5. Бандиты. Бандитизм распространён в западном Судане, вдоль
ливийской и чадской границ и в западном Кордофане.
СУДАН — ОПАСНЫЕ ВЕЩИ
1. Комендантский час. Правительство Судана вводит комендантский
час, который строго соблюдается. Люди, обнаруженные на улицах в течение комендантского часа, подлежат аресту. Время комендантского часа периодически изменяется.
2. В Судане запрещено законом собираться более чем четырём
людям одновременно. Поэтому, например, играть в баскетбол здесь проблематично.
3. Проблемы с местными полицейскими. Путешественники должны зарегистрироваться в полиции в течение трёх дней после прибытия. Перед тем, как переехать в другое место, вы должны получить разрешение на это. На новом месте в течение 24 часов необходимо зарегистрироваться вновь. За этим строго следят. Но даже с правильными документами, очень вероятно, что вас задержат в пути.
4. Террористические тренировочные лагеря. Судан считается
очень опасным для западных путешественников из-за большого числа тренировочных баз террористов и исламских фундаменталистов. Они расположены в окрестностях Хартума, вдоль побережья и в других безымянных местах.'
Да и другие люди, даже наши соотечественники, с которыми мы общались, предостерегали нас от поездки в Судан.
— Нашли куда ехать! В Судан?! Это же страна беззакония! Даже наши самолёты её облетают! — так восклицал уважаемый доктор из Института тропической медицины.
— В Судане много лет идёт гражданская война. На юге свирепствуют люди полковника Гаранга, вас они просто кастрируют; на севере — войска генерала аль-Башира. Здесь с вас будут срезать кожу лоскутками и заставят её есть, — утверждал другой авторитетный источник.
Суданский климат и болезни издревле отпугивали путешественников. Брэм писал:
«Климат Хартума несомненно один из самых нездоровых на свете. Было вычислено, что 80 процентов европейцев, вынужденных жить много лет сряду в Хартуме, умирают в течение этого времени… Климат Судана губителен для всех: неграм он так же мало подходит, как и белым, туземца умерщвляет так же легко, как и пришельца. Болезни в Судане развиваются так быстро, что часто в несколько часов кончаются смертью.»
Мы же, со справками АВП в кармане и оптимизмом в голове, на шестидесятый день путешествия шли по темнеющим улицам Омдурмана и искали место для ночлега. Какая регистрация, какие пермиты, где комендантский час? Где террористические лагеря? Да и угощали нас все последние дни не собственной кожей, а чем-то более вкусным.
Андрей, увидев группу молодых людей у каких-то ворот, решил попросить у них чай. Молодые люди, разумеется, не бросились нас кастрировать или отрезать кожу, а с удовольствием пригласили во двор, освещённый тусклым электрическим светом. Там стояло несколько деревянных лежаков, мы присели. Ребят было человек десять, им было, вероятно, по 18–20 лет. Один из них носил зелёную тюбетейку; как нам объяснили, он был молодым муэдзином. Вероятно, все тусующиеся в этом дворе были учащимися медресе, и поэтому они завели с нами беседу на мусульманскую тему.
«Вот, видишь, я Black (чёрный) — показывал нам свою руку один из ребят. А ты Blue (голубой; он имел в виду белый). А Аллах — он показал на небо — один для всех, для тебя и для меня.»
«Иса (Иисус) — Мессия, святой, но не Аллах. Аллах — один. Для меня и для тебя, один и тот же.»
Пока нас просвещали, оказалось, что во дворе имеется душ. Мы сходили и помылись — по очереди, пока прочие беседовали. Хорошо в цивилизованном городе! Принесли чай.
«Тут рядом есть мечеть. Хотите переночевать в мечети?» — спросили нас.
Мы согласились, и после чая нас повели на ночлег в мечеть, которая оказалась больше, чем мечетью, — настоящим мусульманским монастырём. Его здания выделялись на фоне одноэтажного глиняного Омдурмана, напоминая чем-то Андрею космический корабль.
