Садок судей

Глаза — безжизненный кристалл.
А зубы — белая аллея,
Что ужас смерти нашептал.
Откроешь вежды, не поверю,
Твой смех увял навек!..
Я сам умру под этой дверью,
Найдет бредущий человек.
Склеп занесен свистящим снегом,
Как груди милой, белизной.
Копыто оглашает бегом
Забытый путь в краю родном.
Проскачет усмехаясь мимо.
Сук — траур, путь — из серебра.
Подкова — тяжко нелюдима…
Крошится льдистая кора.

«Времени весы»

И у часов стучали зубы.

Op. 7.

Сорящие секундами часы.
Как ваша медленность тяготна!
Вы — времени сыпучего весы!
Что вами сделано — бесповоротно!
Ваш бег колеблет черепа власы,
В скольжении своем вольготны,
На выю лезвие несущие косы
С жестокотиканьем, злорадны беззаботно.

«Шестиэтажный возносился дом…»

Op. 8.

Шестиэтажный возносился дом,
Чернелись окна скучными рядами,
Но ни одно не вспыхнуло цветком,
Звуча знакомыми следами.
О сколько взглядов пронизало ночь
И бросилось из верхних этажей.
Безумную оплакавшие дочь,
Под стук неспящих сторожей.
Дышавшая на свежей высоте,
Глядя окно под неизвестной крышей.
Сколь ныне — чище ты и жертвенно святей!
Упавши вниз, ты вознеслася выше!

«Немая ночь, людей не слышно…»

Op. 9.

Немая ночь, людей не слышно.
В пространствах — царствие зимы.
Здесь вьюга наметает пышно
Гробницы белые средь тьмы.
Где фонари, где с лязгом шумным
Змеей скользнули поезда,
Твой взгляд казался камнем лунным,
Ночей падучая звезда.
Как глубоко под черным снегом
Прекрасный труп похоронен.
Пожри просторы шумным бегом,
Затмивши паром небосклон.

1905 год

Полтавская губ.

«Со звоном слетели проклятья…»

Op. 10.

Co звоном слетели проклятья,
Разбитые ринулись вниз.
Раскрыл притупленно объятья,
Виском угодил о карниз.
Смеялась над мной колокольня,
Внизу собирался народ.
Старушка — горбом богомольна.