И Васенков даже обрадовался, что хоть что-то из увиденного смог понять и объяснить.
Линн подкатила к нему столик и начала снимать крышки с тарелочек. Кушанья выглядели весьма необычно, но пахли вкусно. Зато столовый прибор мало чем отличался от земного. Васенков с удовольствием взял в руки вилку – нехитрую четырехзубую конструкцию из приятного золотистого металла. И подумал, что если даже здесь не сконструировали ничего, что могло бы заменить вилку, то это значит, она и на Земле просуществует еще долго, пока люди не сотворят какие-либо питательные таблетки или не начнут выдавливать съедобную пасту из тюбиков прямо в рот, как космонавты.
Тарелочек перед Васенковым стояло много, и он не знал, с чего начать. Как бы ни оправдывало его незнание местных обычаев, ему не хотелось выглядеть смешным. Линн и тут догадалась о его затруднениях. Ничего не говоря, она начала есть сама. Поглядывая на нее, Васенков подвинул к себе тарелочку с чем-то похожим на вермишель. По вкусу еда напоминала рыбу. Съел котлету, похожую на мясную, но это оказалось не мясо.
Немного освоившись, он просто подвигал к себе одну тарелочку за другой и запивал чем-то, похожим на крюшон.
А потом Лиин толкнула столик, и он уехал сквозь стену.
Когда столик вернулся, на нем стояла большая круглая ваза, как будто хрустальная. Через ее края на стол свешивались большие фиолетовые цветы странной формы, с четырьмя клиновидными лепестками и ярко-золотистыми длинными тычинками. Кажется, цветы были настоящими – в вазу была налита вода.
Васенков устроился поудобнее на скамеечке, вытянул ноги… и вдруг почувствовал, как скамеечка под ним шевельнулась, задвигалась.
– Не пугайтесь, – сказала Лини.
И Васенков понял, что сидит в мягком покойном кресле и руки его лежат на подлокотниках.
– Вам удобно? – спросила Линн.
Спинка его кресла, словно живая, качнулась взад… вперед, как бы отыскивая наилучшее для Васенкова положение.
– Спасибо! – сказал он. – Мне уже хорошо.
9
Линн молчала.
Васенков выжидательно сложил руки на коленях. Он не собирался начинать разговор. Он не напрашивался в гости, и, коли уж его сюда привезли, пусть объяснят сами, зачем он здесь понадобился. И если здесь считают, что это начало контакта двух культурных миров, двух цивилизаций, то, прямо говоря, начало плохое. При таком уровне культуры можно было придумать что-либо умнее похищения…
Линн протянула руку и взяла из чашки цветок. У цветка оказался длинный, как у кувшинки, стебель, он прочеркнул по столу мокрую полосу. Потом Васенков явственно почувствовал, что Линн смотрит на него. И ему показалось – он даже как-то ощутил это, что Линн уже знает, о чем он думает и о чем хотел бы узнать и говорить. И хотя ему нечего было стесняться ни своих мыслей, пи будущих слов, он почувствовал неловкость не за себя, а за Линн, словно уличил ее в подглядывании в замочную скважину.
Он насупился и покраснел. И Лини тотчас опустила глава.
– Извините меня! – сказала она тихо.
Васенков только вздохнул.
– Я не буду больше так делать, – продолжала Линн, – не сердитесь.
– Ничего, – сказал Васенков. – Я уже не сержусь. Он поднял глаза к потолку и прислушался к музыке. Непонятные мелодии набегали, сменяли одна другую. Казалось, музыка пытается подстроиться к его настроению… он вздрогнул от неожиданности, услыхав звуки Четвертой симфонии Чайковского, до того она показалась неуместной в этом неземном пластмассовом мире. И тут же симфонию сменили певучие неторопливые созвучия. Васенков прислушался с любопытством… чуть бы потише! – и музыка послушно притихла.
Положив руки на стол, Лини перебирала сине-фиолетовые лепестки цветка. Золотистая пыльца пачкала ее пальцы. Она уже не смотрела на Васенкова.
Он решил, что ему незачем повторять свои вопросы вслух.
Лини начала говорить сама.
Она негромко и слегка нараспев произносила слова, изредка останавливаясь, очевидно, подбирая нужное ей выражение на чужом, малознакомом ей языке, и Васенков не мог не признать, что она справлялась со своей задачей хорошо.
– Я согласна, – сказала она, – мы привезли вас сюда без вашего согласия, мы поступили не очень… – она запнулась.
Васенков великодушно пришел ей на помощь:
– Не очень хорошо, – подсказал он.
– Не очень хорошо, да, – послушно повторила Лини. – Это плохой начал… плохое начало, – поправилась она сама, – для контакта двух цивилизаций.
Она повторила слова, которые он еще не успел произнести, улыбнулась чуть виновато. «Как они это умеют? – подумал Васенков. – Парапсихология!..». Он нервно постучал по подлокотнику кресла пальцами, хотел спросить. Но Линн по-прежнему не смотрела на него, и он не спросил.
За все время разговора она ни разу не подняла на него глаза.
– Встреча с вами, – продолжала Линн, – это еще не начало контакта. Это случайная встреча. После нее… после нее все останется как был… как было. Вы ничего не будете о нас знать.
– Почему? – спросил Васенков.
И подумал: «А как же я? Я-то ведь уже знаю… Куда же денут меня?».
Но эта мысль мелькнула и исчезла, не вызвав особенной тревоги. Почему-то Васенков был уверен, что с ним здесь ничего плохого не может случиться.
– Вы боитесь нас? – спросил Васенков.
– Да, – согласилась Линн. – Мы боимся, потому что многого еще не понимаем. Вся история вашей Планеты – это войны и войны без конца. Мы не можем без страха смотреть на экранах картины ваших сражений. У нас не было этого. Мы сражались только с природой, которая всегда была к нам… немилостива. У вас все шло иначе.
«Да, у нас все шло иначе!»… – подумал Васенков.
– У вас много, очень много хорошего, – продолжала Лини. – Нам бы очень хотелось встретиться. Но это время еще не пришло. Мы должны подготовиться к встрече. Поэтому Верховный Совет Планеты – Совет Трехсот решил познакомиться с представителем вашего мира. И вот вы здесь.
– На Земле более трех миллиардов представителей. Почему ваш выбор пал именно па меня? Или это произошло случайно?
– Не совсем. Вы гражданин страны, которая особенно настойчиво ведет разведку окружающих планет, – сказала Линн.
Васенков хотел быть объективным:
– Американцы тоже ведут.
– Да, мы знаем, – согласилась Линн. – Но вы, русские, первыми начали строить общество будущего, нам легче вас понять. Поэтому мы выбрали вашу страну. Нужен был представитель этой страны, который мог бы ответить нам на вопросы.
– Вот как? – сказал Васенков. – Мне будут задавать вопросы? Кто, вы?
– Нет. Совет Трехсот.
– О чем же?
Линн помолчала.
– Вы не знаете? – спросил Васенков.
– Примерно знаю. Лучше будет, если вы услышите их на Совете. Мы запишем на диктографе ваши ответы, ваши мысли, ваши эмоции и попытаемся составить представление о вашем земном характере.
