полетел — и там нет, а много надо было, очень много. Вдруг слышно: в Баку есть. Летим в Баку… Купили! И там идём — нас ОБХСС задержало, что, мол, несём, откуда… Вот какая страна! А потом работал я в Кузнецке, журналистом…
— А кем теперь работаете?
— Никем! Вот крестьянствую. Возил помидоры на базар в Ахалцихе,
в Грузию. Поэтому и заднее сиденье снял — всё помидорами завалил, это 800–900 килограмм. Это сколько труда ушло, посчитай. День собирали с женой, сортировали, вечером выехали. В Ахалцихе уже утром. Три дня торговали, и сегодня домой — четыре дня мы с женой работали, считай! А получили всего 100 долларов. Выручка, конечно, больше, ну 250 — но это таможня, это дорога, поборы, местная милиция стоит — даже без палочки: дай лари! И 150 долларов ушло на эти расходы. А у меня дочка в университете учится, в Ереване, обучение триста долларов стоит за год, а здесь это очень большие деньги.
Армения
..Вот уже и таможня. Володя вышел из машины, перекинулся парой слов с таможенниками, и те, даже не проверив наши с Владом паспорта, пропустили машину в Армению. Едем дальше.
Проехали Ашоцк (он теперь называется Гукасян). Остановились у источника.
Рядом остановилась старая горбатая «Волга» — в ней ехала
Володина жена и ещё какой-то человек. «Волга» всю дорогу шла сзади. Откуда-то появился кофе — в маленьких чашечках, густой, как смола (наверное, у водителя был термос с кипятком). Я с удовольствием запил водой это питие.
— А это фонтан, источник. У нас их много. Вот в Азербайджане пробурят скважину, идёт нефть, её весь мир покупает. А у нас пробурят скважину, идёт вода, никто её не покупает… Вот… Хорошая вода.
На закате солнца проезжаем Ленинакан.
— Сейчас будет Гюмри, раньше назывался Ленинакан… Здесь, и в Спитаке, самые большие разрушения были, после землетрясения, в декабре 1988 года. Самые большие жертвы были. Все приезжали, Горбачёв приезжал, весь мир приезжал: отстроим! А люди до сих пор в бараках живут и в вагончиках. Одни дома, что больше всего разрушились и опасны, их посносили. А которые слегка разрушились, до сих пор стоят, вот увидите; но жить в них всё равно нельзя.
(Ленинакан через девять лет после землетрясения. Развалины, пустые стены — без домов. Часть отстроили заново. В некоторых домах живут только на первом этаже, а верхние этажи — руины. Многие до сих пор, действительно, живут в бараках и вагончиках. Уцелели некоторые здания, построенные ещё при царе. Я решил не фотографировать.)
Наступил вечер.
— В Октемберяне, он сейчас Армавир, я сворачиваю — едем ко мне, переночуете. Если у вас на карте есть — совсем близко от Еревана, Маркара, прямо на границе с Турцией. Оттуда автобус до Еревана ходит.
— Маркара? А это не погранзона?
— А вы откуда знаете? Да, до 1982 года у нас была погранзона. Всем, даже родственникам, кто приезжал, нужен был специальный пропуск. А если свадьба или похороны, какие проблемы были! Как всем сразу пропуск оформить? Очень долго добивались, и наконец в 1982 году в Маркаре и ещё в одном соседнем селе сняли режим. С тех пор свободно. И вообще сейчас все погранзоны открыли… А завтра на автобусе до Еревана доедете.
И вот мы в гостях. Володя и его жена угощают нас арбузом, дыней, сыром, лепёшками, виноградом, грушами и прочими продуктами сельского хозяйства. Всё своё. Араратская долина — единственное место в Армении, где можно выращивать фрукты: остальная часть страны — горы. Наполнившись рассказами хозяина, мы укладываемся спать в отведённой нам комнате.
Утром встали довольно рано, но хозяева поднялись ещё раньше. Позавтракали. Хозяин предложил:
— А хотите, я вам Турцию покажу?
— Давайте, — согласились мы, недоумевая.
— Пошли, вот, с крыши моего дома видна! — и мы поднялись на крышу. Всё село — каменные полутораэтажные дома, огороды, виднелись слева, а справа между нашим домом и границей проходил только один ряд домов. За ними сразу, метрах в двухстах, была граница: контрольно-следовая полоса, вышки, речка, — а вдалеке снежная вершина Арарата.
— Ходят, охраняют, патруль каждый час проходит. Колючая проволока, всё, как положено, Государственная Граница Эс-эс-эс-эр. А турки почти не охраняют. Раз в день, может, пройдёт, с винтовкой на плече.
— А сфотографировать можно?
— Сейчас можно. Раньше кто бы увидел, что я тут на крыше стою и показываю в направлении границы, приехали бы, и меня и вас посадили… Сейчас можно.
— А в Турцию из Армении проехать или пройти можно?
— В Турцию — нельзя. Дорога есть, но пройти нельзя. Только один раз было. Когда только Советский Союз развалился, границу плохо охраняли. И здесь, в Маркаре и в соседних сёлах, армяне сломали границу.
Весь скот, какой был в этих сёлах, перегнали через границу и тут же продали туркам. За доллары. Месяц примерно границы не было, а потом опять восстановили.
Настало время нам отправляться в Ереван. Автобус Маркара—Ереван ходит четыре раза в день. На дорогу нам дают огромный пакет фруктов. Спасибо!
До автобусной остановки метров триста, Володя повёз нас на своей старой машине. Автобусная остановка — пыльная деревенская площадь, двухэтажный каменный облезлый дом — бывший райком, наверное. В тени этого райкома сидят, ждут автобуса человек шесть местных жителей — все мужчины. Мы сразу привлекли их внимание, им интересно всё: как мы путешествуем, едим, ночуем, какой мы нации, как сейчас живётся в России… Часть жителей не понимают по-русски, и понимающие переводят им. С опозданием подходит жёлтый автобус (как у нас в Москве, обычный «Икарус», только потрёпаный). Когда мы садимся, маркаринцы уговаривают водителя провезти нас без денег.
По дороге проезжали Эчмиадзин, старинный город со множеством храмов, построенных за последние 17 веков. Нас активно уговаривают выйти в Эчмиадзине, но мы отказываемся: поедем сюда позже, специально.
Минут сорок — и мы уже в Ереване.
Столица Армении в августе 1997 года
