели не разобрались и повязали нас всех втроём.
Что произошло? Мы узнали об этом уже в карцере: Цезарю пришлось нам всё объяснить. Но его объяснения не отличались чёткостью: он был ещё очень возбуждён.
— Он посмел орать на неё! — возмущался он. — Она заплакала. А ей же нельзя в её положении!
— Обожди, — сказал Каспар. — Ты про кого говоришь сейчас?
— Про дока, про кого же ещё?
— Постой… Что это ещё за положение? Неужели…
Цезарь выпалил:
— Да, да, то самое! Беременная она. Вот и всё!
— Ну, ты даёшь, старик! — ахнул Каспар. — Когда же это вы успели набедокурить?
Цезарь молчал.
— Так ведь можно было какие-то меры принять, — заметила я.
— Мы с ней хотим этого ребёнка, — сказал Цезарь. — Когда она мне сказала, что беременная, я ей так и заявил, чтоб она об аборте и думать не смела. Она будет рожать.
Тут, наверно, следует сделать пояснение и разбить ещё один стереотип: вы, люди, полагаете, что мы — ходячие мертвецы и не можем иметь детей. Это не так. Хищники могут размножаться и таким способом, но порядки Ордена строго ограничивают его использование. За всю свою долгую жизнь хищнику дозволяется произвести только одного себе подобного — либо этим естественным способом, либо через обращение взрослой человеческой особи. Впрочем, в случае старшего магистра Оскара, кровь которого обратила меня и Юлю, становилось ясно, что не все хищники равны перед законом…
Док Гермиона не устояла перед темпераментом и страстью Цезаря. Он сказал: «Она будет моя», — и она стала его. По признанию Цезаря, он держал её в объятиях всего раз, но этого раза ему оказалось достаточно, чтобы метко попасть в цель. Пользуясь своим положением, док старалась сделать для него всё, что было в её силах: она давала ему человеческую кровь чаще, чем другим заключённым, и его силы достаточно восстановились, чтобы наброситься на нового заместителя начальника и избить его. Разумеется, после этого дока не могли здесь оставить, и Август Минерва дал ей понять, что она уволена.
Мысли Цезаря даже в колодце были только о ней и о ребёнке, и он буйствовал, как тигр в клетке, рвался к ней, рычал, пытаясь сокрушить решётки, но скоро ослабел от голода и притих. Уж не знаю, как доку снова удалось пробраться к нам с бутылкой крови; сквозь усталую дрёму я услышала тихий голос, с нежной тревогой звавший:
— Цезарь… Цезарь!
Цезарь в своём колодце встрепенулся.
— Родная, я же говорил тебе, чтобы ты не приходила!
— Теперь уже всё равно, — сказала док. — Я увольняюсь.
— Куда же ты пойдёшь?
— Меня уже давно приглашает одна очень хорошая организация, Общество «Аврора». Когда ты выйдешь, они и тебя примут. А сейчас поешь. Лови трубочку.
— Милая, сначала покорми Аврору и Каспара. Они из-за меня безвинно страдают.
Только после того как мы с Каспаром выпили по несколько глотков, Цезарь подкрепился сам. Потом док просунула руку к нему в колодец, и Цезарь, покрыв её поцелуями, сказал:
— Не знаю, сколько мне добавят за это дело, детка… Ты будешь меня ждать? Не побоишься связать свою жизнь с таким непутёвым парнем?
— Нет, глупенький, не побоюсь, — ласково прозвенел в ответ голос дока Гермионы. — Я дождусь тебя, сколько бы тебе ни добавили.
— И ты согласна выйти за меня?
— Согласна.
— Давай сюда губки, сеньорита.
Док Гермиона уже не говорила, что это «слишком»: теперь Цезарю было всё можно. Поцелуй через решётку ямы был сопряжён с большими неудобствами, но они их легко преодолели.
— Полагаю, мы должны поздравить жениха и невесту? — встрял Каспар.
— Это уж как пожелаете, — прокряхтел Цезарь.
Мы с Каспаром трижды крикнули «ура!», а Каспар ещё и посвистел, пока док не принялась на него шикать:
— Каспар, дружок, тише! Спасибо, конечно, за поздравление, но вовсе не обязательно делать это так шумно.
Я спросила:
— Вы в самом деле уходите от нас?
Она склонилась над моим колодцем.
— Да, мне придётся уйти.
— Но ведь это ужасно, док! — воскликнула я. — Как же мы без вас?
— Уж держитесь как-нибудь, — ласково сказала она. — А на свободе вас ждут, так что за своё будущее можете не бояться. Всё будет хорошо.
Просунув руку в колодец к каждому из нас, она погладила нас по головам. Прижавшись щекой к её тонкой ручке, я прослезилась.
— Вы самая лучшая, док. Лучше вас никого не было и уже не будет.
5.20. The new doctor
Новый врач прибыл через две недели. Это был хмурый и строгий английский джентльмен, сухой, как щепка. От него веяло холодом за километр, а от одного его взгляда размягчались кишки. Его звали мистер Альфред Олимпия.
— Он как мороженый хек, — охарактеризовала его Пандора. И передёрнулась: — Брр, я не хочу, чтобы он меня осматривал!
Но новый доктор первым же делом устроил осмотр в целях знакомства с будущими пациентами. Ознакомившись с помещениями, он нашёл их довольно нечистыми и остался недоволен:
— It’s disgusting! (Отвратительно!)
