взятки. Потом всё же 'наука победила', и спирт куда-то пропал. Наверное, провезли в Северную Осетию и переработали в водку.
Вторая статья осетинского экспорта — мандарины. Они попадают в Осетию из Аджарии. Там они идут почти за бесценок, а, перевалив Кавказ, дорожают почти вдвое. Цена на мандарины по ту сторону Кавказа, в Алагире, колеблется в зависимости от погоды. Пришло сообщение, что перевалы закрыты — цена тотчас растёт: все понимают, что подвоза новых сегодня не будет. Расчистили перевалы — мандарины дешевеют обратно.
…На въезде в Южную Осетию с меня как россиянина должны были взять 25 рублей въездного налога. Но шёл такой густой снег, что никто из таможенников и не высунулся из будки, чтобы посмотреть на облепленную белым снегом белую машинку с номерами 15RUS. Два северных осетина ехали в гости к южным.
Мы долго, осторожно спускались с перевала. По сторонам дороги стояли занесённые снегом грузовики. Кое-где виднелись машины колёсами вверх, потерявшие равновесие при спуске. Спустя бесконечно долгое время водители въехали в какую-то деревушку и спросили у меня:
— А ты осетынский пырог пробовал?
Обнаружив моё досадное упущение, водители притормозили у маленькой столовой. В крохотном помещении была печка, топившаяся дровами. Хозяйка непрерывно месила руками тесто, лепила пироги и ставила их в печь. Отогрелись, отъелись — спасибо водителям! — и к полуночи прибыли в Цхинвали.
С трудом отделавшись от предложений переночевать, я миновал пешком полуночный, тёмный, обледенелый город и добрался до уже известной мне трассы на Гори. Асфальт был покрыт тонкой корочкой льда. Дорога шла на подъём, и вскоре рядом со мной, идущим вверх, забуксовал новенький микроавтобус. Подталкивая его сзади, я помог водителю одолеть крутой подъём. Машина шла в Гори и провезла меня до автомобильной развязки на пересечении с трассой Тбилиси—Кутаиси—Батуми.
Над Грузией бушевала метель, какой не видели здесь уже многие годы. Идя по правой обочине дороги, я не видел левой обочины. В притрассовой заправочной, равно как и на посту ГАИ, на ночлег меня не вписали — испугались, наверное. До города было далеко, и я решил дождаться какой-нибудь машины, которая бы вывезла меня из царства метели куда-нибудь в Кутаиси, на тёплую вписку.
Редкий сумасшедший отправится в путь на своей машине в ночь в такую погоду, но мне повезло. Два грузина на своей новой иномарке, купленной, по их словам, всего неделю назад, ехали «испытывать» покупку. Машина была скороходной, и в иную погоду мы были бы в Кутаиси часа в три ночи. Но погодные условия не способствовали нам. Вчера ещё в Грузии была почти по-летнему солнечная погода, а сейчас в свете фар не было видно ничего, кроме бесконечно валящегося снега. Гаишники на дорожных постах задерживали весь транспорт, но мои новые попутчики показывали свои важные удостоверения и — где быстро, где медленно — уговаривали пропустить их.
Мы были единственной машиной на дороге, взрезающей снежную целину. Встречных и обгоняющих не было вовсе. Не только я, но и сами водители не раз удивлялись, как им удаётся вычислять обочины и изгибы трассы.
В один прекрасный момент, когда в очередной раз видимость упала с двух метров до нуля, произошла авария. Я ударился головой о спинку переднего сиденья; грузины, вероятно, тоже во что-то ударились, так что я услышал поток русско-грузинских ругательств.
С трудом отворив двери, мы вышли наружу. Оказалось — машина ушла в левый кювет и сбила металлический дорожный знак — ограничитель скорости '40 км/час'. Машина лежала на брюхе, впечатавшись в снег и слякоть. Рядом валялись пластмассовые обломки, отвалившиеся при ударе.