Мусульманский монастырь в Омдурмане принадлежал, по всей видимости, тем самым махдистам, что в прошлом веке отвоевали страну у англичан на целое десятилетие. Монастырь содержал в себе мечеть с огромным яйцеобразным куполом и другие здания, обнесённые большой капитальной стеной. Нас привели внутрь и ввели в одно из строений. В комнате, на полу, устланном коврами, сидели человек пятнадцать с бубнами, барабанами и другими музыкальными инструментами; они играли и пели свой религиозный гимн радости. Мне почему-то пришло на ум сравнение (прости, Аллах!) с кришнаитами. По сторонам комнаты стояли диванчики; мы разулись и сели. Люди продолжали играть и петь. Жаркий африканский воздух разгоняли вентиляторы под потолком. Комната была электрически освещена. Меня удивил такой синтез древнего и современного. Когда песни кончились, один из жителей этого монастыря занялся нами. Он был лет тридцати, высокого роста, в зелёном халате и тюбетейке, и, ко всем этим свойствам, оказался англоговорящим.
Перешли в другое помещение, расселись на коврах, и вскоре перед нами образовалось, конечно же, большое блюдо-поднос, заставленный мясным, бульонным, «сопливым», тыквенным и, вероятно, соевым кушаньями, хлебом и запивательной водой.
Из разговора выяснилось, что люди и впрямь уходят в этот монастырь навсегда, посвящая жизнь Богу. Способами приближения к Богу здесь служат молитвы, игра на музыкальных инструментах, танец, проповедничество и благотворительная деятельность по подкормке и вписке всяческих, подобных нам, автостопщиков.
Укормленные буквально до отвала, мы помышляли о сне. Комната, в которой мы легли спать, была, как и пищевая комната, снабжена коврами и вентиляторами. Сии вентиляторы вяло перемешивали воздух в комнате; нам было непривычно жарко и душно после свежего воздуха пустыни. Всю ночь в комнате, где мы спали, шелестел какой-то человек, бормотал свои молитвы и перебирал чётки.
Мы поднялись, по привычке, с рассветом. Наших друзей, вчера приведших нас в монастырь, не было видно; вчерашний человек в зелёном халате тоже был не знаю где. Умылись и, не задерживаясь, отправились в Хартум — ведь именно там, у стен российского посольства, должна была произойти наша встреча с Шуловым, а до посольства ещё дойти надо.
Потихоньку глиняные кварталы и пыльные улочки сменились более современными домами и асфальтовой дорогой. Мы шли и шли, а на вопросы «где Нил?» или «Где Хартум?» нам непременно показывали вперёд. Под руководством Вовки мы занялись городским автостопом. Первая же застопленная нами «бокаси» повезла нас четверых, безо всяких денег. Омдурман оказался немаленьким городом: а что вы хотите, если миллион человек живут здесь в одноэтажных домах?
Вот и мост через Белый Нил. Капитальный, четырёхрядный. Нил такой же широкий, как и в Каире. Вдали строится новый автомобильный мост с изгибом. Кстати: помимо столицы, нигде в Судане мостов через главную реку пока нет.
Хартум — пустынный и бедный город — предстал перед нами. Наполненный обшарпанными бетонными зданиями, как правило, в 1-2-3 этажа, возможно, ещё английской постройки. Пока шли через центр города, успели наворчать друг на друга. Следуя карте, пересекли железную дорогу и легко уехали автостопом в нужный квартал Аль-Амарат.
— Мумкен ат-тахузни ат-тарик иля Аль-Амарат, шарья хамса? (Можно подвозиться по дороге в сторону Аль-Амарата, 5-й улицы?)
— Сафара русие? (русское посольство?) — угадал водитель.
Нас довезли до самых ворот российского посольства, которое оказалось совсем маленьким. Термометр
