личности, а удачные выражения. «Кузькина мать» Хрущева, «жить стало веселей» Сталина, «бессмысленные мечтания» Николая II, «великие потрясения» Столыпина… В этом же ряду — «нагибать и мучить» Шварцмана, самая точная характеристика действий государства применительно к бизнесу. За место в истории не жаль и заплатить — Шварцман, например, лишился бюджетной поддержки сразу в пяти регионах. Его компания «Финанс траст» вынуждена искать других партнеров. А на 1 апреля назначен суд по иску «Рособоронэкспорта» к Шварцману и опубликовавшему его откровения изданию — «Рособоронэкспорт» утверждает, что никакой бархатной реприватизацией он не занимается и никаких поручений Шварцману в этой связи не давал.
Это интервью — одна из самых темных и увлекательных страниц российской истории 2007 года. Все бурно гадали, насколько все это правда и с чего вдруг венчурный капиталист проговорился. Наиболее распространенная версия — залп по силовикам и конкретно по Сечину, которого Шварцман в интервью прямо назвал куратором государственной реприватизации. Второй по частотности вариант — хлестаковщина, безумие, жажда славы (уж распиарился так распиарился — выкинут из Высшего совета «Гражданской силы», поссорился со спонсорами, беспрерывно судится). Третья версия — все так и есть, и нашелся единственный смелый человек, чтобы в полный голос об этом сказать, идеально выбрав время и место (самый канун думских выборов). Насколько Шварцман точен в деталях, эксперты расходятся: одни «очень осведомленные источники» важно шепчут, что он не рассказал и десятой доли творящихся в экономике ужасов, другие пожимают плечами и указывают на десятки фактических несоответствий. «Еще и Варенникова приплел, который ни сном ни духом»… Важно, однако, не то, насколько он прав или честен: общественное сознание воспринимает только то, к чему подспудно готово. Истина почти никогда не бывает убедительна — поди кому-нибудь докажи, что Годунов не убивал Димитрия, а ФСБ не взрывало Россию. Российская атмосфера 2007 года не могла не породить версии вроде шварцмановской. Когда в стране очень сильно воняет — естественно предположить, что какая-то в державе датской гниль. Можно сколько угодно доказывать обратное — запах красноречивее аргументов.
И потому у меня есть свой — пусть абсурдный, но единственный — ответ на вопрос, кем все-таки является Шварцман. Думаю, это несостоявшийся писатель или, по крайней мере, исключительно талантливый пиарщик. Только бес литературы, сильнейший из демонов, заставляет человека в ущерб себе, без повода, без выгоды говорить то, за что его впоследствии отовсюду погонят и потащат в суд. Но не сказать он не может — потому что ТАК ВИДИТ. Неважно, насколько реальность соответствует его представлениям: важно, что она на них похожа. Не думаю, что Шварцман реально осведомлен о реприватизационных замыслах Кремля: люди, посвященные в них, достаточно владеют собой, чтобы не дать такого интервью даже под сывороткой правды. Скорее, перед нами исключительно одаренный самозванец, нашедший яркие и точные слова для выражения того, о чем думают все. Как обстоит дело в действительности — уже неважно. Важно, что оно так выглядит — и это само по себе приговор российской реальности.
Я не думаю, что у Шварцмана есть теперь какие-то финансовые или венчурные перспективы. Да и мало я в этом понимаю, на самом-то деле. Но в литературе я понимаю, и потому от души рекомендую ему поискать себя в этой области. Храбрости у него хватает, с языковым чутьем все в порядке.
Прощание с Византией
Научно-популярный фильм архимандрита Тихона (Шевкунова) «Гибель империи. Византийский урок» породил серьезные споры в Интернете, а также несколько полувнятных рецензий в бумажной прессе. Одни историки недовольны, другие — поближе к власти — уверяют, что фильм о. Тихона стал первым серьезным идеологическим высказыванием сначала нулевых претензией на новую концепцию истории. Не вызывают сомнения лишь два тезиса, на которых сходятся все: 1. Россия — дочь Византии, ее прямая наследница, исторические аналогии многочисленны и красноречивы; 2. Идеологическая доктрина о. Тихона сводится к тезисам о том, что Византия погибла из-за кризиса веры — и тлетворного влияния Запада.
Всякая империя гибнет по одним и тем же причинам: иссякает заряд (хотите, назовите его пассионарным, хотите — идеологическим или религиозным), заставлявший ее граждан жертвовать собой ради экспансии державы. Ни одна идея не может вечно подвигать население на героизм: нужно ее модифицировать, модернизировать, иногда попросту менять. Рим, Византия, Британия, СССР распадались и портились по одному и тому же сценарию: бунты на окраинах, деградация элиты, замена креативного отношения к идеологии репрессивно-охранительным, при котором умных, даже и лояльных, затыкают уже на дальних подступах к власти. Начинается отрицательная селекция, неадекватные ответы на внешние вызовы, культ великого прошлого при более чем бледном настоящем. Цветет коррупция, неостановимо формируется культ гедонизма и потребительства, и никакое насилие уже не может мобилизовать страну на то, чтобы с прежней страстью затягивать пояса и покорять соседей. Это набор традиционных, хорошо известных симптомов, в империях никогда не бывает иначе, и надеяться, что возможен другой сценарий, так же наивно, как полагать, будто по достижении семидесяти лет процессы старения организма внезапно прекращаются и разворачиваются в сторону омоложения.
О том, что такое ориентация на Запад и кризис веры (это, по о. Тихону, две главные причины гибели Византии и две главные угрозы России), следует сказать прямо. Вера в современной русской государственной идеологии (по крайней мере, в той ее версии, какую предлагают Сретенское подворье и журнал «Русский дом») — это бесконечная вера в то, что начальство никогда не ошибается, а народ всегда перед ним виноват. К религии это имеет весьма касательное отношение — просто Господь, согласно этой мифологии, ничем не отличается от начальника или, если хотите, всемогущего пахана. Ему все можно, а любое милосердие он рассматривает как признак слабости. Кризисом веры, по той же идеологии, называется ситуация, когда людей перестает устраивать вранье, когда им надоедает молчать и когда любое распоряжение власти перестает представляться им априорной истиной в последней инстанции. Тлетворное же влияние Запада заключается в том, что люди начинают оглядываться на заграничный образ жизни и позволять себе мечты о безопасности и правах, тогда как истинное предназначение народа заключается в максимальном послушании и одобрительном молчании. Вот и вся идеология суверенитета и державности, и совершенно не понятно, при чем тут христианство. Византийский урок заключается не в том, что население империи утратило веру и неразрывно связанное с нею величие, а в том, что власть продолжала врать, бюрократия — торговать, а священство — объявлять ересью любую живую мысль. Именно поэтому там, где прежде была св. София, ныне размещается одна из крупнейших мечетей Стамбула. Лично я горячо мечтаю о времени, когда над Айя-Софией опять воссияет православный крест. Но боюсь, что с такими пропагандистами, как авторы «Византийского урока», дай Бог, удержать храм Христа Спасителя.
Новый суверенитет
Уходящего президента следует провожать добрым словом, а уходящего в соответствии с законом при