Оглядевшись, мы поняли, что нам очень даже повезло. Левый кювет, в который мы угодили, был весьма неглубок. А вот справа от дороги, никак не огороженная, протекала в глубоком ущелье быстрая горная река, и свалиться туда было даже более вероятно…
Вытащить машину втроём не удалось. Размешивая под ногами снег и слякоть, долго выглядывали на трассе какого-нибудь другого сумасшедшего. Минут через двадцать мы дождались своего счастья: подъехала «Волга», полная народа, и ввосьмером нам удалось-таки выкатить нашу новенькую, но уже потрёпанную машинку.
Итак: когда мы достигли, наконец, Кутаиси, было уже светло, и вписываться на ночлег к водителям было как-то несвоевременно. Поэтому я продолжил своё путешествие и на попутном автобусе выбрался, наконец, на Черноморское побережье в городе Поти.
Только сейчас, после четырёхсуточной гонки наперегонки с погодными условиями, я наконец попал во влажный субтропический климат. Метели и гололёда не было и в помине — снег здесь, вероятно, вовсе не выпадал. На очередном попутном автобусе я прибыл в Батуми, тем самым завершив первый этап большого путешествия.
На территории всего бывшего Союза был только один-единственный город с реально субтропическим влажным климатом — это Батуми, столица Аджарской автономии в составе Грузии. Здесь никогда не залёживается снег; и сейчас, когда всего в нескольких часах езды отсюда бушевали метели, здесь, среди пальм и мандариновых садов, температура не опускалась ниже плюс десяти.
Мандариновые сады, покрывающие всё побережье и склоны окрестных гор, ныне являются почти единственным товаром, которого в городе хоть завались.
Здесь хотя и не было гражданской войны, как в Абхазии или Южной Осетии, но бедность и запустение тоже проникли сюда. Несколько лет назад подача электричества зимой снижалась до нескольких часов в день; сейчас положение улучшилось, но свет всё равно отключают ежедневно. Хлеб, овощи и крупы стоят столько же, сколько в России, если не дороже. Раньше, в советские годы, толпы курортников посещали город; сейчас их стало значительно меньше, и город обеднел.
Я отправился на поиски места, где должен был встретиться с остальными автостопщиками послезавтра. Мы назначили встречу на железнодорожном вокзале, но вот незадача: вокзал в центре города представлял собой развалины, а единственный поезд Тбилиси—Батуми завершал свой путь в семи километрах от центра города, на станции Махинджаури.
Станция Махинджаури представляла собой обычную платформу. Здания вокзала не было. Расспросив народ, я убедился, что это и есть искомое место, куда прибывают единственный поезд и электричка. Следов других автостопщиков ни на старом вокзале, ни здесь не было, и я решил заранее озаботиться ночлегом.
Крутой горный склон, поднимающийся над набережной, был засажен мандариновыми садами. Я сидел на этом склоне и смотрел на заходящее солнце, спускающееся в Чёрное море. Море блестело и совсем не казалось чёрным. Было бы неплохо поставить палатку где-нибудь среди этих дерев, но, к сожалению, здесь бродили разные личности, в том числе охраняющие сады. Пришлось спуститься и вернуться в сумеречный город, где вскоре меня приютили на ночлег сторожа, охранявшие большое, помпезное здание — судя по архитектуре, какой-нибудь университет или дворец культуры.
Следующий день был посвящён плотским удовольствиям: покупал и разъедал хлеб с мандаринами, а также спал на берегу моря, греясь под лучами февральского солнца. Когда же настал вечер, я направился опять на место нашей встречи, станцию Махинджаури, и поставил палатку на крыше какого-то пустого курортного кафе.
Место, где мы должны были встречаться, находилось в двадцати метрах подо мной. Как только рассвело, я собрал отсыревшую палатку и спустился вниз, на станцию, где уже стоял пришедший из Тбилиси утренний поезд.
В назначенный срок, в девять утра, на станции Махинджаури собралось семь человек. Как оказалось, первым в Батуми приехал Миша Кошелев. Он уже несколько дней бродил по городу и скучал. Вторым приехал
я, а затем — Саша Казанцев, Андрей Петров, Миша Венедиктов и Паша Марутенков. Чудеса скороходности проявил Костя Шулов: он выехал из Москвы в ночь на 4 февраля, всего двое суток добирался от Москвы до Батуми и прибыл сюда прямо к сегодняшнему утру.
