Но это было ещё не всё. У жука поднялись надкрылья, зашевелились усики, и он начал перебирать лапками на ладони у обалдевшего Цезаря.
— Да он живой, мать его!..
Цезарь уронил ожившего жука, но тот не упал на пол, а взлетел. Покружив возле него, жук врезался ему в грудь и растворился в ней. С глухим стоном Цезарь, не устояв на ногах, осел на пол, и его тело охватила волна золотистого света. Глаза распахнулись, из зрачков лился тот же свет, а за спиной раскрылись две пары крыльев. Несколько раз он дёрнулся, как будто в его теле пытался уместиться кто-то очень большой и сильный, а потом замер… Но только на мгновение.
Его большие руки тяжело опустились мне на колени, а в следующую секунду я оказалась в его объятиях. Глаза Цезаря тлели страстью. Вжикнула молния куртки моего спецкостюма, одна за другой стали расстёгиваться пуговицы блузки, но при этом Цезарь не прикасался к ним руками — они САМИ расстёгивались. Выражение «раздевать взглядом» исполнялось в буквальном смысле! Моя бровь приподнялась в изумлении:
— Цезарь?..
Он только утробно заурчал, как голодный котяра, готовый наброситься на свою добычу, и плотоядно облизнулся. С пуговицами было покончено, теперь лопнула передняя застёжка моего лифчика, и чашечки разлетелись в стороны.
— Цезарь, может, потерпим до дома? — пробормотала я, хотя по взгляду мужа было ясно, что ждать он не собирался.
— Я хочу тебя здесь и сейчас, красавица, — прорычал он.
— А если кто-то войдёт?..
Дверь кабинета закрылась, и её подпёр стул — всё это абсолютно без участия чьих-либо рук, само по себе. Всё, что было на столе, полетело на пол, и на расчистившейся поверхности оказалась я, а на мне — Цезарь.
— Пощады не будет, — дохнул он мне в губы.
10.3. Семья
Лил дождь, колыхалась занавеска, в приоткрытую балконную дверь тянуло сырой свежестью и тоской. Что-то бормотал телевизор, сменялись картинки на его экране. Дети спали, а я лежала на диване, уставившись в «ящик», но совершенно не понимая сути того, что там шло.
Я вообще не понимала сути того, что сейчас происходило. Из-за каких-то чёртовых золотых жуков он был похоронен под сотнями тонн камней, и наверняка мучения его были страшными. Если ему сразу не размозжило голову, то он ещё мог сутками страдать… пока не впал в анабиоз. Мы не так хрупки, как люди, и долго сопротивляемся, прежде чем умереть. Но в такой ситуации эта сопротивляемость только продлевает страдания… Каково ему там… с переломанными костями, разорванными внутренностями, придавленному невыносимой тяжестью? Почему, почему они не стали его спасать? Опасность новых обвалов? Вздор. Им просто вздумалось его убрать, потому что он перестал быть ко двору. И теперь я буду получать его зарплату и пособие на детей от них — от его убийц?
А наш ещё не родившийся малыш так и не увидит своего папу.
Зачем я изводила его упрёками, что он совсем не бывает дома, что дети его не видят, зачем говорила о разводе?! Дура… Идиотка. Мало ему было неприятностей на службе, так ещё дома терпеть мои истерики… Лучше бы он пропадал на своей треклятой работе, бывал дома раз в две недели, но был бы жив, ЖИВ!..
Надо плакать потише, а то дети проснутся.
Телефон… Кому я понадобилась в такой час? Идите вы все к чёрту, не хочу никого слышать.
Опять. Да что это такое!
— Мамочка, телефон звонит.
Из детской высунулась заспанное лицо Лолы. Ну вот, этот дурацкий звонок её разбудил.
— Ну и пусть себе звонит, — сказала я. — Мы ничьего звонка не ждём. Иди, спи дальше.
Лола ушла, а телефон через минуту снова зазвонил. У меня внутри вдруг что-то сжалось и затряслось, как желе… Предчувствие поползло холодными лапками вверх по плечам, повисло на руке упругим шнуром, когда я протягивала её к трубке, а потом зазвучало знакомым голосом:
— Долго ты к телефону не подходила, родная. В ванной была?
Мне это снится, я сейчас проснусь, и не будет никакого звонка, никакого голоса, просто я, дождь и одиночество.
— Сероглазка, ты меня слышишь? Ты там? — настойчиво спрашивал голос, слишком реальный, слишком близкий, чтобы быть плодом моего воображения.
— КАСПАР?!
— Ну да, я. Прости, что в такой поздний час звоню. Вы ещё не спали? Как там дети?
— Кас, ты жив? С тобой всё в порядке?!
И моментально — глаза мокрые, голос дрожит, в носу хлюпает. ОН ЖИВ!
— Да, Регина, жив, всё хорошо.
— Тебя вытащили?!
— Да, малыш. Не закрывай балкон, я сейчас зайду.
Гудок… Трубка повисла на шнуре, а сердце — на ниточке. На балкон неслышно приземлилась мужская фигура… и сердце оборвалось.
Он был жив, и его руки обнимали меня. Они практически держали меня, потому что колени ослабели и подкашивались.
— Ну… Ну. Успокойся… Ты сейчас утопишь меня в слезах.
— Кас, я люблю тебя…
— И я тебя, сероглазка. Соскучился безумно… — Крепкие поцелуи впивались мне в губы. К животу прижалась его ладонь. — А тут всё в порядке?
Я закивала, смеясь и плача.
— Вот и хорошо.
Обнимая его, я не сразу разглядела, что на нём была орденская форма. Заметив мой вопросительный взгляд, он сказал:
— А это потому, малыш, что вытащили меня не свои. Общество «Аврора» бросило меня там умирать, а Орден спас. Я пришёл забрать вас.
Холодок пробежал по моим плечам.
— В Орден?
Каспар кивнул.
— А больше некуда. Ты только не бойся, это вовсе не логово демонов… Там даже атмосфера лучше, чем в «Авроре». Ты пойдёшь со мной?
Я уткнулась ему в плечо, вдыхая его родной запах.
— Куда я денусь?.. Я за тобой — хоть в ад… Лишь бы с тобой.
Он приподнял моё лицо за подбородок, заглянул в глаза.
— Орден вовсе не ад, малыш. Это то, чем могла бы быть «Аврора», если бы у неё был нормальный руководитель. Дети спят?
— Да…
— Придётся разбудить, мы уходим немедленно.
Лола и Кир не спали и всё слышали. Тем лучше: не приходилось им ничего объяснять. Лола сразу повисла на шее отца, а Кир набычился: его напрягала орденская форма Каспара.
— Папа, Орден ведь наш враг, — сказал он нерешительно.
— Самый главный враг «Авроры» — её президент, сынок, — ответил Каспар. — Одевайся скорее, мы
